Она знала, что плохому человеку никто не поверит, а теперь и он тоже был мертв. Плохой мальчик, плохой мужчина — оба мертвы, а может, это просто видения из дурного сна. Теперь сон исчез, рассеялся навсегда.

Оставалась только она, только она существовала реально.

Понимать, что существуешь только ты, что ты реально существуешь, — значит пребывать в здравом рассудке, разве не так?

Но просто на всякий случай надо и дальше притворяться, что эта сидящая женщина — просто чучело. Не шевелиться. Вообще не шевелиться. Неподвижно сидеть в этой крошечной комнате, вечно сидеть здесь.

Если она ни разу не шевельнется, они ее не накажут.

Если она ни разу не шевельнется, они поймут, что она нормальная, нормальная, нормальная, абсолютно нормальная.

Она сидела так уже довольно долго, а потом прилетела муха, жужжа, проникла сквозь решетку.

Муха села ей на руку.

Она могла легко раздавить ее.

Но она не сделала этого.

Она не раздавила муху и надеялась, что они сейчас наблюдают за ней. Потому что это доказывает, какой она человек на самом деле.

Да ведь она и мухи не обидит…

— Ты знаешь, меня в самом деле очень беспокоит Четвертое Измерение, произнес с подобающей моменту серьезностью светловолосый молодой человек.

— Угу, — ответил его товарищ, глядя в ночное небо.

— В последнее время оно ощущается на каждом шагу — взять, к примеру, рисунки Обри Бердслея. Тебе не кажется?

— Угу, — повторил его товарищ.

Молодые люди стояли на вершине невысокого холма в полутора милях к востоку от Коттерсолла — ничем не примечательного городка Восточной Англии, — глядели на звезды и поеживались на холодном февральском ветру.

Обоим — лет по двадцать с небольшим. Имя высокого светловолосого парня, чьи мысли заняты Четвертым Измерением, — Брюс Фокс; он служит младшим клерком в адвокатской конторе «Прендергаст и Таут» в Норидже. Другого, удостоившего нас пока лишь двумя «угу» (хотя именно ему предназначено стать главным героем нашего повествования), зовут Грегори Роллс. Он тоже высокого роста, у него темные волосы, серые глаза и красивое, одухотворенное лицо. Роллс и Фокс дали клятву посвятить свою жизнь Великим Идеям. Тем самым они отличались — во всяком случае, по их собственному мнению — от всех обывателей, живущих в Коттерсолле в эти последние годы девятнадцатого столетия.

— Смотри, еще один! — воскликнул Грегори, освободившись наконец от плена междометий и указывая рукой в перчатке на созвездие Возничего. По небу пронесся метеор — будто капля, оторвавшаяся от Млечного Пути, — и скрылся за горизонтом.

— Красота! — восхищенно вздохнули оба.

— Забавно, — сказал Фокс, высказывания которого часто начинались с этого слова. — Забавно, но между звездами и человеческим разумом существует некая взаимосвязь; так было всегда, даже в невежественные времена до Чарлза Дарвина. У меня такое чувство, что в делах человеческих звезды постоянно играют какую-то непонятную людям роль. К тому же звезды помогают мне размышлять о Великих Идеях. А тебе, Грег?

— Ты же знаешь, о чем я думаю, — о том, что некоторые из этих звезд могут быть заселены… Людьми, я имею в виду. — Он глубоко вздохнул, взволнованный собственными словами. — Людьми, которые… наверное, они лучше нас, они живут в справедливом обществе, они прекрасны…

— Ну понятно, социалисты! — фыркнул Фокс: в этом вопросе он не разделял идей своего друга. Он постоянно слушал разговоры мистера Таута в конторе и считал, что лучше, чем его богатый друг, осведомлен о том, какую смуту в размеренную жизнь общества вносят эти самые социалисты, о которых столько говорят в последнее время. — Звезды, где полно социалистов!

— По-моему, это лучше, чем звезды, где полно христиан! Да что говорить, если бы там жили христиане, они давно послали бы сюда миссионеров, чтобы проповедовать нам свои идеи.

— Интересно, будут ли когда-либо возможны межпланетные путешествия, о которых писали Нансоу Грин и месье Жюль Верн… — начал Фокс, но появление нового метеора прервало его на полуслове.

Как и предыдущий, этот метеор появился со стороны созвездия Возничего. Ярко-красный, он величественно плыл по небосклону, медленно приближаясь к тому месту, где стояли двое друзей. Юноши вскрикнули и схватились за руки. В небе вспыхнуло, разгораясь, ослепительное оранжевое сияние. Метеор пролетел над их головами (позднее они так и не смогли прийти к единому мнению о том, издавал ли он какой-либо звук), и исчез за ивовой рощицей. Окрестности озарила яркая вспышка. Ясно было, что он упал неподалеку.

Грегори первым нарушил тишину.

— Брюс, Брюс, ты видел? Это не обычный болид!

— Такой большой! Что это было?

— Может быть, нас наконец посетили гости с небес?

— Эй, Грег, он, похоже, приземлился на ферме у твоих друзей, Грендонов!

— Верно! Надо будет завтра нанести визит старику Грендону и выяснить, не видел ли кто из домочадцев, как это произошло.

Они топтались на одном месте, возбужденно обмениваясь мнениями и вовсю упражняя свои голосовые связки. Это была беседа молодых оптимистов со множеством умозрительных заключений, которые начинались с «Хорошо, если бы…» или «Ты только представь себе…».

Потом оба успокоились и посмеялись над своими фантастическими идеями.

— Почти девять, — сказал наконец Фокс. — Я не думал, что уже так поздно. Забавно, как быстро все-таки идет время. Грег, давай лучше вернемся.

Фонаря они с собой не взяли, поскольку вечер выдался ясный и безоблачный. До окраины Коттерсолла, если идти по дороге, было около двух миль. Они бодро шагали, крепко взявшись за руки, чтобы не споткнуться о дорожные выбоины. Завтра Фоксу надо было вставать в пять утра, чтобы вовремя добраться на велосипеде до работы. В городке было тихо — или почти тихо. В доме пекаря, где Грегори снимал комнату, горел газовый рожок и слышались звуки пианино. Когда они остановились у дверей, Фокс лукаво спросил:

— Значит, завтра собираешься к Грендонам?

— Скорее всего… если только этот раскаленный докрасна межпланетный корабль не унес их в иной мир.

— Признайся, Грег, ведь на самом деле ты хочешь увидеть хорошенькую Нэнси Грендон, а?

Грегори шутливо хлопнул друга по плечу.

— Брось ревновать, Брюс! Я собираюсь встретиться с отцом, а не с дочерью. Может, она и принадлежит к прекрасной половине рода человеческого, но ее отец олицетворяет собой прогресс, а в данный момент это меня интересует куда больше. У Нэнси есть свои достоинства, верно, но у ее отца… о, у ее отца есть электричество!

Рассмеявшись, они пожали друг другу руки и разошлись.

Однако (Грегори еще предстояло это выяснить) события, разворачивавшиеся на ферме Грендонов, отнюдь не давали повода для весель я…

На следующее утро Грегори Роллс, как обычно, проснулся часов в семь утра. Он зажег газовый рожок, в очередной раз пожалев, что в доме пекаря нет электричества, и снова начал размышлять о необычном явлении, свидетелем которого оказался вчера. Миссис Фенн, жена пекаря, который уже разжег печь, принесла Грегори горячей воды, чтобы тот умылся, и кипяток для бритья, а чуть позже — поднос с завтраком. Все это время мысли юноши были поглощены метеором и теми возможностями, что возникали в связи с его появлением. Грегори решил не позднее чем через час отправиться к мистеру Грендону.

Будучи сыном достаточно состоятельного человека, Грегори мог позволить себе свободно распоряжаться своим временем. В годы Крымской войны Эдвард Роллс случайно познакомился с господином Эскоффье, и при некоторой помощи этого выдающегося кулинара ему удалось выпустить на рынок пекарный порошок «Юджинол» — чуть более приятный на вкус и чуть менее вредный для здоровья, чем продукция конкурентов, что позволило отцу Грегори добиться коммерческого успеха. Благодаря этому Грегори смог поступить в один из колледжей Кембриджа.