А запах... даже сейчас, когда уже и перевязок особых не было, когда уже весь уход - регенерирующая маска на ночь, и то в доме запах лекарств и... сладковато-острый, раздражающий - воспаленной плоти. Как жить в таком доме? Как в глаза человеку смотреть, который вынужден так вот существовать?

И после ухода секретаря - хоть привык к нему Эрик, хоть думал, что за деньги может компаньона себе купить, больше и не пытался никого нанять.

Невыносимо брезгливость видеть было.

Год в одиночестве прожил. И тут надо же... Не секретаря, не вольного своей судьбой распоряжаться, а раба, который обязан рядом находиться всегда. Который шага без приказа лишнего сделать не сможет. И кто Эрика умным бы назвал?

Когда комнату показывал, когда парня устраивал, по сердцу и обстановка цепанула, и воспоминания волной нахлынули. Секретарь-то тоже красивый был. И нанимал его Эрик с дальним прицелом. Думал, если привыкнет, если вместе быть захочет, то тогда не только деловые вечера проводить можно будет. А и более личные встречи. Понравился дон Мааре Эрику. Хоть и звучало это странно, особенно в том положении, в каком Эрик был (ну, какое право имел уродец на это самое "нравиться" - тут хоть не плюют в спину, и уже хорошо), а тело требовало разрядки. Секса требовало. А после Алекса - первой своей и большой любви, именно на парней и заглядывался Эрик. Тем более, что ничего предосудительного и зазорного в таких интересах на Галатее не было. Половина дворянства с любовниками жила.

А секретарь после признания Эрика и не возражал особо. Согласился на оказание определенных услуг быстро. Платил-то Эрик щедро. И был секс с доном Мааре, и Эрик на седьмом небе от блаженства был, получив то, о чем так долго мечтал... Правда, до тех пор, пока в глаза секретарю не посмотрел и не увидел там и брезгливость, и жалость, и боязнь отказаться, и... алчность... Настолько деньги дон Мааре любил, что, чувствуя отвращение, все равно в одну постель ложился... Как после такого общаться, как после такого в доме одном находиться? Не смог простить Эрик.

В комнате, открытой впервые после побега любовника, как ни странно, пахло до сих пор слишком знакомо и волнующе. В комнате все выглядело как и тогда, когда Жиль, на белых простынях расположившись, Эрика в свои объятья завлекал.

Даже замер Эрик от этих воспоминаний. Нахмурился. На раба оглянулся... И, преодолевая груз воспоминаний, в комнату шагнул.

Все равно больше негде было поселить. Дом же - не отцовский особняк с шестьюдесятью тремя спальнями и целой двухэтажной пристройкой для прислуги... Там-то Эрик уже давно не появлялся, имение на управляющих оставив.

В этом доме - маленьком двухэтажном здании на побережье, всего-то пять комнат было. Гостиная, библиотека, столовая, спальня Эрика и одна единственная гостевая комната. Дом раньше матери Эрика принадлежал. В нем она до свадьбы жила. И после развода до смерти... Эрика не пускали из замка в этот дом. Его вообще к матери после развода родителей не пускали. Отец запретил. Говорил, что не хочет, чтоб наследник одного из первейших родов со шлюхой общался. А Эрик слушать не мог, когда так о матери, хоть знал, что виновата, хоть понимал, что измена действительно была. Но любил ее намного больше, чем отца. Потому что добрее намного она была, потому что к Эрику, как к сыну относилась, а не как абстрактному наследнику, которому все нельзя и он только должен.

Может, поэтому после смерти отца и сорвался в гулянки, кутежи, развлечения и пьянки ударившись. Наверстывать хотел упущенное время, жизнью нормальной жить хотел. Не в вечно застегнутом на все пуговицы костюме, и соблюдая миллион устаревших, ненужных правил, только потому, что угораздило в семье наследного герцога родиться.

В комнату зашел, хлопнул в ладоши, свет включая, огляделся. Раб на пороге стоял, ждал, что Эрик скажет.

В комнате все для обычных нужд было приспособлено: и душевая кабинка, и столик с пневмодоставкой (Жиль любил заказать из ближайшего ресторана устриц и бутылку шардоне на ночь глядя. Эрик не ограничивал кредит - достаток позволял для того, кто был рядом, все самое желаемое реализовывать), и ком, к сети подключенный, и установка гипносна с фильмами и сценариями на ночь. И огромная кровать... Кровать появилась тогда, когда Эрик захотел засыпать и просыпаться рядом с любовником. Но так и не успел обновить огромное ложе.

- Располагайся. Вымойся. В шкафу есть и полотенца, и халат. Переночуешь, отдохнешь. Я закажу тебе ужин. А после, завтра, поговорим и... - Эрик устал, не играл уже роль хозяина, просто объяснял.

Раб кивнул. Но так и не зашел в комнату. Ждал. Голову опустил, руки за спиной сцепив.

Красивый. Такой красивый, что не хотелось уходить. Хотелось еще смотреть и на правильный профиль, и на темные брови, и на полные почти вишневые губы. И на покорность.

Вынужденную. Вбитую.

Поэтому и не остался.

Уже уходя из комнаты, Эрик вдруг вспомнил, что так и не выяснил до сих пор одну вещь.

- У тебя есть имя? - спросил уже на пороге.

Думал, в секунду дело решит, и спать. А пришлось задержаться.

Раб плечами пожал и, не поднимая головы, ответил:

- Господин сам может выбрать мне имя. Я обещаю, я быстро привыкну.

Но Эрика такой ответ не устраивал. Не хотел ничего менять, не хотел выдумывать.

- Как тебя называли раньше? К чему ты привык?

А парень еще ниже попробовал голову наклонить, но в той позе, в которой стоял, это сделать было сложно. Сначала молчал, но, понимая, что господин ждет ответа, все же сказал:

- Я не привык. Меня называли так, как хотели... В купчей есть номер.

- Тебя всю жизнь называли по номеру? Прежние хозяева? Ты родился рабом?

А вот тут уже раб непроизвольно голову поднял и (с... раздражением?! С внутренней обидой?!) ответил:

- Я родился вольным! Но после... Когда меня продали, хозяева называли, как хотели - "щенок", "сладкий", "ублюдок", "дырка", "сволочь" - под настроение. Какое из этих имен нравится вам?

Но Эрик словно не услышал вызов в ответе. Устал он сильно, чтоб в словесную перепалку, да еще и с рабом, играть. Нормального ответа хотел.

- Было ли у тебя имя, которое нравилось тебе, а не твоим хозяевам? Просто скажи - это так сложно?

Парень молчал.

Эрик ждал. Он не собирался уходить, не услышав имя.

- Я задал тебе вопрос. Что должен делать раб, когда к нему обращается господин?

Парень ответил сразу. Не ждал.

- Отвечать, хозяин. Но...

- Почему ты не хочешь сказать?

А раб уже чуть не плакал. Он понимал, что приказ нарушает, понимал, что хозяина злит и все равно не мог. Но не выдержал взгляда Эрика и вдруг снова со вспышкой:

- Да потому, что всегда, когда я говорил, как меня зовут... меня били. Все говорили, что у вещи не может быть имени вольного человека. Все заставляли забыть, а вы... Если хотите наказать, то просто накажите. Зачем вы ищете повод? Вы же господин. Вам не нужна причина...

Эрик руку поднял, останавливая.

- Послушай. Я не ищу причину. Я просто спрашиваю, как тебя зовут. Какое имя дали тебе при рождении, и всё. Я не буду злиться. Я просто не хочу выдумывать, как тебя называть. Вот и все. Обещаю, я не трону. Сегодня, так точно. И не за имя.