«Птицы, [которые] особенно много[численные] на этом острове, – пишет Лега, – это куропатки, горлицы, утки, лесные голуби, вальдшнепы, перепела, чёрные дрозды, пигалицы, дрозды, гуси, лысухи, выпи, попугаи, цапли, олуши, фрегаты, воробьи, павлины и великое множество других мелких птиц».3 Согласно сообщениям, все они могли бы стать превосходной пищей, и был даже дополнительный источник пищи: «есть летучие мыши, чьи тела больше, чем у курицы, и их мясо очень приятно есть, когда человек преодолеет то отвращение к ним, которое является порождением предубеждений».С плохой стороны, «маленькие воробьи, которые, подобно цветам и бабочкам, кажется, созданы лишь для того, чтобы украшать Природу, размножаются столь быстро, что, по правде говоря, они весьма назойливы. Они налетают тучами, и уносят зерно, которое посеяно, если не уделять ему большой заботы; что является несомненным неудобством; но немного пороха быстро их отпугивает».Гусеницы и мухи также могли быть «немного досаждающими», согласно источникам, которыми пользовался Лега, и существовала также опасность сезонных ураганов. Но даже гугеноты должны были признать, что никакой рай, устроенный на земле, не мог бы быть абсолютно совершенным. Подытоживая рассказ, Дюкен тщательно проанализировал возможность Реюньона предложить поселенцам счастливую и гармоничную жизнь. И, похоже, было мало причин сомневаться в том, что в итоге его всё же обнаружат: «Остров Эдем наверняка имеет достаточную протяжённость, чтобы легко вместить долгий ряд поколений любой колонии, которая там поселится».4Но изрядной ложкой дёгтя в бочке мёда стало внезапное объявление Дюкена о том, что в плавание не будут брать никаких женщин. Дюкен решил так после того, как получил новости о том, что французы, даже не помышлявшие покидать Реюньон, послали в этот район флот из семи военных кораблей. Чтобы избежать конфронтации с французами, два голландских судна должны отправиться в плавание разоружёнными (т. е., без пушек). Это подразумевало то, что команда и пассажиры должны быть способны защищать себя сами, что исключало присутствие женщин, от которых нельзя было ожидать, что они так поступят. Неспровоцированное нападение французов на судно, везущее безоружных религиозных беженцев было, однако, маловероятно, потому что существовали некоторые неписанные законы чести, действовавшие среди европейских наций в таких ситуациях. Гугенотам сказали, что женщины смогут присоединяться к ним после того, как они обоснуются на острове.Затем Дюкен узнал, что французы повторно аннексировали Реюньон в пользу Французской Ост-Индской компании в 1674 г., за 15 лет до этого, и французский флот был послан для того, чтобы подкрепить эти притязания. Это означало, что колонию гугенотов нельзя было организовать никаким образом.Вместо того, чтобы поделиться этой информацией с Лега и остальными, Дюкен урезал проект с двух судов до небольшого фрегата «La Hirondelle» («Ласточка»). Командир, некий мсье Валло, был направлен, чтобы разведать острова Маскаренского архипелага и захватить любой остров, который окажется незанятым и подходящим для колонизации. Об этой радикальной смене планов совсем не сказали маленькому отряду еретиков-авантюристов, которые взошли на борт корабля как эмигранты, и умами которых владела мысль о том, что их высадят на Реюньоне, на острове под названием Эдем, в их раю на земле. К тому времени, когда «Hirondelle» была готова к отплытию, множество предполагаемых пассажиров отказалось от опасной поездки к Эдему. Когда их осталось только десять, Лега и его последователи предали себя в руки Провидения и отбыли из Амстердама 10 июля 1690 г.

С самого начала плавание не было весёлым путешествием, но Лега видел во всём только хорошее, что возможно было найти, и излагал подробные сообщения и размышления, относящиеся к морским обитателям и природным явлениям, наблюдаемым в море. Его вера гугенота была непоколебима; его тон был временами настолько набожным и полным искренней уверенности в попечении Бога, что сложно было бы предположить, что такие строки при столь страшных обстоятельствах могли бы выйти из-под пера какого-то другого человека. Например, лишь по счастливой случайности избежав кораблекрушения и погони французских приватиров, Лега написал: «Это Двойное Избавление в один и тот же день убедило каждого из нас в том, что мы были исключительно под Защитой Всемогущего, и мы возносили Благодарности за его Божественное Покровительство».5Лега вёл подробнейшую хронику всех проявлений жизни, которые могли наблюдать пассажиры во время плавания. Это были морские свиньи, киты, летучие и обычные рыбы и многочисленные виды морских птиц. Для записей Лега характерно чередование отчёта о плавании с долгими размышлениями о Боге, религии и испорченности христианского богослужения различными церквями и теми, кто осуществлял контроль над ними. Превосходный пример этого – его трактовка ритуала, который отметил пересечение судном экватора 23 ноября 1690 года. К его испугу, их «обязали подвергнуться дерзкой церемонии Крещения, по крайней мере, всех, кто не участвовал в таком же фестивале до этого, или же не выкупит себя за небольшую сумму Денег. Это старый костюм, и с ним нельзя будет расстаться без затруднений». Дальше следовало длинное и сделанное с искренностью описание «фестиваля»:

Один из моряков, который до этого уже пересекал Линию, оделся в лохмотья, с бородой и волосами из пеньки, и зачернил своё лицо сажей и маслом, смешанными вместе. Одетый таким образом, держа морскую карту в одной руке и кубок из резного стекла в другой, с горшком, полным чёрной мази, стоящим перед ним, он предстал на палубе в сопровождении своих помощников, одетых столь же причудливо, как и он сам, и вооружённых решётками для жаренья, кухонными плитами, котелками и несколькими колокольчиками; с помощью этих странных инструментов они исполнили своего рода музыку, достоинства которой легко можно себе представить. Они вызвали одного за другим тех, кто должен был участвовать в этих обрядах и мистериях, и, посадив их на край бадьи, полной воды, они заставляли их класть одну руку на карту и клясться, что при таких же обстоятельствах они сделают с другими то же самое, что было сделано с ними самими в это время. Затем они поставили им на лбу метку содержимым горшка, облили их лица морской водой и спросили, дадут ли они экипажу чего-нибудь выпить, обещая, что в этом случае их отпустят, не подвергая никакому наказанию. А тех, кто ничего не заплатил, окунули по уши в бадью с водой, а затем вымыли и почистили корабельным балластом; и я думаю, что это отскребание и мытьё продолжались намного дольше, чем того желали те, кому пришлось через это пройти. Каждая нация практикует эту забавную традицию, но на свой манер.6

Точно неясно, когда, но после нескольких месяцев в море «Hirondelle» добралась до голландской колонии на мысе Доброй Надежды, где была сделана остановка на три недели для отдыха и пополнения запасов провизии. Во время этой остановки гугенотов окружали противоречивые слухи о месте их назначения. Согласно одним, французский военно-морской флот высадил на «Эдем» 300 человек. Другие говорили, что флот вовсе не дошёл до острова, который был населён лишь несколькими семьями. Но ничто из того, что им говорили, не противоречило их видению острова в качестве рая, места красоты и изобилия. Поэтому они решили поспешить к находящемуся под управлением голландцев Маврикию, чтобы получить дальнейшие указания. Шторм отклонил их от курса и, бесцельно продрейфовав некоторое время, они наткнулись не на Маврикий, а на сам Реюньон. Борющееся с сильными ветрами судно подошло достаточно близко к берегу, чтобы Лега и остальные смогли увидеть, что не было ни единого признака присутствия французских военно-морских сил, а сам остров, к их большой радости, выглядел оправдывающим обещания Дюкена:

Мы льстили себе надеждами, что это был остров Эдем; и нас радовала мысль о том, чтобы ступить ногой на землю, которую мы так сильно жаждем как уготованную на роль места нашего жительства. В этой замечательной стране мы увидели много красот с того места, где остановились, чтобы взглянуть на неё: та её часть, которая предстала нашему взгляду, была равниной с горами, высящимися посередине; и мы легко могли различить приятную смесь лесов, рек и долин, расцвеченных прелестной зеленью. Если наш взгляд получал совершенно несомненное удовольствие, наше обоняние получало не меньше; воздух был напоен восхитительным ароматом, который поднимался от острова, и он приятно исходил от лимонов и апельсинов, которые в изобилии растут там. Этот сладкий аромат донёсся до всех нас, когда мы были на некотором расстоянии от острова: некоторые единодушно посетовали на то, что благоухание потревожило их сон, другие сказали, будто были так надушены им, что это освежило их, словно они пятнадцать дней находились на берегу.7