Я сжимаю руки в кулаки так, что ногти больно врезаются в ладони. Кажется, вот-вот пойдет кровь.

- Я обращаюсь к жителям Панема, гордо называющим себя мятежниками, повстанцами, - Сноу делает маленькую паузу, поджимая губы, пытаясь скрыть улыбку. – К тем, кто позволяет себе думать, будто власть Капитолия может быть сломлена. Сегодня утром при попытке штурма нашей столицы вы лишились сотни, тысячи своих людей. Куда вы пришли, опираясь на поступки своенравной девчонки, которую вы именуете символом восстания? И куда амбиции привели саму Сойку-пересмешницу?

Пока он говорит, камера медленно приближает лицо президента Сноу, которое затем вновь сменяется изображением герба Капитолия, вращающегося вокруг своей оси.

А потом на экране начинают мелькать кадры, снятые на уличные камеры наблюдения. Наш отряд стреляет по окнам на «радужной» улице. Лиг 2 подбирает листовку и подрывается на мине. Хомс, кривясь от боли, ползет к ловушке. Она срабатывает. Кровь, металл. Ужас на наших лицах. Мое лицо берут крупным планом. Изображение становится слегка зернистым из-за увеличения.

Появляется ядовитый газ. Мы пытаемся убежать, но зеленая дымка накрывает нас, словно одеялом. Изображение затемняется. Затем мы видим около двух десятков миротворцев, выстраивающихся в шеренгу на крыше здания, расположенного по соседству с многоквартирным домом, где мы скрывались. Они по команде начинают стрелять по окнам. Раздается взрыв. Источая языки пламени и клубы дыма, здание рушится, словно карточный домик.

А потом показывают уже развалины здания.

На фоне звучит грозный голос Сноу:

- Ваш символ уничтожен. Тела Китнисс Эвердин и Пита Мелларка будут найдены среди пепла. Они будут выставлены на главной площади Капитолия, как музейные экспонаты. Все смогут полюбоваться мертвыми подростками, взявшими на себя слишком серьезную роль.

На экране появляется наша с Питом общая фотография с интервью Цезаря во время Тура Победителей. Она загорается и рассыпается в пепел.

Черный экран.

- Я призываю всех мятежников сложить оружие. Вы проиграли эту войну.

Несколько секунд звучит тихое шипение, затем наступает тишина.

Я в ужасе не отвожу взгляда от экрана. Эту запись видел и слышал весь Панем. Не представляю что сейчас творится в Тринадцатом. Наши родные будут думать, будто только что видели нашу смерть. Прим, мама, Хеймитч, Хейзел, Энни…

- Мы официально мертвы, - говорит Гейл. – Значит нас не будут преследовать.

- Какое-то время, - кивает Финник. – Наши тела ищут. К завтрашнему дню они поймут, что мы все еще живы.

- Президент блефует, - произношу я. – Он рассчитывает на то же, что и мы. Если все поверят в нашу смерть, мятежники сдадутся. А когда поймут, что мы живы - не станут это афишировать.

- Сноу ошибается, - Пит качает головой. – Дело не в нашей с Китнисс смерти. Мы лишь лица, оболочка. Восстание движимо людьми, их чувствами. Никто не сложит оружия из-за смерти подростков. Пламя просто так не потушить.

Из телевизора снова раздается писк, но уже более тихий. Мы вновь поворачиваемся к экрану. Но там лишь начинают крутить повтор предыдущей передачи. Капитолий смакует нашу смерть.

Я хватаю с журнального столика пульт и жму на кнопку выключения. Напрасно. Срочные передачи находятся в режиме блокировки для управления, потому ее нельзя пропустить или просто выключить.

- Нужно найти какую-нибудь еду, - говорю я, со злостью бросая пульт обратно на столик.

Мы с Питом и Гейлом отправляемся на поиски провизии. Мессала объясняет нам где люди прячут здесь запасы. Оказывается, в Капитолийских квартирах есть хранилища, скрытые от посторонних глаз. Они могут находится за картинами, зеркалами, за фальшивыми вентиляционными отверстиями.

Обыскав каждый квадратный метр квартир на двух этажах, мы добываем около четырех десятков консервов, восемнадцать маленьких бутылок с минералкой и несколько коробок с печеньями.

Осматривая нашу добычу, сложенную кучкой на обеденном столе, я испытываю все больше отвращения к Капитолийцам. В то время, как жителям дистриктов приходилось голодать, мечтая хотя бы о черствой буханке хлеба, они, словно грызуны откладывали себе запасы.

Даже консервы у них похожи на деликатес. Аккуратные баночки с колечком на крышке. Каждая отличается по цвету, соответствующая одному блюду. Например, синяя – это рыбное филе в масляном соусе. Красная – каре ягненка. Аппетитное изображение блюда красуется на крышке.

Все наугад разбирают по несколько банок. Я уже собираюсь взять бефстроганов с белыми грибами, как Пит с улыбкой протягивает мне фиолетовую баночку. Мое любимое Капитолийское блюдо - баранина с черносливом.

Мы с Питом берем себе еще пару консервов, коробку печенья и устраиваемся на полу за диваном. По телевизору теперь показывают двух репортеров, которые, стоя на развалинах взорванного здания, обсуждают наши смерти, отпуская ехидные замечания по поводу нашего возраста и отсутствия лидерских навыков.

Аппетитная картинка на упаковке вызывает выделение слюны. Я с нетерпением дергаю за колечко, но оно отрывается от крышки, оставив банку закрытой.

- Откроешь? – я протягиваю ее Питу.

Он достает из кармана куртки нож и быстрым движением вскрывает консервы. Придвинувшись ближе, протягиваю ему раздобытую на кухне ложку.

Отправив в рот первый кусочек баранины, я словно возвращаюсь на нашу первую Арену. Теперь мне ее напоминает не только опасность, страх и смерть. Даже вкус стал тем же.

Быстро расправившись с половиной запасов, мы складываем остальное в рюкзаки Кастора и Мессалы, выкинув оттуда несколько дымовых шашек и косметические принадлежности.

Вечернее солнце начинает закатываться за горизонт, заливая гостиную приятным оранжевым светом.

Финник бросает на стол пустую пачку от печенья.

- Каков наш следующий шаг? – он опирается на стену, скрещивая руки на груди.

Я тру глаза пальцами. Больше всего мне сейчас хочется закрыться вместе с Питом в одной из спален и уснуть в его объятиях на несколько часов.

Боггс произносит в голо команду и нажимает пару кнопок. Через пару секунд перед нашими глазами уже мигают многочисленные разноцветные огоньки.

- Чем дальше мы продвигаемся, тем больше становится ловушек, - произносит Джексон.

- Значит, улица для нас больше не вариант, - Гейл опирается руками на стол, всматриваясь в систему ловушек. – Мы не сможем пройти, не зацепив хотя бы одну. И тогда все пропало.

- Через крыши тоже не выйдет, - кивает Митчелл.

Оставаться на месте мы не можем. Назад - нельзя. Вперед - тоже. По верхам не получится. Выход лишь один.

Боггс касается края голограммы и легким движением меняет изображение. Светящиеся проекции зданий исчезают, сменяясь длинным туннелем с ответвлениями. Теперь на карте остаются лишь четыре огонька, обозначающих ловушки.

- Остается только подземелье, - произносит Боггс.

Скрыв следы нашего присутствия в этой квартире, мы запираем ее и спускаемся в подвал. Как показало голо, в подземные туннели можно спуститься через люк в бойлерном помещении.

Лиг аккуратно взламывает замок. Пробираясь через множество труб, Крессида обжигает правую руку об одну из них. Приходится задержаться, чтобы обработать ожог мазью и наложить повязку.

Митчелл открывает створки люка и, включив фонарик, направляет свет вниз.

- Тут очень узкий проход, - говорит он, щурясь. – Я не вижу куда он ведет.

В нос ударяет неприятный запах канализации и сырости.

Все начинают спускаться вниз. Больше всего времени занимает спуск операторов с их громоздким оборудованием.

Проход и вправду оказывается достаточно узким. Боггсу с его широкими плечами приходится пробираться в пол-оборота.

Пол под ногами влажный и скользкий. С потолка то и дело капает вода. Запах канализации становится все сильнее. Вдалеке слышится шум воды.

Спустя пятьдесят метров проход становится шире и наконец заканчивается высокой аркой, ведущей в основное ответвление подземки.