Это началось через несколько секунд. Шорт открыл было рот, собираясь что-то сказать, но сильнейшая боль вонзилась ему в желудок. Глаза его расширились от боли и ужаса, он начал задыхаться. В том месте, где появилась боль, возникла и покатилась к горлу волна тошноты. Шорт застонал. В глазах все расплывалось. Он взглянул на Тренча, тот по-прежнему сидел рядом, обхватив ладонями свой бокал с вином, с лицом спокойным, как камень.
- Бога ради... - Шорт сполз с дивана и почувствовал, как желудок его стал сжиматься, пытаясь выбросить из себя то, что сжигало его. Он почувствовал, как его голова, тяжелая, как чугун, стукнулась о ковер. Его начало выворачивать, рот и нос заполнились жидкой огненной массой, которая мешала ему дышать. Ему удалось повернуться на бок. У него начались конвульсии, он был похож на марионетку, которую дергают за ниточки. Ему не хватало воздуха, он извивался, пытаясь вздохнуть, что-то бормотал и стонал, а Тренч по-прежнему сидел, сжимая руками бокал, и на губах его кривилась злобная усмешка.
Это длилось долго, наверное, не меньше получаса. Наконец тело Шорта перестало биться, и он застыл, скрючившись, сжимая ладонями горло. Лицо его превратилось в черную маску, глаза налились кровью: белки глаз были покрыты множеством точечных кровоизлияний. Изо рта вытекали, смешиваясь, кровь, желчь и остатки отравленного зелья. Все это обильно покрывало ковер около его головы. Содержимое его мочевого пузыря и прямой кишки низверглось наружу, и Шорт лежал во всем этом такой же ужасный, как сама его смерть.
Тренч допил вино и поднялся. Снял пиджак и закатал рукава рубашки. Дело, которое его ожидало, было не из приятных. Он представлял себе, как примерно все кончится, но это знание не уменьшало неприятного характера его работы. Сходив на кухню, он принес оттуда полное ведро горячей воды, стиральный порошок, тряпку, швабру, щетку и пару резиновых перчаток. Поставив ведро около трупа, он отошел в сторону и взглянул на лицо доктора Шорта. Так Господь поступит с каждым, кто осмелится бросить ему вызов. Тренч улыбнулся. Как все-таки странно, что владыка счел нужным, чтобы этот мужчина, из которого уже ушла жизнь, связал свою судьбу с местной проституткой. Очевидно, это тоже проявление его справедливого гнева.
Тренч глубоко вздохнул, надел перчатки и, встав на колени, подтянул к себе ведро. Смерть Шорта имела для него особое значение: тот, кто пытался испоганить землю, умер от плодов этой земли. Мысль эта была Тренчу приятна. Приятно было и то, что он выполнял поставленные перед ним задачи в хорошем темпе.
Глава XII
Полученная информация заинтересовала инспектора. Это было первое ценное свидетельство, которое попало ему в руки, первое указание на конкретного человека. Он уже минут двадцать сидел в кабинетике Клайда, прикидывая все за и против, выдвигая возможные возражения, одним словом, пытался прояснить свое собственное отношение к этому новому факту.
- Видимо, все-таки это он, - объявил, наконец, инспектор. - Можно не сомневаться - он. Что вы думаете по этому поводу, сержант?
Клайд согласился, что, исходя их предположений инспектора, по-видимому, все так оно и есть. Обвинения вполне четкие и совершенно обоснованные. По мнению инспектора, Том Редклиф - совершенно неуравновешенный тип, легко поддающийся соблазнам и вкусам того общества, путь в которое ему заказан. Поэтому он и приехал сюда, в эту деревню, где, по мнению инспектора, любой, чуть умнее идиота, мог рассчитывать на признание. Один только подбор книг в доме Редклифа указывал на его страсть ко всяким ужасам, а также на то, что он хорошо представлял себе возможности огня. Его девушка, пытаясь что-то объяснить, сказала, что у него полно и других книг о поэзии, о цветах, о съемках фильмов, о технике секса. Даже если это и так, то ни о чем еще не говорит, отвечал инспектор. А вот его антиобщественное поведение говорит о многом. Кроме того, в половине его фильмов, если верить сценариям, в качестве действующего лица должен был присутствовать огонь. И вывод из всего этого простой: из всех жителей Уэлсфорда, у которых были возможности совершить преступление, Редклиф подозреваемый номер один.
У него была масса свободного времени, у него не было постоянной работы. В деревне - ни родных, ни знакомых, перед кем он мог бы держать ответ. Холостяк, он проводил время с девицей, которую привез с собой. А то, что при пожаре у него погибла пленка и аппаратура, так это он сделал для того, чтобы отвести от себя подозрения. Это тоже было свидетельством, и о многом говорило.
- К тому же, когда сгорели мотоциклы, я сразу же заподозрил его, - сказал Клайд. - Правда, когда я пришел к нему, должен признаться, он убедил меня в своей невиновности. - Люди с приветом, - заявил инспектор, всегда выглядят убедительно. Море примеров. Этот кусок бумаги и есть самый убедительный довод. Паронойя. Мания величия. Большинство пироманьяков отличаются этим. "... только беспристрастный разум сможет когданибудь добраться до истины". Чудака, обеспокоенного своей беззащитностью, подтолкнула на преступление его страсть к огню. Паранойя, - добавил инспектор (он много читал по этим вопросам), - несомненно, вызвана противоречием между способностями Редклифа и его доминирующими абмициями. Побыстрей бы нам найти этого сумасшедшего мерзавца, - подвел итог инспектор. - Теперь он исчез и, видимо, находится далеко.
Клайд поинтересовался, с чего лучше начать поиски.
- Слава Богу, этим будем заниматься не мы, - заверил его инспектор. - Редклиф ударился в бега, не так ли? Почувствовав запах крови, он потерял осторожность. Сейчас он может быть где угодно. Думаю, это дело Скотланд Ярда.
Нельзя сказать, что Клайда это сильно расстроило.
Временами он ощущал, что напряженность становится постоянным фактором в жизни деревни.
- Вы собираетесь уезжать, сэр?
Инспектор зевнул и уставился на сержанта ничего не выражающим взглядом.
- Да, и уверен, что вы об этом особенно жалеть не будете, Клайд. Вы сможете вернуться к своим повседневным обязанностям или займетесь чем хотите. Мы соберемся, я выслушаю доклады подчиненных, и мы уедем не позднее вторника. Можете угостить меня на дорожку кружкой пива, чтобы показать, что ничего не таите на душе. - Он задержался в дверях. - Это приказ. - Он подмигнул и вышел.
Клайд усмехнулся и нажал на кнопку, расположенную на столе. Через некоторое время появилась его жена, озабоченная, с тряпкой в руках.
- Он уже ушел?
Клайд кивнул головой.
- Да, они уедут через несколько дней. Если ты еще не слышала, будет объявлен розыск Редклифа.
Женщина удивилась.
- Жуткое дело. А что они собираются делать с этой девушкой?
- Делать? Ничего. Она же не виновна, или ты думаешь иначе?
Правая бровь жены драматически поднялась вверх.
- Не виновата? Я бы так не сказала. Тут за километр тянет чем-то другим.
Клайд застонал.
- Ее моральные принципы - это ее дело, и ты это знаешь. По закону она в настоящее время считается невиновной. Так что ты со своей теорией попала пальцем в небо.
Она вздохнула, быстро протерла пыль со стола.
- Я ведь предупреждала насчет Редклифа, а?
Сержант Клайд сел, подвинул к себе журнал происшествий и открыл его. Иногда такое занятие, как заполнение журнала, помогало ему сохранить равновесие и оставить неизменным расстояние между ним и сумасшедшим домом графства.
Еще до наступления темноты Тренч уложил тело Эдварда Шорта в тачку, накрыл одеялом и покатил к склепу. Был теплый вечер, самое приятное время для прогулок и очень подходящее для выполнения заданий Господа Бога. Упавшие лепестки цветов вминались в землю под его ногами и под колесом тяжело груженой тачки. Аромат раздавленных цветов реял в воздухе и навевал воспоминания - печальные и приятные. О детстве. В детстве он часто бродил со своим отцом по их старому саду, и, отстав от него на несколько шагов, внимательно выслушивал названия деревьев, цветов и трав, определял виды птиц, впитывая в себя благодать этого маленького уголка природы и господней любви, которая была разлита повсюду. Казалось, что сегодня, в этот вечер, Тренч был, наконец, близок к своей конечной цели - восстановить безмятежность природы, созданной Богом. Нужно изгнать зло, и воцарится добро. Тренч мог бы поклясться, что сегодня сад благоухал, как никогда раньше.
