Воробьишко Пудик любил прихвастнуть. Но до самовара ему далеко. Вот это хвастун! Всякую меру забыл. И в окошко он выпрыгнет, и на Луне женится, и обязанности солнца на себя возьмёт!

Хвастовство до добра не доводит. Самовар разваливается на куски: воду-то в него налить забыли. Чашки радуются бесславной гибели хвастуна самоварко, и читателям весело.

Посылая «Самовар» детям своей знакомой, Горький сообщал им, что написал его «собственноручно и нарочно» для

Сказку про Иванушку-дурачка Горький в детстве слышал от бабушки. Он по-своему пересказал её для «Ёлки» – одной из первых советских книг для детей. Иванушка получился у Горького развесёлым шутником: «что ни сделает, всё у него смешно выходит…» Наверно, он просто прикинулся дурачком, чтоб веселее было. После каждой его шутки смеются даже суровые лесные великаны – медведи. И вскоре медведица, точно крестьянка, по-домашнему просит мужа: «Миша, ты бы помог ему!»

Сам Иванушка убеждён, что глупость непременно связана со злом. Чтобы узнать, умён ли медведь, Иванушка выясняет у него:

«– Ты – злой?

– Нет. Зачем?

– А по-моему, – кто зол, тот и глуп. Я вот тоже не злой. Стало быть, оба мы с тобой не дураки будем.

– Ишь ты, как вывел! – удивился медведь».

Ишь ты, как вывел! Так, наверно, и про Горького кто-нибудь говорил. Он знал цену доброте. Его растрогал поступок баиловских ребят.

Он отблагодарил хороших маленьких людей так, как мог отблагодарить только он: рассказами, сказками, стихами.

«…если когда-нибудь до Горького дойдут эти строки, – писала Алиса Ивановна Радченко в 1926 году, – пусть он знает, что шалунишки того времени оправдали его надежды, стали хорошими, чуткими, отзывчивыми людьми и общественно полезными работниками…»

А тем, кто станет сегодня читать рассказы и сказки Горького, написанные для детей, стоит вдуматься ещё раз в его слова: «Живите дружно, как пальцы чудесно работающих рук музыканта».

У воробьёв совсем так же, как у людей: взрослые воробьи и воробьихи – пичужки скучные и обо всём говорят, как в книжках написано, а молодёжь – живёт своим умом.

Жил-был желторотый воробей, звали его Пудик, а жил он над окошком бани, за верхним наличником, в тёплом гнезде из пакли, моховинок и других мягких материалов. Летать он ещё не пробовал, но уже крыльями махал и всё выглядывал из гнезда: хотелось поскорее узнать, что такое Божий мир и годится ли он для него.

– Что, что? – спрашивала его воробьиха-мама.

Он потряхивал крыльями и, глядя на землю, чирикал:

– Чересчур черна, чересчур!

Прилетал папаша, приносил букашек Пудику и хвастался:

– Чив ли я?

Мама-воробьиха ободряла его:

– Чив, чив!

А Пудик глотал букашек и думал: «Чем чванятся – червяка с ножками дали, – чудо!»

И всё высовывался из гнезда, всё разглядывал.

– Чадо, чадо, – беспокоилась мать, – смотри – чебурахнешься!

– Чем, чем? – спрашивал Пудик.

– Да не чем, а упадёшь на землю, кошка – чик! – и слопает! – объяснял отец, улетая на охоту.

Так всё и шло, а крылья расти не торопились.

Подул однажды ветер – Пудик спрашивает:

– Что, что?

– Ветер дунет на тебя – чирк! – и сбросит на землю – кошке! – объяснила мать.

Это не понравилось Пудику, он и сказал:

– А зачем деревья качаются? Пусть перестанут, тогда ветра не будет…

Пробовала мать объяснить ему, что это не так, но он не поверил – он любил объяснять всё по-своему.

Идёт мимо бани мужик, махает руками.

– Чисто крылья ему оборвала кошка, – сказал Пудик, – одни косточки остались!

– Это человек, они все бескрылые! – сказала воробьиха.

– Почему?

– У них такой чин, чтобы жить без крыльев, они всегда на ногах прыгают, чу?

– Зачем?

– Будь-ка у них крылья, так они бы и ловили нас, как мы с папой мошек…

– Чушь! – сказал Пудик. – Чушь, чепуха! Все должны иметь крылья. Чать на земле хуже, чем в воздухе!.. Ко-гда я вырасту большой, я сделаю, чтобы все летали.

Пудик не верил маме; он ещё не знал, что, если маме не верить, это плохо кончится. Он сидел на самом краю гнезда и во всё горло распевал стихи собственного сочинения:

Пел, пел да и вывалился из гнезда, а воробьиха за ним, а кошка – рыжая, зелёные глаза – тут как тут.

Испугался Пудик, растопырил крылья, качается на сереньких ногах и чирикает:

– Честь имею, имею честь…

А воробьиха отталкивает его в сторону, перья у неё дыбом встали – страшная, храбрая, клюв раскрыла – в глаз кошке целит.

– Прочь, прочь! Лети, Пудик, лети на окно, лети…

Страх приподнял с земли воробьишку, он подпрыгнул, замахал крыльями – раз, раз, и – на окне!

Тут и мама подлетела – без хвоста, но в большой радости, села рядом с ним, клюнула его в затылок и говорит:

– Что, что?

– Ну что ж! – сказал Пудик. – Всему сразу не научишься!

А кошка сидит на земле, счищая с лапы воробьихины перья, смотрит на них – рыжая, зелёные глаза – и сожалительно мяукает:

– Мя-аконький такой воробушек, словно мы-ышка… мя-увы…

И всё кончилось благополучно, если забыть о том, что мама осталась без хвоста…

Однажды маленький мальчик Евсейка, – очень хороший человек! – сидя на берегу моря, удил рыбу. Это очень скучное дело, если рыба, капризничая, не клюет. А день был жаркий: стал Евсейка со скуки дремать и – бултых! – свалился в воду.

Свалился, но ничего, не испугался и плывет тихонько, а потом нырнул и тотчас достиг морского дна.