"И мне костюм сошьешь. Хотелось бы иметь мне макинтош
Из настоящих человечьих кож. Что? Не найдешь? Захочешь, так найдешь.
Ну ладно! Шей из обезьяньих кож.
Но человечьей кожи хоть клочок найди, чтоб вышить свастики значок,
Да жилами людскими это сшей. Таков закон окопов и траншей!"
— "Вы шутите?"
— "О нет! Я не шучу!
И я тебя предупредить хочу, что в этот год немало новых мод
У нас в Берлине входит в обиход.
Вот, например, из моды вышел газ. Заменит газ теперь противогаз.
Я это видел. Элегантно очень".
Заказчик, тороплив и озабочен,
В полночный час покинул ателье.
3
Зима влачила шлейф свой по земле.
Портной сидел, склонившись в полумгле, весь тканями обложен и мехами.
Он начал шить, и на его игле свечи полночной трепетало пламя.
Он повторял: "Из моды вышел газ? Заменит газ теперь противогаз!
Ну, что ж тут скажешь? Элегантно очень.
А галстук будет на манер бинта, как будто марля кровью залита
И в желтом гное краешек намочен".
Он повторял: "Вы бредите войной, берлинские вояки-забияки.
Запросите фасон кроить иной, когда в больничном скорчитесь бараке,
Запросите фасон кроить другой, когда с одной останетесь ногой!"
И зло захохотал он в полумраке.
1938
Наяды{45}
Ты видел этот новый дом,
В своем величье молодом
Имеющий с дворцами сходство?
Ты знаешь: это — Пароходство.
Оттуда в сумраке седом
Шесть дев выходят на крыльцо.
Они не на одно лицо —
У каждой признаки свои:
Вот дева в шапочке бобровой.
Вторая — с тростью камышовой.
В плащ цвета рыбьей чешуи
Одета третья, как матрос.
Четвертая из чайных роз
Венок сияющий сплела.
А пятая с крылом орла
Идет, как будто улетая.
Атмас наречена шестая…
Ты это имя повторишь?
Что было б, если бы Иртыш
Вдруг схлынул?
Мы нашли на дне бы
Кусок эбенового неба
С чешуйчатых джунгарских крыш
[42]
,
Пищали обгоревший пыж,
Древнейшие обломки лыж,
На коих лыжники из Тары
[43]
Ходили в черные татары…
[44]
Ну, что ты на меня глядишь?
Все эти вещи слишком стары!
Что? Колчаковский саквояж?
Бинокль бы цейсовской работы
[45]
?
Гранаты? Ружья? Пулеметы?
Забытый Бремом
[46]
патронташ?
Всё можно! Почему б и нет.
Так ты и начинай путину.
А я? И пальцем я не двину.
А почему? Я дам ответ:
Не в этом суть!
Не арсенал, не зал музея —
Дно речное.
Я не об этом вспоминал,—
Я думал вовсе про иное.
Про что?
Их — шесть. Судьба — одна.
Шесть рек исчезли.
Имена?
Я перечислю:
Камышловка,
Чаир,
Орловка,
Окуневка,
Бобровка
И еще одна — Атмас
[47]
!
В былые времена
Те полноводные потоки
Шумели в таволге
[48]
, в осоке…
Где эти реки?
Вся страна
Пила их воду золотую
Тогда, в былые времена,
Когда в леса, в листву густую
Слетались птицы на пиры
И для любви и для игры,
И обитали здесь бобры.
Бобры! Взгляни на степь пустую.
Ничто не вечно. И — миры!
Шесть рек!
Леса!
Бобры!
Орлы!
Уснувшие навеки рыбы!
Я спрашиваю: вы могли бы
Возникнуть вновь из темной мглы?
Ты слышишь их ответ:
"Мы здесь!"
Ты говоришь мне:
"О, не грезь!"
Шесть дев выходят на крыльцо
Дворца речного пароходства,
И все не на одно лицо,
