Энни Креста встает со своего места, прерывая речь Сноу. Наклонив голову на бок, она внимательно, насколько это возможно для сумасшедшей, рассматривает Китнисс. Они видятся впервые, в этом дело? Нет. Похоже, Энни интересует не сама Сойка, а ее округлившийся живот. Моргнув пару раз, Креста начинает истошно кричать. Я дергаюсь и машинально отступаю назад, заслоняя собой Китнисс. Финник реагирует почти мгновенно: он заключает Энни в объятия и, прижав к себе, гладит ее по волосам.

– Тсс… – шепчет он, пресекая попытки Кресты вырваться. – Успокойся, моя маленькая, все хорошо…

Проходит несколько долгих минут, пока девушка, наконец, затихает.

– Вот так, моя девочка, – продолжает Финник и целует Энни в лоб, – все хорошо, все хорошо…

Одейр смотрит на меня поверх головы Кресты, словно извиняясь за странное поведение девушки, но мои мысли заняты другим. Под громкую барабанную дробь в голове кружатся воспоминания – серые, неприметные, но пронизанные жарким эхом двух слов – «моя девочка».

Несмелые объятия, которые были у меня прежнего с Китнисс.

Робкие первые поцелуи.

Ночи, когда я лежал, любуясь сонным лицом той, которую так сильно любил…

Это десятки разных фрагментов, похоже на пазл – передо мной высыпали гору кусочков, а я не могу собрать их воедино.

«Моя девочка». Китнисс. Любимая. Единственная. Желанная.

От обрушившихся воспоминаний голова идет кругом, но я успеваю сообразить, что мои колени подкашиваются, и я вот-вот упаду. Внезапно кто-то обнимает меня со спины, поддерживая: Сойка заключает меня в кольцо своих рук, крепко прижимаясь сзади.

Шумно выдыхаю, обхватив голову руками. Боль острая, нестерпимая.

Происходит странное: какая-то часть меня – второе я – начинает разрывать цепь серых воспоминаний, вставляя между ними яркие, красочные картинки с Китнисс и охотником.

Их поцелуй: жаркий, страстный.

Их объятия: тесные, требовательные.

Движения, позы, сплетения тел…

Кто-то рядом со мной кричит: яростно, дико… Голова начинает болеть еще больше.

– Пит? – слабый женский голос, похожий на Китнисс.

– Пит! – возглас Клариссы, который пробирается в мое сознание.

– Мелларк! – мужской зов, на который я не откликаюсь.

– Мелларк, очнись! – настойчивый приказ, и следующий за ним удар по щекам, который приводит меня в чувство.

Часто моргаю, оглядываюсь вокруг. Я сижу на полу, вокруг столпились все, кто был в комнате, ближе всего Одейр.

– Очухался? – спрашивает он, и я неуверенно киваю.

Китнисс стоит дальше остальных, а вот Кларисса суетится рядом. Моя помощница явно обеспокоена: щупает мой лоб, заглядывает в глаза, проверяя зрачки. Я чуть отворачиваюсь, стараясь найти глазами Сойку. Она притаилась, заломив руки, и немного дрожит.

От разглядывания жены меня отвлекает Сноу, встающий со своего места. Президент делает несколько шагов в мою сторону, его пронзительный взгляд останавливается на мне.

– Стоит пригласить доктора Корпиуса? – интересуется Сноу.

Замечаю, как Сойка вздрагивает от звука ненавистного имени, да я и сам не горю желанием лишний раз встречаться с этим человеком.

– Уже все нормально, – отвечаю я, стараясь подняться.

Финник отступает, а Кларисса поддерживает меня за локоть, помогая встать на ноги. Ловлю на себе колючий взгляд Китнисс: девушка смотрит на меня и капитолийку, недовольно сузив глаза.

Я благодарю всех за помощь, стараясь сгладить момент с моим приступом, и окружающие тактично делают вид, что все в порядке. Кроме Сноу. Я кожей ощущаю заинтересованный взгляд Президента: подопытная мышь выказала новую реакцию в ходе эксперимента.

Беру Китнисс за руку и тащу прочь из кабинета: хочу уйти отсюда, скрыться от невольных свидетелей моей слабости. Кларисса упрямо семенит рядом. Втроем мы молча доходим до спальни: я посередине, девушки – по бокам.

Распахнув дверь, вталкиваю Сойку внутрь, а сам решаю, что делать с Клариссой. Еще середина дня – надо чем-то отвлечься, но ничего не приходит в голову.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – озабоченно спрашивает моя помощница.

Она снова касается ладошкой моего лба, а я прикрываю глаза, принимая ее ласку.

– Уже прошло, – тихо отвечаю я.

Кларисса обнимает меня, обвив руками мою талию, и я делаю тоже самое с ней. Стоим, обнявшись, и мне спокойно. Я уверен, Кларисса найдет разумное объяснение тому, зачем она уже третий год покупает себе мужчину и сумеет объяснить те странные отношения, которые установились между ними. Сегодня я посмотрел на нее и Финника новыми глазами: даже когда они приводили меня в чувство, их движения были ровными, слаженными. Эта парочка общалась без слов, обмениваясь одними взглядами.

Я даже ревную: Кларисса мой лучший друг, так как у нее может быть еще кто-то помимо меня?

– Люблю тебя, – шепчу я, вкладывая в это всю нежность и тепло, которое есть в моей душе для нее.

Кларисса счастливо улыбается и, приподняв голову, целует меня в щеку.

– Я тебя тоже, – произносит девушка, заглядывая мне в глаза.

Мы одновременно отстраняемся, и Кларисса уходит прочь, задорно потряхивая привычными розовыми кудряшками.

Поворачиваюсь к двери и только сейчас понимаю, что все это время она была открыта. Судя по стеклянному выражению лица Китнисс, моя жена видела, как я обнимался с другой. Может, даже слышала, как я признался Клариссе в любви?

Порывисто вхожу внутрь и, захлопнув дверь, падаю на кровать, утопая в мягком одеяле. Разговаривать с Китнисс совершенно не хочется. Похоже, это взаимно: Сойка не делает попыток к общению. Я полностью игнорирую ее присутствие: просто лежу и смотрю в потолок. Постепенно приходит приятная дремота: мышцы расслабляются, морщина между бровей разглаживается. Я даже улыбаюсь в пустоту – мне мерещится, что я счастлив: никто не пытается убить меня, я сам не пылаю ненавистью и рядом те, кого я люблю – жена и сын…

Из забытья меня вырывает безжалостная реальность: моя жена, которую я не люблю, роняет на пол что-то твердое, упакованное в подарочную пленку. В руках у нее остается цветастый пакет. Громкий хлопок заставляет меня приподняться на локте и посмотреть на Китнисс.

– Что это еще такое? – раздраженно спрашиваю я, не понимая, откуда взялся этот пакет в нашей с ней спальне.

Сойка достает из пакета белую розу и смотрит на нее, пылая отвращением.

– Свадебный подарок? – предполагает она.

Встаю, подхожу к ней и, наклонившись, поднимаю с пола то, что Китнисс уронила минуту назад. Разрываю пленку и не верю своим глазам: у меня в руках видео-диск и открытка, на которой ровным аккуратным подчерком выведено «Игры бывают разные».

Нам не нужны слова. И я, и Китнисс знаем, что подарок от Сноу, а значит, что бы ни скрывалось за этим странным презентом, добра от него не жди.

– Не обращай внимания, – говорю я, забирая у Сойки пакет, розу, и вместе с видеокассетой откладываю их в сторону, на комод возле зеркала.

Снова ложусь, надеясь отвлечься, но мысли о злосчастном подарке не выходят у меня из головы.

– Что значит, игры бывают разные? – спрашивает Китнисс, вынуждая меня обратить на нее внимание. – Там записи Голодных игр?

Предположение Сойки наивно, но я не спорю. Пусть думает так: если ей это принесет успокоение, я не против.

Китнисс выглядит несчастной и очень одинокой, сидя в своем кресле и слегка поглаживая живот. Сажусь на кровати и, недолго думая, протягиваю руки навстречу Сойке.

– Иди сюда, – говорю я, желая просто-напросто ее утешить. Все-таки сегодня день нашей свадьбы, и нам обоим тоскливо из-за этого.

Китнисс отрицательно качает головой. Она вспоминает, как я гнался за ней утром? Боится, что я вновь не сдержусь? В голове возникает мысль, что причина может быть в той сцене с Клариссой, свидетельницей которой стала Сойка? Но тогда мне придется признать, что Китнисс способна ревновать, только вот тех, кого не любят – не ревнуют. Ведь так?

Я начинаю злиться, но стараюсь сдерживаться. Не хочу устраивать скандал. Глубоко вздыхаю и, выглянув в коридор, зову безгласую. Прошу принести обед для меня и Сойки.