Эти две сложные проблемы сильно разнились по характеру. Первая имела отношение к доктору Эдварду Шорту. Он переехал в деревню около месяца назади поселился в одном из красивейших домов недалеко от площади. Длинный и низкий коттедж в прошлом принадлежал директрисе местной школы. На первый взгляд казалось разумным, что в этом доме опять поселился человек науки. Но при более глубоком рассмотрении выявились неприятные факты. Доктор Шорт возглавлял исследовательские работы по разработке реактивного двигателя в научно-исследовательском центре, расположенном в пяти милях от Уэлсфорда. Данный факт, рассмотренный в связи с недавними изысканиями Тренча, вызвал у него глубокую озабоченность. Получалось так, что деревня приютила человека, по роду своей деятельности занятого разработкой устройств, которые, как о том писалось в книге "Сумерки разума", "...очень скоро окажутся в руках не думающих ни о чем военных чиновников, людей войны, относящихся к человеческой жизни ничем не лучше дикарей". Сама мысль о том, что такому человеку дозволено существовать и создавать оружие и другие безбожные устройства, вызывала у Тренча отвращение. То, что этот человек проживает в настоящее время в его приходе - достаточное основание для того, чтобы он, викарий, принялся за изучение возможности его выдворения из деревни, причем быстрого.
Вторая проблема имела отношение к миссис Аните Кроутер, жившей не более чем в двухстах ярдах от дома ученого. Она тоже недавно поселилась в деревне - менее года назад. Старательно подслушивая разговоры и анализируя ходившие слухи, Тренч добыл кое-какие сведения, от которых у него волосы встали дыбом. Миссис Кроутер была тридцатидвухлетней, достаточно обеспеченной женщиной. Муж у нее умер, и она вела распутный образ жизни. Тренч с болью в сердце узнал, что ее дом нередко становится местом отвратительных оргий. Миссис Кроутер часто заходила выпить в местный бар, и перед закрытием она обычно уводила к себе какого-нибудь слабого духом прихожанина. Деревенские кумушки были необычайно хорошо осведомлены о характере сборищ, и выходило так, что там занимались всякого рода мыслимыми и немыслимыми непристойностями. Тренч не собирался потворствовать этому. В одном доме - разврат и непристойности, в другом живет человек, который стремится подчинить законы природы своим целям и заменить Бога машинами. Они не уйдут от гнева Господнего. Как не избежать гнева Его и всем тем, кто глумится над Богом и Его заповедями.
В понедельник, в три часа пятнадцать минут пополудни, Джек Харрис, уборщик Уэлсфордского клуба консерваторов, по обыкновению вошел в аккуратное здание клуба, чтобы подготовить бар и комнату для игр к вечерним мероприятиям. Он уже пять лет работал здесь и был доволен, что у него есть работа, причем в том возрасте, когда большинство других стариков едва сводят концы с концами на свои пенсии, бесцельно и в полном одиночестве коротая время у каминов.
Вообще-то обязанности, которые выполнял Джек, по своему характеру относились к ведению эконома. Но этот клуб был богаче многих других, и поэтому зконом только пополнял запасы клубного бара и общался с членами клуба. Джеку такое положение вещей подходило как нельзя лучше. Работу свою он выполнял старательно, не забывал о мелочах и всегда делал чуть-чуть больше, чем от него требовалось. Он полагал, что до конца жизнь обеспечил себя работой.
День выдался яркий и солнечный, и поэтому, войдя внутрь, Джек поначалу ничего не мог разглядеть. Для создания обстановки интимности в вестибюле царил сильный полумрак. Если бы Джек мог видеть более отчетливо, то, проходя в бар, он заметил бы, как из угла, там, где стоял телефон, поднимаются тонкие струйки дыма. И если бы его обоняние не ослабло за годы курения трубки, он учуял бы запах бензина в баре.
Сначала ему предстояло убраться в баре. Работа эта была достаточно простой и легкой, и Джек давно уже не раздражался при виде переполненных пепельниц на стойке бара и сигаретных окурков, валявшихся повсюду в лужицах пива. С помощью щетки, влажной тряпки и мусорного ведра он за десять минут навел порядок и с удовлетворением отметил происшедшие изменения. Особое удовольствие он получал, внося последний штрих в картину чистоты и порядка - до блеска начищал медные ручки пивных краников. Эта работа относилась к числу тех небольших обязанностей, которые Джек принял на себя по своей собственной инициативе; каждый день он начищал все медные предметы в баре.
Работая, он насвистывал, потому что всегда верил, что веселый человек делает честь человечеству. Он никогда не чувствовал себя несчастным. Многие годы он прослужил в армии солдатом, затем работал каменщиком, пока из-за артрита и естественного упадка физических сил ему не пришлось уйти на пенсию. Он считал себя счастливчиком. Он проработал всю жизнь - с двенадцати до шестидесяти девяти лет. И тут, совершенно неожиданно, полковник предложил ему место в клубе. Ему сильно повезло, это точно.
Закончив начищать краники, он сделал паузу и принюхался. Наверно, у него разыгралось воображение, но он мог поклясться, что почувствовал запах гари, так - на какое-то мгновение. Вероятно, причина тому - нервное напряжение, в котором пребывали все после ужасного происшествия в общественном центре. Только когда увидишь такой пожар, начинаешь полностью осознавать всю опасность этого бедствия. За свою жизнь, особенно в годы первой мировой, Джек видел несколько грандиозных пожаров, и поэтому он всегда проявлял в этом вопросе осторожность. За час до отхода ко сну Джек в доме больше не курил. Мера предосторожности сама по себе очень простая, но сколько тысяч людей погибло, а могли бы жить да жить, если бы не их глупое легкомыслие. Если Джека и интересовало что-то, так это меры пожарной безопасности. Закрутив колпачок на банке с чистящей жидкостью, он снова замер. На этот раз он точно учуял запах дыма. Он поставил банку на стойку и прошел в вестибюль.
- О, Боже всемогущий!
Языки пламени лизали корпус телефона, а шкафчик для щеток был, похоже, весь охвачен огнем. Джек быстро оценил положение и, обернувшись, глазами поискал на стенах огнетушитель. Он его видел ежедневно, но сейчас, когда в нем была нужда, он никак не мог вспомнить, где его держали. Он рванулся за стойку и оступился. Потеряв равновесие, он тяжело грохнулся на пол и вскрикнул от боли, вызванной приземлением на локоть. Какое-то мгновение он лежал неподвижно, в полной уверенности, что сломал руку. Рукой он угодил во что-то мокрое, и через некоторое время почувствовал, что и брюки его в чем-то вымокли. Качаясь от боли, он сел на пол и огляделся вокруг. Весь пол был залит жидкостью. Он принюхался. Бензин! Он вспомнил, что, забегая за стойку, он задел чтото - банку или ведро. Приглядевшись, он увидел лежащую в углу пластмассовую канистру, а рядом с ней металлическую крышку. От боли у него кружилась голова, но надо было идти, предупредить о том, что случилось.
С огромным трудом он встал на ноги и тут увидел, что пламя пожирает ковер и ползет по обивке стоявших у окна кресел. При виде ужасного зрелища он вскрикнул и рванулся к окну. Он бежал и чувствовал, как его ноги обдает обжигающим воздухом; потом раздался хлопок, и на нем загорелись брюки. Он попытался закричать, но не смог - в легкие попал дым. Обезумев от ужаса, задыхаясь и кашляя, он повернулся спиной к окну и попытался выбить стекло. От возбуждения и сильной боли рассудок его помутился, и он ударился о стену в полуметре от окна. Крик сорвался с его губ, ноги подкосились в коленях, и обмякшее тело медленно поползло вниз по стене. Он видел, как горят его ноги, но уже не чувствовал боли. Левая рука онемела и безжизненно повисла. Дышать было нечем. Бар наполнился дымом, из-за черных клубов, поднимавшихся от пылавшей обивки, нельзя было ничего разглядеть. Вокруг опустилась темнота, в которой, подчиняясь какому-то своему ритму, то вспыхивали, то гасли высокие языки пламени. Неожиданно его онемевшее, омертвевшее тело пронзила доселе неведомая боль. Глаза его расширились, и он беспомощно заскулил, с ужасом наблюдая, как горит его куртка и огненные капельки искусственного волокна оставляют ожоги на руках и груди. Он повернул голову - никаких других движений он делать уже не мог - и увидел, как на него страшно, медленно опускается пылающая портьера. Укутанный удушливой опаляющей пеленой, Джек открыл широко рот и издал беззвучный крик.
