- Простое любопытство. Я пытаюсь найти того, кто уничтожил мою аппаратуру.

- И мой потолок, кроме того, - ввернул Мэрриот.

- Вот именно. - Редклиф старался выглядеть непринужденно. Если он раскусит этот орешек, то уж позаботится о том, чтобы все лавры достались ему. - Пытаюсь исключить подозреваемых, если вы понимаете, о чем я толкую.

Мэрриот сухо рассмеялся.

- Тренч? Подозреваемый? Сделайте одолжение,.. Это не про него. Он попик, понимаете? Причем до мозга костей. А ваш злодей - он сумасшедший, и вид у него должен быть злодейский.

Редклиф удивился.

- Вы верите в это, да?

- Безусловно. Я имел дело с разными людьми. В нашем деле этого не избежишь. Своих злодеев я знаю. И если мне попадется человек, который, по моему мнению, совершил это преступление, я сам наброшусь на этого ублюдка.

- Понятно. Все равно, спасибо. Как я уже сказал, я только пытаюсь исключить подозреваемых.

- Согласен. Можете совершенно спокойно исключить Тренча. Он доверил бы Господу творить за себя свои злодеяния. - Мэрриот повернулся и пошел прочь.

- Бедняга, должно быть, верит в это. У него вера, как у меня геморрой, - хроническая.

Так вот где решение! Как просто. Для всех жителей викарий человек, не способный к насилию. Факты вполне очевидны, изобличающие улики налицо, но никто этого не хочет видеть. Сам факт строгой приверженности викария религии служит отличным прикрытием для любых дел. Редклиф твердо считал, что церковные законы разрешают практически что угодно. Действуя против людей, которых он предупредил, Тренч, должно быть, считает себя вправе так поступать. История древней Англии изобиловала конфликтами между церковными и светскими законами. Самые ярые ревнители веры среди священников, должно быть, скорбят о том, что канули в лету те времена, когда церковь имела право судить людей. Возможно, некоторые из них, такие, как Тренч, например, и сегодня готовы применить божественные законы к земным делам. Редклифу эта мысль показалась привлекательной. Другие люди, точнее большинство других людей, скорее всего отвергнут ее. Отсутствие воображения - вот в чем причина. Именно художники несут миру истину. Редклиф решил проверить свое предположение. Если он ошибается, то и бог с ним; но он был уверен, что прав. Он нутром это чувствовал.

Вечером Тренч вышел с корзинкой в сад. Было прохладно и стоял туман. Раздвигая ветви деревьев, он держал свой путь в сторону южной стены. Ублажая свою уже умиротворенную душу, он напевал какой-то религиозный мотив. Летними днями, на закате, он всегда вспоминал отца, как тот сидел в саду с черновиком текста проповеди на коленях и лицом, обращенным к заходящему солнцу. Отец всегда хвалился - если это считать подходящим словом, - что каждое утро видит, как солнце всходит, и каждый вечер - как оно заходит.

Он нашел растение, которое искал, и начал собирать ягоды. Их много ему понадобится, чтобы надавить сока, а потом несколько раз процедить его. Это растение с пурпурными, точеными ягодами, по-своему столь же красивыми, что и некоторые цветы, называлось беладонна. Оно всегда росло здесь, сколько Тренч помнил себя. У него были хорошие познания в области народной медицины, ее рецептов и методов, он неплохо разбирался в свойствах ягод. Тренч знал, что из сока белладонны получают гиоциамин и атропин; он также знал, как изготовить сироп смертельной концентрации. Жизнь вблизи природы имела свои преимущества. Огонь - удобное и эффективное средство борьбы, но меры предосторожности диктовали необходимость изменения тактики действий. Что могло заменить огонь лучше, чем дикорастущее растение, которым Бог украсил поля и веси? Оно, как и Господь, способно и убить, и излечить, и к тому же - что является положительным свойством - имеет приятный вкус, если его смешать с определенными веществами. Господь мудр и щедр; во сне он напомнил Тренчу о плодах в его саду и о том, что их можно применить для исполнения воли Господа. Ему представлялось удивительным и непостижимым то, как он был ведом от дилеммы к решению; благодаря абсолютной вере и преданности, он получал столь подробные указания, что ему оставалось только выполнить их.

Наполнив корзинку до половины, он вернулся в дом, расставил банки, разложил бумагу и всякую утварь. В разгар крестового похода он снова ощутил себя маленьким мальчиком, возбужденным от перспективы приключения. Он тщательно готовился к предстоявшим делам, чтобы не вызвать неудовольствия своего Господина.

Походя Тренч подумал о переменах, которые, возможно, произойдут в его быте. Впервые он дал объявление о найме экономики. Раньше он обходился собственными силами и не нуждался в чьей-либо помощи со стороны. Но теперь предпринятая им кампания поглощала все больше и больше времени, и в доме уже не было прежнего порядка. Правда, внутренний голос говорил ему, что его намерения нанять экономку не столь чисты. Разве не испытал он в последнее время возбуждения в самых отвратительных частях своей плотской оболочки? Разве, просыпаясь в последнее время, он не обнаруживал, что предмет стоит и тверд, как камень? И, наконец, не является ли этот его необъяснимый интерес к женщинам чем-то таким, что возбуждает эту часть его тела? Тренч действительно не отдавал себе отчета, почему такие мысли овладели им именно в тот момент, когда он решил нанять экономку. Он знал о позывах плоти только то, что их надо гнать от себя, не обращать на них никакого внимания, когда они возникают. В доме нужна экономка и никаких других мыслей по этому поводу не должно даже возникать. Несомненно, это все плотские желания являются дьявольскими кознями. Сатана всегда где-то рядом, когда дело касается творений рук божьих. Тренч вдруг с удивлением обнаружил, что холодная ванна - вполне подходяще средство, чтобы заставить убраться от тебя Князя Тьмы.

С еще большим энтузиазмом он принялся перетирать и отжимать ягоды. Как всегда, великий Бог изобрел гениальный план и, как всегда, Тренчу оставалось только выполнить его.

Глава IX

В десять часов утра Редклиф громко и настойчиво постучал во входную дверь дома священника. Будучи полностью уверенным, что именно Тренч стоит за этими двумя пожарами, повлекшими за собой гибель его киноматериалов и оборудования, Редклиф не испытывал страха перед перспективой встречи со священником и совершенно не волновался о том, что может случиться, если Тренч использует силу в ответ на его обвинения.

У Тренча был настороженный вид, словно он занимался делом, которое хотел скрыть от посторонних глаз.

- Какая нечаянная радость, - сказал он, пытаясь говорить так, чтобы голос его звучал искренно, хотя это вряд ли могло бы кого-нибудь убедить: слишком угрюмо было его лицо.

- Прошу прощения, святой отец, не мог бы я войти? - С этими словами Редклиф вошел в дом. Подобной тактики - когда вы чуть-чуть впереди того, что намереваетесь сделать, и громко об этом заявляете, - Редклиф придерживался часто, особенно при общении с билетершами и официантами. Все это возымело действие и сейчас: Редклиф заметил, как Тренч отступил в сторону, даже не пытаясь ему помешать.

Священник провел его в гостиную и предложил сесть.

- Чем могу быть полезен в такое замечательное утро? Тренч был любезен, несмотря на всю враждебность полученного им от Редклифа письма. Как всегда, он был одет во все черное - за одним исключением, что с интересом отметил про себя Редклиф. У священника на шее висела золотая цепь - изящное, филигранной работы украшение. Заметив, очевидно, любопытный взгляд, который посетитель бросил на украшение, Тренч погладил цепь рукой и кратко объяснил, что это подарок его отца. Но он сказал неправду. Цепь была его единственным талисманом, воспоминанием студенческих дней. Эта вещь какимто странным образом внушала ему удивительное спокойствие. Она была куплена им в дешевой ювелирной лавке по внезапному и непонятному желанию, которое было так же необъяснимо, как и та ценность, которую представляла она для своего владельца. Тренч сел в кресло напротив Редклифа и молча смотрел на него, ожидая объяснений.