Китнисс не поднимает на меня глаза, даже когда я укладываю ее в кровать. Наверное, она ждала, что я произнесу свое признание в ответ, но я упорно молчу, а она не переспрашивает.

Мы засыпаем, крепко обнявшись, и мне кажется, в какой-то момент влага на моей шее становится теплой. Китнисс плачет: беззвучно, искренне, но я делаю вид, что не замечаю этого. Между нами и так слишком много лжи, чтобы добавлять новую.

Просыпаюсь от странных раскатов громкого звука. Чем-то похоже на гром, только на окнах нет ни капли дождя. Темнота ночи озаряется слабыми вспышками света вдалеке. Вспоминаю, что в городе праздник: капитолийцы любят гулять с размахом и до утра.

– Фейерверки, – бурчу я, потягиваясь на своем месте.

Жена сопит рядом, обнимая во сне живот. Накрываю ее руку своей, сплетаю наши пальцы. От моего движения Китнисс просыпается и, зевнув, поднимает голову.

– Привет, – говорит она, а я улыбаюсь.

– Виделись уже, – шепчу я.

Облизываю губы и тянусь к ней за поцелуем. Сойка не ожидала этого, мгновение она не отвечает, но потом все-таки открывает губы, пуская меня к себе. Мы снова целуемся, снова гладим друг друга. Нежность перерастает в страсть, ласковый свет взаимного влечения освещает нам путь.

Мы все делаем очень аккуратно, растягивая каждое мгновение, которое отмерила нам судьба. Я не перестаю шептать ее имя, а она, выгибаясь навстречу, ласково шепчет мое…

Рассвет находит нас обнявшимися и счастливыми. Я сплю, положив голову ей на плечо, а Китнисс обнимает меня, зарывшись рукой в мои волосы. Открываю глаза, бросаю взгляд на часы: полпятого утра, однако из коридора отчетливо слышатся топот множества ног и гул десятков голосов.

Высвобождаюсь из объятий Китнисс, стараясь не разбудить ее, и, надев штаны, выхожу из комнаты. Меня удивляет, что безгласые покинули свой пост, а вместе с ними и миротворцы привычно дежурившие возле лифта.

Шум доносится с лестницы, и я, не раздумывая, спешу выяснить причину. Едва я оказываюсь возле спуска, навстречу мне выскакивает миротворец, с разбега врезаясь в меня.

– Что происходит? – взволнованно спрашиваю я.

– Война закончится сегодня ночью, – загадочно отвечает солдат. – Капитолий падет.

Меня передергивает от слов миротворца – он несет откровенную чушь. Отмахиваюсь от него и делаю шаг вперед, но тяжелая рука ложится мне на плечо.

– Тебе придется задержаться, Мелларк, – произносит миротворец, и до меня внезапно доходит, что я знаю этот голос.

– Сними шлем, – резко говорю я.

Медленными движениями, будто издеваясь, мужчина стягивает шлем, до сих пор скрывающий его лицо, и у меня сердце уходит в пятки.

Гейл Хоторн собственной персоной.

Осознание беды обрушивается на меня, как лавина: одномоментно и беспощадно. Мне хватает минуты, чтобы детали сегодняшней ночи сложились в голове: праздник – это отличное прикрытие для мятежников. Раскаты грома это не фейерверк, а взрывы в центре города. Топот ног в коридоре – повстанцы во Дворце. Охотник, стоящий передо мной, – угроза для Китнисс…

С лестницы доносятся новые шаги – к нам спешит подмога Хоторну. От волнения перехватывает дыхание, но счет идет на минуты, действовать надо быстро. Знаю, что Гейл внимательно наблюдает за мной, и все-таки надеюсь на удачу: резко бросаюсь назад, в сторону спальни.

Охотник реагирует мгновенно, кидаясь следом. Почти сразу я понимаю, что моя игра проиграна: двери комнаты распахнуты, а на пороге стоит человек в мундире Тринадцатого. Я не сдаюсь – продолжаю движение вперед. Со спины на меня наскакивает Гейл и валит на пол, прижав своим телом. Сердце готово выпрыгнуть из груди: я должен добраться до жены, я не позволю им снова забрать ее у меня!

Между мной и Хоторном завязывается драка. Я, вывернувшись, бью его кулаком в челюсть, а он, в свою очередь, хватает меня за грудки и, приподняв, со всего маха бьет головой об пол. Искры летят из глаз и наворачиваются слезы, но я снова наношу удары – один за другим, хаотичные и не особо сильные.

Подоспевшая подмога повстанцев помогает Хоторну поднять меня на ноги и связать мне руки за спиной. Из носа течет кровь, мне трудно дышать, но я снова дергаюсь в сторону спальни, когда один из мятежников выводит оттуда упирающуюся Китнисс.

– Не трогайте мою жену, сволочи! – ору я, отплевываясь кровью, и из последних сил пытаюсь вырваться из рук, удерживающих меня.

– Пит! – заметив меня, начинает кричать Китнисс. – Пит! Пустите его! Гейл!..

Охотник вздрагивает, когда слышит свое имя, и только теперь отводит от меня ошарашенный взгляд.

– Все в порядке, Китнисс, – выкрикивает Хоторн, обращаясь к Сойке. – Преемника Президента-тирана схватили. Он предатель, и это карается смертью…

Последние слова Гейл произносит тише, они только для меня, не для Китнисс.

Мы испепеляем друг друга взглядом, а Сойка в конце коридора не перестает кричать.

– В темницу его, – отдает приказ Хоторн. – И посмотрим, доживет ли он до следующего утра…

добавилось очередное предупреждение….

Оставляйте отзывы и жмите “нравится” - порадуйте автора :)

========== Глава 31 ==========

Комментарий к Глава 31

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

– Китнисс! – я кричу, срывая голос. – Не трогайте ее!

В ответ до меня доносится ее крик, ее зов, но я ничего не могу сделать: два солдата-мятежника тащат меня прочь. Ноги заплетаются, путаются, я чуть не падаю на одной из ступеней, так что буквально повисаю в воздухе, удерживаемый своими конвоирами.

Пока мы перемещаемся по Дворцу, я могу видеть трупы безгласых и нескольких миротворцев, безвольно лежащих то там, то тут. Некогда красивые, декорированные красным деревом стены во многих местах испорчены следами от пуль, кое-где тлеют занавески и дымятся ковры. И кругом мятежники: с каждым этажом, что мы проходим, их становится все больше. Они снуют туда-сюда по Дворцу, топчут грязными ботинками полированный пол, не глядя наступая в лужи крови.

На первом этаже, недалеко от лифта, ведущего на уровень с камерами, я вижу человек шесть миротворцев, расставленных вдоль одной из стен. С удивлением отмечаю про себя, что стена похожа на решето: вся испещрена автоматной очередью, а на миротворцах нет шлемов и защитных жилетов.

Одного из них я знаю – Мастерс. Я перехватываю взгляд Главы миротворцев и, кажется, читаю в нем сожаление, а его губы, готов поклясться, шепчут: «Мне жаль». Потрясенный тем, что уже видел, я не сразу соображаю, что творится сейчас. Только отрывистый крик командира мятежников: «Огонь!», раскрывает передо мной весь ужас ситуации.

Оглушающая череда выстрелов, и на груди миротворцев, стоящих у стены, расползаются кровавые пятна. Охнув, Мастерс валится на пол, а сверху на нем оказывается еще одно, уже бездыханное, тело.

Я рвусь из рук мятежников, удерживающих меня, заклинаю повстанцев прекратить убийства, но все бестолку: я оказываюсь в лифте, который приближает меня к возвращению в темницу. Странно, но прямо сейчас я не боюсь за себя – пусть делают что хотят, и пусть Хоторн прав – я вряд ли доживу до следующего утра, но я не хочу чтобы гибли люди!

Меня ведут по уже знакомым петляющим коридорам подземелья и, открыв одну из камер, заталкивают в нее. Тяжелая металлическая дверь со скрипом закрывается, и я остаюсь один в кромешной темноте. Очевидно, в спешке мои сопровождающие забыли зажечь свет, но выключатель находится на стене в коридоре, и я уже ничего не могу изменить.

На ощупь нахожу лежак, забираюсь на него с ногами и прижимаюсь спиной к стене. В камере оглушающая тишина. Абсолютная, угнетающая. Я слышу собственное дыхание. По коже ползет озноб – из одежды на мне только штаны. Майку я не догадался натянуть, когда выходил из спальни.

Минуты медленно сливаются в часы, но ничего не меняется: я совершенно один, голодный, продрогший и не имеющий представления, что же все-таки происходит наверху, во Дворце, и в городе в целом.

Я переживаю за Китнисс. Корю себя, разумом понимая, что мятежники вряд ли причинят вред своей Сойке-пересмешнице, но все-таки она снималась со мной в ролике и официально вышла за меня замуж. Пусть все это было сделано под давлением, и Китнисс сопротивлялась, как могла, но кто может точно сказать, какие мысли бродят в голове у Койн?