Я и Китнисс стоим возле высоких, почти вдвое выше нас, дверей, ведущих в кабинет Президента Сноу. Сжимаю в своей руке теплую, чуть влажную от волнения ладонь Китнисс. Провожу большим пальцем по тыльной стороне ее руки, надеясь успокоить свою девочку.
– Все будет хорошо, – говорю я ей, и Китнисс кивает, хотя, кажется, совершенно меня не слушает.
Ее взгляд туманен, мыслями Огненная девушка где-то за тысячи миль отсюда, и, признаюсь, мне снова больно от этого. Мы с ней пленники в Президентском дворце. С тех пор, как почти месяц назад я объявил во время интервью с Цезарем, что Китнисс беременна, наша жизнь перевернулась с ног на голову. Квартальную бойню отменили – моя выходка спасла жизни двадцати двум невинным людям. Двадцати двум, потому что двадцать третий и двадцать четвертый трибуты – несчастные влюбленные из Двенадцатого – свои жизни все-таки потеряли: теперь я и моя союзница - игрушки в руках Сноу.
Он, конечно, с самого начала знал, что никакого ребенка нет – буквально за день до интервью все трибуты прошли полный врачебный осмотр. Китнисс девственница, о беременности не может быть и речи. Однако у Сноу всегда есть крапленый туз в колоде… Я и Китнисс поженимся меньше, чем через четыре месяца. К тому моменту ее талия должна быть достаточно широкой, чтобы ни у кого не осталось сомнений – в нашей с ней семье ожидается пополнение.
Я навсегда запомнил ужас, отразившийся на любимом лице, когда Сноу посвятил нас в свой план. В тот момент мне казалось, что лучше бы уж было отправиться на Арену. Я бы умер, избавив Китнисс от необходимости терпеть меня рядом до конца наших дней.
За те три недели, что прошли со времени интервью, я и Китнисс живем в отдельной квартире в самом центре Капитолия. Предполагается, что у нас семейная идиллия – наконец-то мы можем наслаждаться друг другом, не опасаясь за свое будущее. Но нет. На деле наша жизнь стала похожа на плохо проработанную карикатуру: мы по-прежнему играем в любовь на людях и почти не разговариваем, оставшись наедине.
Китнисс закрылась от меня, воздвигла вокруг себя высоченную стену и не дает мне ни единого шанса заглянуть на ту сторону. Я ее не виню. Даже для меня, всю жизнь тайно мечтавшего о нашем с ней общем будущем, план Сноу оказался западней: не так представлял я нашу с Китнисс жизнь. Не в Капитолии и не под зорким контролем Президента. Что же до моей бывшей союзницы, то для нее я никогда не был предметом грез. Ее сердце осталось в двенадцатом в объятиях темноволосого шахтера.
Время стремительно утекает, а о беременности Китнисс вопрос даже не стоит – я не унижу ее домогательствами, хотя, судя по всему, это может стоить нам жизни. Хеймитч считает, что у нас нет выхода: Сноу требует ребенка, и мы или подчинимся, или наши родные будут расплачиваться за грехи «несчастных влюбленных».
Президент вызвал нас к себе в кабинет, прислав целый отряд миротворцев. Он ожидал, что мы окажем ярое сопротивление? До сих пор мы подчинялись во всем, кроме… необходимости скорейшего зачатия малыша. Высокая дверь раскрывается перед нами, и Китнисс крепче сжимает мою ладонь. В такие моменты я ей нужен – перед лицом Сноу ей опять нужен союзник, напарник, поддержка со стороны.
Президент сидит за широким столом из красного дерева, на котором идеальными стопками уложены бумаги – ни один лист не торчит в сторону, ни один уголок не замят. Кивком головы Сноу указывает мне и Китнисс на два кожаных кресла по другую сторону стола. Мы усаживаемся, но я не выпускаю руки Китнисс, и она не пытается освободиться.
– Доброе утро, мистер Мелларк. Мисс Эвердин, – ровным тоном говорит Президент. Воздух вокруг буквально пропитан душащим ароматом роз и еще чего-то, похожего на запах сгнившего мяса. – В очередной раз поздравляю Вас с грядущим светлым праздником – днем вашей свадьбы. Как самочувствие, мисс Эвердин? – спрашивает Сноу, обращаясь лично к Китнисс. – Не тошнит?
Она поднимает на него свои растерянные серые глаза, поджимает губы.
– Тошнит, – отвечает она, – от Вас!
Мне становится страшно за свою девочку – Сноу редко прощает дерзость тех, кого считает своими марионетками, как бы не стало еще хуже, чем есть!
– Китнисс чувствует себя хорошо, – поспешно говорю я, стараясь отвлечь Президента на себя.
Его рот кривится в усмешке, а взгляд становится по-особенному колючим.
– А вот это плохо, мистер Мелларк, – произносит Сноу. – Беременных девушек должно тошнить, хотя бы для приличия.
Китнисс до боли сжимает мою руку, я вижу, что она едва сдерживается, чтобы не наговорить ему еще глупостей. Ей страшно, и инстинкты требуют защищаться. Только мы не можем себе этого позволить, не подвергнув опасности тех, кого мы любим.
– Доктор Корпиус, личный врач мисс Эвердин, сообщил мне вчера пренеприятнейшую новость,– продолжает Президент. – Представляете, – наигранно удивляясь, говорит он, – доктор считает, что мисс Эвердин по-прежнему невинна.
Китнисс напряженно изучает взглядом скрепку, валяющуюся на пушистом ковре, а я смотрю прямо на Сноу – я понимаю, к чему он клонит, но я заварил эту кашу, мне и расхлебывать.
– Я, конечно, сказал ему, что ошибки в таком деле недопустимы. Он обещал перепроверить пациентку, скажем, через пару недель. Если выводы доктора останутся прежними… Вероятно, придется кого-то наказать. За ложь и подстрекательство к мятежу!
Зачем врать, мне действительно страшно. За себя, за близких, но в особенности за Китнисс. В любом случае, больше всех пострадает она.
– Скажите прямо, что собираетесь нас убить! – подает голос Китнисс, вырывая свою ладонь из моей, и, вздернув упрямый подбородок, буравит взглядом Сноу.
Старик смеется, поглаживая седую бороду.
– Нет, нет, мисс Эвердин. Убить вас двоих было бы слишком просто, – рассуждает он. – Но я подумаю насчет того, как мне будет жаль, если с маленьким светловолосым ангелом Примроуз случится какая-то беда…
Это удар под дых. Китнисс вскрикивает и буквально сжимается в комок от его ядовитых слов.
– Что вы хотите? – спрашиваю я, опять отвлекая Президента от своей девочки.
– Все просто, мистер Мелларк, – поддается Сноу. – Вы двое наконец-то прекратите свои игры в недотрог и начнете спать вместе, как полагается супругам… Вы ведь поженились в своем Дистрикте, не так ли? – уточняет Президент, намекая на мой выдуманный рассказ о состоявшейся между мной и Китнисс свадьбе. – В любом случае, с невинностью Огненной девушки нужно что-то делать. Если об этом узнают… Быть может, попросить миротворцев о помощи? – как бы невзначай предлагает Сноу.
Щеки Китнисс вспыхивают, а мои руки сжимаются в кулаки.
– Только посмей! – заявляю я, но Президент лишь посмеивается надо мной.
– Поверьте, мистер Мелларк, я посмею, если вы сами не решитесь на этот поступок.
Китнисс бросает на меня быстрый взгляд, я даже не успеваю понять, что в нем: сожаление, просьба, угроза? Стараюсь не отвлекаться на то, чтобы успокоить Китнисс – если она позволит, я сделаю это позже, а сейчас ей грозит реальная опасность, и надо как-то убедить Сноу дать нам еще шанс.
– Сколько у меня времени? – спрашиваю я.
Теперь я не сомневаюсь, что во взгляде Китнисс почти ненависть, но игнорирую это.
– Вот, – кивает Президент, – люблю деловой подход к делам. Я уже сказал – пара недель. Это крайний срок. После него придется платить по счетам.
Я соглашаюсь. Китнисс молчит, сжав кулачки. Я чувствую дрожь страха, пробегающую по ее телу, но ничего не могу поделать.
– Вы свободны, мисс Эвердин, – говорит Сноу, и Китнисс подскакивает на ноги, готовая рвануться с места. – Помните, на карту поставлено будущее вашей сестры. Не делайте глупостей.
Китнисс убегает, хлопнув дверью, и даже не думает дождаться меня. Президент тем временем протягивает мне папку, в которой подшиты несколько листов из какого-то доклада.
– Что это? – спрашиваю я.
– Посмотрите сами, - предлагает Сноу.
Листаю страницы, испещренные научными терминами и незнакомыми формулами. Периодически появляются фотографии какого-то насекомого: судя по всему, оно всего полтора-два сантиметра в длину, с зеленоватой кожицей, отливающей на солнце всеми цветами радуги. Мне встречаются слова «кантаридин», «токсичное вещество», «мощный возбуждающий эффект». Назначение этих документов в своих руках я не понимаю. Поднимаю вопросительный взгляд на Президента и жду, когда он все-таки раскроет свой секрет.
