- Так что рисовать? - спросил он, простояв неподвижно секунд пятнадцать.

- Да что ходите! - усмехнулся Магнезинн. - Только знайте, что все, что вы нарисуете, останется до самого конца Большого Фестиваля.

Юноша задумался на минуту и начал, словно кистью, водить звездою по темнеюще­му небу. Мерцающий след выписывал волнистые линии, которые горели все ярче с каж­дой минутой. Уже через минут десять на накрывшемся ночною пеленою небе среди де­сятков блестящих звезд горели очертания лица прекрасной незнакомки, некогда увиден­ной художником. Он взглянул на весело кивающего волшебника и, слегка покраснев, выпустил "муху" и под ликование толпы спрыгнул со сцены и скрылся из виду.

- Красиво... - Магнезинн долго смотрел на небо, поглаживая левую половину уходящей на затылок бороды. - Такой шедевр вполне можно показывать всему Фенроту! Но уже время... - Волшебник всплеснул руками, и на сцену, освобождаясь от кома навалившейся ткани, взлетело большущее зеркало.

- Итак, начнем! - Магнезинн произвел действие похожее на бросание чего-то тяжелого в зеркало, что-то должно было в этот момент произойти, но это что-то, как справедливо можно было заметить, почему-то не произошло.

- Так... - волшебник нахмурился и приподнял очки. - Что-то не так... совсем не так... - он почесал затылок, вглядываясь в свое отражение в зеркале. - А! Ну конечно! Не той стороной! - чародей снова вознес руки к небу, зеркало воспарило и, обернувшись на 180 градусов, послушно заняло свое место, а Магнезинн опять повторил процедуру метания не пойми чего. Серебристая поверхность засветилась, отражения предметов смешались в непонятную разноцветную кашу, которая стала неудержимо вращаться.

- Есть много чудесных мест на Фенроте, красивых, ужасных, таинственных и скуч­ных. Сегодня, этой дивной ночью, я расскажу вам о месте страшном и загадочном, восхи­тительном и самом обыкновенном. Я зову вас в Ветроград, город, которого нет ни на од­ной карте. Смотрите! Он нас ждет!

Вихрь красок внутри зеркала начал замедляться, стали проявляться какие-то стран­ные очертания, и чем четче и яснее становилось изображение, тем все более расплыва­лась окружающая действительность, заменяясь на появившуюся в зеркале...

II

Этот день мог выдаться солнечным и совершенно прекрасным, если бы его встречали где только угодно, но не в Ветрограде. Нет, он, конечно, был солнечным, и ка­кая-то особая красота в нем была, но до совершенства и абсолютного счастья как-то не дотягивало. В Сивельдриве журчали ручьи, над Иллийским лесом порхали ранние пташки, в Северных Пределах блестел на солнышке мягкий снежок, вселенная благопо­лучно расширялась, а в Ветрограде, что характерно, бушевала стихия. Движение воздуш­ных масс из области повышенного в область пониженного давления, в простонародье на­зываемое ветром, приняло в этом замечательном месте поистине неописуемый размах. Наступление нового дня жители города встречали не по первым лучам солнца, а по безудержному свисту ветра, которым это наступление ознаменовывалось. Нано-борей, как был ласково прозван этот измучивший всех горожан ветерок, гудел, свистел, завывал и, если бы мог, улюлюкал, в течение трех часов кряду во всех щелях города: под мостами, в тупичках, в сточных трубах, на крышах и в подвалах, были свидетельства, что иногда свистел даже под кроватями. Но, несмотря на эти мелочи жизни, ухода Нано-борея горожане желали даже меньше, чем его прихода, потому как приходящие на его смену просто Борей, а потом Гипер-борей, докучали куда основательнее, чем какой-то подвывающий ветерок. Однако, не будем раньше времени о грустном...

Не знаю, какой черт понес меня в Ветроград! Правда, уж лучше в ад к чертям, чем туда! Но факт есть факт, с ним не поспоришь -- я оказался там. Это было давно. Борода у меня еще не стала фиолетовой, "Занимательное чародейство" закончено было лишь на половину... в общем, меня тогда еще никто не знал, ну, конечно, слышали, что, мол, ездит какой-то проходимец-волшебник по свету, а как выглядит и что делает -- не знали. Говоря короче, в Ветроград я прибыл инкогнито, проездом, буквально на несколько дней.

Приехал я поздней ночью, через час после полуночи. Город был как город. Тихий, спокойный. Тусклые фонари освещали узенькие улочки. Это потом только я узнал, что бессовестные ветра, ежедневно издевающиеся над мирными жителями, не покушаются только на их законный сон. А пока я ехал по улочкам и глядел по сторонам, осматривая изящные фасады зданий. Единственное, что тогда показалось странным, что я не увидел ни одного деревца, какие обычно высаживают на тротуарах для озеленения города, хотя площадок, для них предназначенных, я заметил на своем пути порядка десятка.

Тогда у меня еще в привычке не было размещаться шатре и перекрывать движение в центре городов, так что у порога первой попавшейся таверны я остановил зачарованную телегу и развеял ее, чтобы не перегораживать улочку. К моему удивлению, дверь оказалась запертой, что очень странно для заведений подобного типа. Можно было подумать, что таверна просто брошена, однако я ясно видел тусклый огонек свечи, горящей за окном одной из комнат постояльцев на втором этаже. Я поискал что-то вроде звонка или молоточка, но ничего из этого не было. Тогда я решил поступить несколько некрасиво. Дверь деревянная, замок старого образца -- самое простейшее отпирающее заклинание и я буду внутри. Что ж, так я сделал. Дверь со скрипом послушно отворилась, и моему удивлению не было предела! Еще одна, металлическая! Я такого еще никогда не видел. Ко всему прочему, на ней не было замочной скважины, так что я даже не знал как ее открывать, ведь отпирающая магия имитирует ключ, а как его имитировать, если не известно, куда его вставлять? Но, на мое счастье, она оказалась не запертой, и ее достаточно было толкнуть внутрь.

Внутри царила кромешная тьма. Пришлось достать баночку с вечным пламенем, чтоб рассмотреть хоть что-нибудь. Помещение, как и предполагалось, было совершенно пустым. Свет вечного пламени упал на барную стойку, на ней рядом с маленьким бронзовым звоночком мирно покоился жирный рыжий котяра. Я ударил по звоночку. Кот встрепенулся, лениво поднял на меня голову, недовольно мяукнув, тяжело спрыгнул вниз и, возмущенно покачивая пушистым хвостом, удалился куда-то. Наверху раздался скрип. Я поднял баночку повыше -- она осветила лестницу, уходящую на второй этаж. Там раскрылась дверь и из образовавшегося проема выглянуло сонное лицо держателя таверны. Зажмуриваясь от света огонька в баночке и зевая, в разрисованном яблочками спальном наряде, медленно переступая, чтобы не зацепиться отрывающимися от босых пяток задниками тапок за ступеньки, он спустился вниз и, протерев глаза, уставился на меня.

- Хотите снять комнату? - еле сдерживая зевоту, спросил он, продолжая без всякого интереса смотреть на меня.

- Да, мне нужно остановиться где-нибудь здесь на денька два...

- Нумер двадцать четвертый, на втором этаже, - владелец заведения, перебив меня, выложил на стойку маленький серебряный ключик с биркой, с облегчением зевнул и, уже не обращая никакого внимания на своего посетителя, поплелся обратно. У самой двери наверху лестницы он приостановился и, посмотрев через плечо, добавил:

- В семь утра за чаем рассчитаемся. И обе двери закройте.

- Боюсь, не проснуться в столь ранний час...

- Вас разбудят... - на этой ноте хозяин скрылся в своей комнате.

Пожав плечами, я забрал ключик и с баночкой с вечным огнем пошел закрывать двери...

III

Утром, как я чуть позже увидел по часам, ровно в семь утра я подскочил от жуткого завывания за окном. Что-то визжало, свистело, гудело, подвывало и даже лаяло на улице. Однако через стекло я не увидел ничего, что могло было быть источником столь раз­дражающего шума. У меня была мысль открыть окно и выглянуть наружу, однако оно было намертво забито гвоздями, и, судя по звукам, доносившимся с улицы, лучше не поз­волять себе той вольности, до какой я дошел этой ночью, оставить окно заколоченным и разузнать все у тех, кому эти места знакомы чуть более подробно, чем мне. К тому же я вспомнил о ненавязчивом приглашении к чаю в столь ранний час и, взглянув на настен­ные часы, отмерившие уже пять минут от моего пробуждения, накинул повешенную на спинку стула мантию и вышел из еще даже толком не рассмотренной комнаты.