Выходя из первой атаки, я оглянулся и увидел на земле несколько пожаров. Значит, наши бомбы не пролетели мимо!

При повторной атаке каждый выбирал цель самостоятельно. Я заметил впереди на повороте несколько автомашин и автоцистерну, а между ними стояли три танка. Лучшего объекта для атаки даже представить трудно! Жаль, что все бомболюки пусты. Но ничего, если поджечь цистерну с горючим, то достанется и всем вокруг!

Только я довернул самолет и стал прицеливаться, как вдруг услышал в наушниках голос: "Прощайте, ребята! За Родину!"

Оглянувшись, я увидел, что правее и чуть выше меня пикировал горящий "ил"! Не падал, а именно пикировал, оставляя за собой густой черный след дыма. Вот он немного развернулся и, направив свой нос на скопление вражеской техники у поворота дороги, открыл огонь из пушек а пулеметов. И так, стреляя до последней секунды, "ил", как огромный снаряд, сметая все на своем пути, в стремительном последнем полете врезался в фашистские танки, автомашины и цистерну. От мощного взрыва подбросило даже мой самолет. А там внизу все смешалось в огненном вихре.

Кто так мужественно, героически завершил свой короткий жизненный и ратный путь?

Я выровнял самолет и огляделся. Два "ила" были недалеко от меня. Вражеские зенитчики, потрясенные увиденным, на какое-то время даже прекратили огонь. Вокруг нас не рвались снаряды, не проносились зловещие трассы.

И тут в наушниках прозвучал голос Садчикова: "Ребята, за Костю Шуравина по фашистским гадам, огонь!" И его самолет первым ринулся в атаку. "Шуравин?!" Острая боль пронзила сердце. Так, значит, это Костя! Мы с Володей Сухачевым последовали за ведущим, обрушив на фашистские танки огонь своих пушек и пулеметов, как бы салютуя воинскому подвигу нашего друга Кости Шуравина и его земляка Николая Забирова! От нашего огня на дороге запылало еще несколько вражеских машин.

Фашистские зенитчики, опомнясь, снова открыли огонь. В наушниках раздалась команда ведущего:

- Внимание! Всем домой!

Прижимаясь к верхушкам деревьев, мы покидали поле жестокого боя. На душе было такое чувство, будто что-то оборвалось внутри, словно каждый из нас оставил на месте гибели наших боевых друзей частицу своего сердца. Они ушли от нас в бессмертие.

Костя, Костя! А ведь только позавчера нам с тобой вручили новенькие карточки кандидатов в члены партии. И ты так радовался этому событию! Не знаю, что ты думал в последние секунды своей жизни, но своим подвигом ты доказал, что больше всего любил свою Родину, свой народ! И уж, конечно, ты совсем не думал о славе.

Направляя самолет своею собственной рукой в гущу врагов, ты даже не забыл попрощаться с нами. Ты был настоящим летчиком, патриотом, настоящим другом. Мы не забудем тебя и твой героический подвиг до последних дней своих, дорогой наш Костя Шуравин!

К аэродрому три самолета подошли крыло в крыло, в четком строю, как на параде, мастерством и строгостью полета подчеркивая скорбную торжественность происходящего. Достигнув центра аэродрома, мы по команде ведущего, в нарушение всех правил, дали залп из пушек и пулеметов, отдавая последнюю воинскую почесть своим погибшим друзьям. Хотя у нас это и не было заведено, но все, кто был на аэродроме, поняли, что кто-то геройски погиб из нашей четверки.

Только на запад!

Преодолевая ожесточенные контратаки немецко-фашистских войск, советские войска продвигались вперед.

Наша 335-я Краснознаменная Витебская штурмовая авиационная дивизия перелетела дальше на запад, на полевой аэродром под Бейнарочаем. В первые дни батальон аэродромного обслуживания не успевал подвозить наземными средствами горючее и боеприпасы. Чтобы не срывать нашу боевую работу, командование 3-й воздушной армии выделило для переброски горючего и боеприпасов транспортные самолеты Ли-2 и Си-47. Наша боевая работа не прекращалась ни на один день.

Коварный враг прибегал ко всяким уловкам, хитростям, а порою и подлости. Так было и на этот раз. В районе Елгавы появился неприятельский бронепоезд, своим мощным огнем очень мешавший продвижению наших наземных войск к железной дороге Шяуляй - Рига. Наземное командование срочно обратилось за помощью к штурмовикам.

Найти и уничтожить фашистский бронепоезд - такое задание получила эскадрилья капитана Денисова, уже имевшая некоторый опыт.

Комэск повел шестерку "илов" в указанный наземной разведкой район. На одном из железнодорожных перегонов группа штурмовиков обнаружила вражеский эшелон с военной техникой, идущий по направлению к Шяуляю, и атаковала его. Несколько вагонов загорелось. Денисов приказал больше боеприпасы не расходовать, ведь основное задание - уничтожить бронепоезд. Шестерка продолжила полет вдоль железной дороги. Недалеко от станции Елгава Денисов заметил поезд с нарисованными на вагонах красными крестами. Комэск приказал санитарный эшелон не трогать. А бронепоезда так и не обнаружили. Пришлось вернуться на аэродром. Не нашла группа Денисова бронепоезд и на другой день, зато летчики снова видели санитарный поезд. Командир дивизии полковник Александров высказал предположение:

- А не маскируется ли бронепоезд под санитарный?

Когда командование наземных войск в третий раз сообщило в штаб нашей дивизии о сильных огневых налетах вражеского бронепоезда, группу Денисова послали в третий раз с заданием как следует "прощупать" санитарный поезд, если он опять будет обнаружен в районе наступления наших войск.

Штурмовики отыскали санитарный поезд, и ведущий приказал:

- Имитируем атаку, но огня не открываем!

Денисов с разворота первым пошел на снижение. Когда его самолет был уже на высоте четырехсот метров, "санитарный" открыл по нему ураганный зенитный огонь. Удачно сманеврировав, комэск скомандовал:

- По вражескому бронепоезду, огонь! - и первым выпустил реактивные снаряды в цель.

Штурмовики сделали четыре захода и разбомбили замаскированный фашистский бронепоезд! Подлость фашистам не помогла.

Разнообразные задачи ставило командование перед нами - от штурмовки переднего края обороны врага до налетов на его военно-морские базы и порты. Где фашистская артиллерия мешала продвижению наших войск, там появлялись "илы" и штурмовали артиллерийско-минометные позиции врага. Если гитлеровское командование бросало в контратаки танки, наши штурмовики обрушивались на их головы. Когда разведка доносила, что по железной дороге или шоссе подбрасываются днем подкрепления, наши летчики наносили штурмовые удары по эшелонам и автоколоннам врага.

"Горбатые" труженики войны несли на своих крыльях основную тяжесть дневной воздушной войны.

Недаром фашисты так ненавидели и боялись наших штурмовиков, прозвав их "Черная смерть"!

А война не делает перерывов. Она идет, не останавливаясь, лютует ли мороз или жара томит солдата, иль хлещет дождик проливной...

Война-то не стоит, а вот наша боевая работа остановилась. Дожди и туманы приковали самолеты и нас к аэродрому. Воспользовавшись отсутствием нашей штурмовой авиации, гитлеровцы тут же предприняли контратаку в районе Приекуле - Салдус. Они кинули в бой танки, штурмовые орудия, механизированную пехоту и, не маскируясь, двинулись на позиции наших войск.

Без авиации нашим наземным войскам пришлось довольно туго, и они потребовали поддержки у штурмовиков.

Несмотря на дожди и туманы, эскадрильи полка поочередно несли боевое дежурство. В данном случае дежурила четверка из эскадрильи капитана Миронова.

Получив задание, мироновская четверка запустила моторы. Через несколько минут "илы", разбрызгивая лужи, порулили на старт. Получив разрешение на взлет, штурмовик надрывно, на форсаже, гудя мотором, с трудом разбегался, скрываясь в тучах брызг, и, оторвавшись от земли, тут же исчезал в белесо-мутной пелене. Вся четверка взлетела благополучно. Низкая высота полета, пересеченный рельеф местности резко сокращали дальность радиосвязи...

Около КП полка собрались летчики и техсостав. Все тревожились - сможет ли четверка в таком тумане найти цель? А если погода еще более ухудшится? Тогда ведь и свой аэродром, пожалуй, не найдут...