Это поле
Невольно заставило вспомнить былины:
Величавые камни на нем так печально торчали.
Первый камень похож был на оттиск ступни исполина,
А второй походил на тяжелую голову гнома.
Было много еще и других.
Крылось в них что-то мощное, но и что-то беспомощное,
Что-то древнее вечное
,
будто бы предчеловечное,
Смыслом еще не отмеченное
Но уже искалеченное, искособоченное.
Я взирая на них,
Ни о чем не спросил агронома.
Но, с трудом
Отшвырнув
Гладкий камень, похожий на кость великанши,
Сам сказал агроном:
"Это то, что исчезнет не раньше,
Чем его уберут. Нужен труд здесь и труд!
Ибо эти поля под картофелем и под морковью
Основательно засорены
Ледником, что когда-то, дойдя до равнин Подмосковья,
Много всяческой всячины нес, в том числе — валуны".
Да! Вот они, последнего оледененья следы.
Будем думать: сюда не вернутся уже никогда
Скандинавские льды.
Приближалась прополочная,
В ожиданье страды
Зеленели кругом огороды, сады беспечальные.
За деревней Петрово-Дальнее
[189]
Золотились пруды.
Будто вместо воды
Наполняло их масло подсолнечное.
После
Сумрачной полночи
Утро выдалось солнечное.
(1963)
"Мои Товарищи, Поэты…"{258}
Мои
Товарищи,
Поэты,
Вы
Быль и явь
И тайный знак,
Любые времени приметы
Читать умеете ли так,
Как Ленин свежие газеты
Читал в Разливе у костра?
Мне
Кажется:
У нас,
Поэты,
Мысль
Недостаточно
Остра!
1963
Стикс{259}
Пещера
Закоптела от свечей
И факелов. Я выпачкал ладони.
Рассеянно, не слушая речей
Ни об Аиде и ни о Хароне
[190]
,
Я наблюдал, как Стикс
[191]
лился во мрак.
Но постепенно с обстановкой свыкся.
И, может быть, не следовало так,
А все-таки
Я руки вымыл в Стиксе.
Я в Стиксе вымыл руки.
Утекла
По Стиксу копоть факельно-свечная.
Отмыл я в Стиксе руки добела,
И часто я об этом вспоминаю.
И где бы ни был я, куда б ни плыл,
Какие бы на свете Рубиконы
[192]
,
В конце концов, я ни переходил,
Каким бы прорицаниям Сибилл
Я ни внимал,— глядели благосклонно
Все божества:
"Он руки в Стиксе мыл!"
1963
На берегу{260}
На берегу
Я человека встретил,
На берегу морском;
На берегу, где ветер так и метил
Глаза мои запорошить песком;
На берегу, где хмурая собака
Меня обнюхала; а с вышины,
За мной следя, таращился из мрака
Своими кратерами шар луны;
И фонари торчали, как на страже,
Передо мною тень мою гоня…
А человек не оглянулся даже,
Как будто не заметил он меня.
И я ему был очень благодарен —
Воистину была мне дорога
Его рассеянность. Ведь я не барин,
И он мне тоже вовсе не слуга.
И нечего, тревожась и тревожа,
Друг дружку щупать с ног до головы,
Хоть и диктует разум наш, что всё же
Еще полезна бдительность, увы!
1963
Перевод с греческого{261}
И если
Видится
Мне облик грека,
То вспоминается не век Перикла
[193]
,
Но Греция двенадцатого века,
Которая увяла и поникла,
Когда погрязли в скверне византийцы,