Сначала магический генератор сверхслучайных чисел определял окружение, в кото­ром будет идти бой. Этап этот крайне важный, поскольку окружающей реальностью вол­шебники могли пользоваться, и достаточно длительный. Ландшафт формируется около десяти или пятнадцати минут, но этот процесс чрезвычайно завораживающий и интерес­ный, так что никто не жаловался.

Потом на Арену выходили два мага, обменивались приветствиями и начинали муту­зить друг друга. Они метали молнии, огненные шары, булыжники, стреляли лучами добра, заливали дождями, замораживались, бились на клинках, отвешивали оплеухи и просто приятно проводили время. Побеждал тот, кто сможет потом устоять на ногах. Проигрывал тот, кто первым вырубиться. То есть все сводилось к тому, чтобы посильнее заехать по голове противнику. Правда, за безвкусный мордобой с тупым швырянием камней Арена начинала кидать предупреждающие молнии. Ценились только красивые поединки!

Разрешалось все, что только можно себе вообразить. Однако нельзя: кусаться, щипаться и щекотать противника, а также применять два заклинания: Рассекающее и Призыв Дракона.

При помощи магии, конечно, нельзя убить волшебника -- заряженные частицы в его крови не позволяют. Однако последствия, не связанные с самим магическим воздействием, вполне могут прикончить. Заклинания могут только калечить волшебников. Например, Рассекающее Заклинание может отрубить какую-нибудь часть тела, которую оно сочтет ненужным (у некоторых заклинаний было подобие собственной воли). Убить оно не убьет, однако дикая внезапная боль сделает свое дело. По этой причине, его нельзя было применять на Арене.

С Призывом Дракона все было куда сложнее.

Во-первых, магией дракона почти невозможно победить (большинство заклинаний и чар отскакивают от чешуи).

Во-вторых, драконы невероятно своенравны. Их невозможно контролировать. Как только это чудище появляется, оно сразу же начинает жрать все, что видит (Волшебник, призвавший громадину, обычно сразу же бросался наутек, оставляя дракона наедине с бегающими металлическими супницами). А если чудовище отвлекали во время брачного периода, то оно сразу же съедало осмелившегося его потревожить незадачливого мага, явно прогуливавшего лекции по Драконологии.

И, наконец, драконы находились на грани уничтожения. Резкое повышение числа совершаемых благородными рыцарями подвигов во имя прекрасных дам очень сильно ударило по популяции этих величественных созданий. Охота на драконов сурово наказывалась (часто с привлечением Инквизиции), а за убийство чудища даже в целях самообороны следовал большущий штраф.

На трибунах, как и положено, было многолюдно. В vip-ложах собрались сливки магического сообщества. Тут был и мастер Октурун из Академии в Вейтершпилле, при­думавший вечное пламя в баночках, и профессор Алте-Югги из Огненной Пустыни, проведший первые почти удавшиеся опыты по созданию Философского Камня, и легендарный Вис Попельниц, который при помощи трех зеркал, пяти апельсинов и одно­го пинка под зад провел первую удачную телепортацию самого обычного неволшебника из одного угла комнаты в другую. А так же прочие видные маги и волшебники, на пере­числение которых просто не хочется тратить время. Здесь же, естественно были: Мастер Ксаль Таттун, притащивший целых два серебряных зонтика (с ними он весьма забавно, по-паучьи, поднимался по лестнице), вместо с семейством: женой и тринадцатилетней дочуркой (и не надо спрашивать нас, как... Да, он -- голем. Но ведь на половину же...), Филициус Болокомус, методично подбивающий клинья (буквально) под Эгильду МакГи­кус, сидящую справа от него, магистр Оророрус с пишущей машинкой (чтоб хоть как-то запомнить) и, конечно же, во главе всей кампании, Страдамус Магнезинн, периодически кидающий неодобрительные взгляды на группу прорицателей на противоположной сто­роне, явно сделавших ставки на тотализаторе и подшаманивавших что-то с потоком времени (те, в свою очередь, поймав взгляд волшебника, делали вид чистейшей невинно­сти и полного непонимания ввиду отсутствия органа, ответственного за понимание).

В общем, все были готовы к началу традиционного безобразия, то есть, празд­нества... Тем более двухсотпятидесятилетие Изельбургской Академии как никак!

По традиции, открывались состязания с красочного показательного выступления двух волшебников: представителей Академий, принимавших Турнир в прошлом году и в текущем. Они должны были продемонстрировать по семь различных заклинаний обо­ронительной и атакующей направленности (каждой по семь -- всего выходило 28) и, по возможности, не прикончить друг друга. Затем то, что оставалось от волшебников, выно­сили, и наступал черед Вызова.

О начале Турнира оповещают заблаговременно, чтобы все желающие публично на­костылять какому-нибудь надоедливому чародею могли подать заявку. То есть помимо основной программы, заключающейся в товарищеском избиении волшебников одной Академии магами из другой, были, проводившиеся между главными битвами, Вызовы. По одному, если таковые имеются, между боем. До открытия собирались заявки, со­держащие имя (или псевдоним) вызывающей стороны и имя (или тоже псевдоним) вызы­ваемой. Вызывать мог кто угодно и кого угодно. Был даже зафиксирован случай, когда пятилетняя девочка вызвала на расправу пушистого котенка, расцарапавшего ей лицо. Котенок победил.

XV

Пока на Арене шло открывающее показательное выступление, на котором выпускник Винтершмигской Академии пытался поджарить студента Пятого Круга Ин­зельбургской, который, в свою очередь, наколдовал защитную мухобойку, ловко от­бивающую все выпады, мы можем отмотать время на один день назад и даже немного по­манипулировать с пространством и переместиться на задворки улицы Больших Кренде­лей, где доблестный сер Карлайл систематически устраивал дуэли со всеми, несоглас­ными с его философскими взглядами.

В некоторых мирах, например, экономистов и юристов разводится столько, что сравнение "как грязи" становится малоприменимым, в других -- все видимое про­странство заполняют охотники и собиратели, так что охотиться и собирать им уже при­ходится друг друга (иногда они кооперируются: один охотиться на всех остальных, а дру­гой собирает то, что от этих всех остается (и от охотника в том числе)). На Фенроте же, в доимперские времена, подобное распространение получили волшебники, чья числен­ность немного уступала количеству грязи, инквизиторы, числом всяко превосходившие все мыслимые потоки этой широко известной смеси, и герои, которых развелось даже больше, чем волшебников и инквизиторов вместе взятых, примерно в два раза (конечно, первые два множества могли спокойно пересекаться с последним). Так что, если к вам, когда вы, по счастливой случайности, будете в командировке на Фенроте, в какой-нибудь таверне подсядет странная троица и будет уверять, что они -- самые настоящие герои и вам надо отдать им свои золотые часы на благое дело -- лучше согласиться и поверить на слово, иначе можно рискнуть попасть в балладу о подвигах этой самой троицы.

Сер Карлайл, естественно, был героем. Даже не так, а Героем (большая буква про­плачена лично им, так что придется терпеть). Честно говоря, что именно героического он совершил, кроме как перебил на дуэлях всех философствующих под действием алкоголя тупиц, совершенно не известно. Однако он числился Героем, и, чтобы не терять лицо, надо было непременно сделать что-то героическое. И сама судьба давала ему шанс!

- Доброго дня Вам, сер Карлайл! - поприветствовал господин Хочун, заметивший Ге­роя за его излюбленным занятием, и подошел ближе, разминая свою треугольную шляпу.

Вы когда-нибудь видели изображение какого-нибудь рыцаря в гордой и выразитель­ной позе? Ну, например, стоящего во весь рост, демонстрируя свой великолепный щит и раздувая щеки? Если видели, то замечательно, если нет -- придется пустить в ход вооб­ражение. Посидите, задержав дыхание, три секунды и представьте себе такого рыцаря, как только представите, мы продолжим...