Я положил кассету в карман. Вышел из кафе и подошел к амбалу, который светился перед входом.

— Сколько тебе надо? — спросил он на нечистом английском, даже не взглянув в мою сторону.

Если честно — я не хотел кокаина. Я все слушался непонятных правил моего английского прошлого, которые сам себе поставил. Но в Мексике надо служить мексиканской идее. Мне казалось, английские друзья не простили бы мне, узнай они, что я был в Мексике и не отоварился кокаином.

— Слышал, у вас тут в Мексике дешевый кокаин, — проговорил я опробованную фразу. — Даже в России утверждают, что он у вас тут высшего качества.

— Деньги сейчас отдашь мне, — лениво перебил меня наркоделец. — А чувак за углом передаст тебе дозу.

Он оборвал себя на полуслове и начал уходить в переулок. Я увидел, как он бросил на землю мешочек с белым, который так и остался лежать посередине улицы. Два копа в черных фуражках с желтыми звездами следовали за парнем. Наркоделец уходил в переулок. Копы шли за ним. Пакетик, по всей видимости, они не заметили.

Какое-то время я стоял в нескольких шагах от него. Потом я будто со стороны увидел, как с пакетом в руке несусь прочь от кафе. Я знал, что меня никто не преследует, но мне было так же страшно, как будто за мной гналось жуткое чудище. На центральной площади городка перед собором я увидел Эстер. Она сидела, свесив голые ноги в воду фонтанного бассейна. Салих устроился рядом. Эстер чем-то походила на скульптуру католической святой у фонтана. Только гораздо более сексуальная.

Одного брошенного на меня взгляда было достаточно, чтобы она увидела, в каком я состоянии.

— Едем домой, — сдержанно произнесла она. Она словно советовалась с Салихом. — Он совсем плох, — обратилась она к нему.

Машина неслась в сторону американской границы. Ехали молча, в салоне была напряженная атмосфера, и причиной этому был я. Я был виноват перед всеми в том, что мне плохо.

— Послушаем музыку? — предложила, наконец, Эстер, чтобы хоть как-то разрядить напряжение.

— У меня есть что послушать, — сказал я и вставил в магнитофон на приборной панели кассету.

— Эстер, — раздался мой голос из колонок. — Если ты все-таки решишь уйти от меня, я хочу попросить тебя об одной вещи: не уходи окончательно! Если ты не хочешь, чтобы мы были любовниками, позволь мне просто быть в одном с тобой пространстве.

— Выключи этот ужас! — приказала Эстер бесцветным голосом.

— Если хочешь, я стану тебе братом, другом, хоть компаньоном, — слушали мы. — Видишь, я готов просить у тебя милостыню. Какая у нищего может быть гордость — верно, милая?

— Выключи! — крикнула Эстер. — Фак, это невозможно выдержать! — Она сменила скорость так резко, что коробка передач пронзительно заскрежетала.

Мы подъезжали к границе. Настроение в машине было одновременно напряженное и подавленное. Я увидел, как пограничник в военной форме и с овчаркой направляется к нашей машине. Вдруг я вспомнил про кокаин и запаниковал.

— Бейби, у меня тут это, — я взмахнул в воздухе пакетиком, готовый выкинуть его в окно на глазах у пограничника. — Я наткнулся на эту штуку. На земле валялась.

— Черт возьми, Миша! — выдавила из себя Эстер еле слышным, остервенелым шепотом. — Не могу поверить! Давай сюда!

Я передал ей мешочек. Пограничник уже почти поравнялся с машиной.

— Что ты собираешься с этим делать, милая? — спросил я преувеличенно небрежным тоном.

Таможенник подошел к нам и приставил ладонь к виску.

— Комо эстас? — обратилась к нему Эстер по-испански. — Как мистер поживает сегодня? — Она низко пригнулась, ища документы. На какое-то мгновение ее голова скрылась.

— Мисс? — позвал таможенник подозрительно вежливым голосом.

Эстер вынырнула и повернулась к нему с приветливой улыбкой.

— Я здесь, мистер, — весело сказала она. — Все в порядке. — Она протянула документы.

Он посмотрел на паспорт Эстер, на мою и Салиха зеленые карты. Потом попросил у Эстер права.

— Приятно иметь дело с профессионалами, — пошутила она. — Классно выполняете свои обязанности, мистер.

Тот приложил руку к виску.

— Удачи, мисс.

Мы подъехали к американскому посту. Эстер улыбнулась пограничнику.

— Видите, как ненадолго мы смотались из Штатов. У меня отношение к Америке, как к своему ребенку, который может гадко себя вести и приносить из школы двойки, но ни на какого другого его не променяешь.

Хмурый янки мельком взглянул на паспорт Эстер и сухим кивком велел нам ехать. Довольно продолжительное время мы неслись в молчании. Я не решался спросить про кокаин. Перед глазами еще стояла овчарка, которая обнюхивала дверь нашей машины на границе. Но когда наконец понял, что все позади, заорал:

— Не могу поверить! Ублюдки даже не заподозрили! Где он лежал это время?

— Ты когда-то рассказал про специально нанятых женщин, которые провозят наркоту между ног? Примерно это я сейчас и сделала.

— Примерно? — вопил я. — Ни хрена себе примерно! Ты что, провезла коку в промежности, как те гангста-девки?!

Эстер вспылила.

— Ты на меня навлек это! — крикнула она. — Не ожидала, что когда-нибудь такое выкину! Я устала постоянно играть в твоей пьесе, Миша! Пусть тебе сейчас несладко, но мне действительно больше не под силу тебя опекать!

Мы ехали молча.

— Теперь, — прервал я тишину, — может, отдашь коку?

Эстер, пораженная, уставилась на меня.

— Ты что, с ума сошел? — спросила в растерянности.

— На кой тебе эта химия? Зачем тебе?

— А ты как думаешь, зачем?

Я вдруг почувствовал злость от беспомощности перед ними двумя.

— Знаешь, что про тебя говорила Эстер? — обратился я к Салиху. — Что ты шикарный, но порочный. Что у тебя есть темные стороны и нечистая душа. Это она не хотела с тобой дружить.

— Эстер имеет право говорить все, что сочтет нужным, — ответил Салих с достоинством. — Я тебе не советовал бы говорить подобные вещи, Миша. Зря ты затеял эту игру, Майкл. Себя в первую очередь компрометируешь.

Эстер остановила машину у заправки, сказала:

— Схожу в туалет.

Я обратился к ее затылку:

— Я с тобой. Можно?

Она шла впереди, не произнося ни слова. Я не знал, зачем за ней увязался, но дошел до самой будки. Она заперлась изнутри. Я стоял снаружи.

— Прости меня, — сказал я двери. — У меня давно все вверх ногами, а как приехал в Калифорнию, вообще — полный тупик. Лбом в дверь.

Мимо нас проходила мама с маленькой дочкой, я невольно улыбнулся им. Девочка помахала мне рукой.

— С кем разговариваешь?

Я кивнул в сторону уборной.

— Я виноват пред ней, вот и извиняюсь.

Девочка показывала на меня пальцем.

— Мама, какой смешной! Разговаривает с дверью туалета!

Мать покосилась на меня и взяла девочку за руку.

— Пошли, Эйми. Нечего разговаривать непонятно с кем. — Я увидел у нее в руке пустую бумажную сумку с надписью «Плейнфилд».

— Это Плейнфилд? — спросил я. — Отсюда родом моя девушка. — («Это место так много для нее значит, — подумал я. — Вернее, для меня. Мы жили в Плейнфилде сразу после того, как познакомились. После Русской школы. Лучшее время в моей жизни. Даже если со мной случится что-то более замечательное, то новое уже не будет тем же самым».) — Слушайте, дайте мне этот пакет! — сказал я и шагнул к ней.

— Господи! — взвизгнула женщина. Она сунула мне сумку и торопливо увела дочку прочь. В этот момент дверь открылась, и Эстер вышла.

— А где кокаин? — быстро спросил я.

Она показала мешочек.

— Я не собираюсь ездить с этой штукой у себя между ног, какой бы гангста-шлюхой ты ни хотел меня видеть.

— Ты меня простила? Бейби, у меня кое-что для тебя есть. — Я протянул ей бумажную сумку. — «Плейнфилд». Раздобыл такое в Калифорнии, неплохо? Помнишь, как нам было в Плейнфилде? — Я попробовал взять Эстер за руку. — Давай вернемся туда? Все забудем, начнем жить, как жили тогда…

— Это Плейнфилд, Иллинойс, а не Вермонт, — насмешливо прочитала Эстер.