Еще часы тянулись, как века,

Еще мы Иловайского

^[227]

долбили,

Еще скрипела классная доска,

Но я-то знал:

Распутина убили —

И, значит, революция близка!

1964

Видимое и невидимое^{288}

Ты говоришь:

"Я это видел сам!"

Но всё ли видел?

И к земле и к морю

Ты приглядись, и даже к небесам,

И расскажи.

А я с тобой поспорю.

Вот месяц вышел.

Кажется, с небес

Никто его не смоет и не сдует,

Но то, что он реально существует,

Я отвергаю наотрез.

Считать за серпик этот лунный бок,

Кусочек шара, солнцем освещенный,

Способен лишь простак непросвещенный,

Коль мрак его невежества глубок.

Ты понял?

Далеко не целиком

Мы видим то, во что вперяем взоры.

Взглянуть хотя бы вот на эти горы,

Из-под земли встающие торчком.

Едва ли ясно представляешь ты,

Как, скрывшись под пустынями и степью,

Совсем иною новой горной цепью

Вновь вынырнут всё эти же хребты?

А этот лес! Тебе он виден весь?

Ты утверждаешь это? Но позволь же!

Лишь разве на три четверти, не больше,

Он виден. И всеви́деньем не грезь.

Не замечаешь ты его корней,

Сосущих сок земли неутомимо.

Нет! Если видеть только то, что зримо,—

Весь мир намного кажется бедней.

Последствия мы видим без начал,

А иногда наоборот бывало:

Довольно ясно видели начала,

Последствий же никто не замечал!

1964

"Мы С Минского шоссе…"^{289}

Мы

С Минского шоссе

Свернули за Тучково,

И вдруг во всей красе

Москвы-реки подкова!

В нее луны огонь

И звезд мерцанье влито.

Какой небесный конь

Сронил ее с копыта?

Ее мне не поднять,

В карман ее не спрячу,

Но надобно нанять

Здесь летом будет дачу.

1964

Лунный внук^{290}

Этой старой деревни фактически нет —

Она была сожжена во время войны дотла,

И расплавились даже церковные колокола.

Теперь всё, кроме церкви, построено вновь:

В новых избах горит электрический свет,

На новых калитках новые почтовые ящики для новых газет.

У новой изгороди новый мотоциклет,—

Словом, этой деревни нет, но она и не умерла.

Вечером из глубины этих новых изб,

Сквозь оконца которых маячат старинные призраки женщин-икон,

издается мелодический визг,

чуть ли не в каждой избе не приемник, так патефон.

И под этот мелодический крик и писк

Девушки изб

Либо пляшут над тихой рекой, либо плетут венок.

А старик

Обязательно смотрит на лунный диск

Через театральный бинокль.

"Что ты видишь? Дай посмотреть и мне!"

Но старик не выпускает бинокля из рук,

Потому что там, на Луне,

Живет внук.

Пусть говорят, что старик нездоров, не вполне он в своем уме,

Но ведь внук не убит, и не сгинул в плену,

И не стал перемещенным лицом,—

Он был отважным бойцом на войне,

А после войны улетел на Луну,

И дело с концом.

Он в командировке, секретной пока, этот внук старика.

Он работает там, на Луне, и усовершенствует лунный свет,

Чтоб исправней сияла Луна и плыла, и плыла

Здесь, над этой старой деревней, которой фактически нет,

Потому что во время войны вся она была сожжена дотла.

1964

"Месяц-Отрок Льет…"^{291}

Месяц-

Отрок

Льет

Мед в рог

И опрокидывает

Свой же собственный мед

Через собственный рог

В свой же собственный рот.