- Я тоже был в сопротивлении, - неожиданно говорит он. - После прошлой войны, против французов, которых я ненавижу. Сегодня выиграли мы. Не мне вам говорить, неправда ли, что мы не щадим наших врагов.

- Это я знаю.

- Но все же таких, как вы, я уважаю. Вы хорошо дрались. Что такое ваш взрыв Сент-Ассиза? В общем это хорошо задуманная военная операция. Между нами говоря, вы нас напугали.

“Куда он гнет?” - думает Рэймон.

- Да, - продолжает офицер, - как только нам доложили о событиях в Сент-Ассизе, мы сразу же поняли, что это дело рук франтиреров. Какие тут были шансы на успех? Один на тысячу. Результаты? Сомнительные. Опасность? Смертельная. Нужно быть такими сумасшедшими, как французские партизаны, чтобы решиться напасть на нас в подобных условиях… Но нас напугало не это, а то, что у вас была взрывчатка. - Офицер вынул из ящика стола пачку фотоснимков. - Мне бы не следовало это показывать, но так как вам осталось недолго жить, в конце концов я могу доставить вам удовольствие как солдат солдату. Глядите!

Рэймон берет первый снимок. На нем прикрепленный к тросу заряд взрывчатки и шнур с детонатором. Он хмурится.

- Этот не взорвался, - объясняет офицер. - Ваш товарищ, кажется, Арман, забыл снять предохранитель с детонатора. Это позволило нам изучить весь механизм. А теперь посмотрите на результат вашей работы.

На последнем снимке - нагромождение тросов и металлических столбов и трубок, перекрученных взрывом. Это устой мачты, которую подорвали они с Виктором.

- Расчет был хорош, - говорит офицер, - а то, что вы сумели среди дня подложить взрывчатку под мачты, охраняемые нашими солдатами, свидетельствует о незаурядной военной подготовке.

Рэймон впивается глазами в снимок, стараясь разглядеть результаты своей работы, но офицер отбирает фотографию.

- Скажите, где вы служили?

- В пехоте.

- Вы не химик?

- Нет.

- В таком случае, где же вы научились обращаться с этими штуками и кто вас инструктировал?

- Никто, сам выучился.

- Не рассказывайте мне басен. Это боеприпасы из Лондона.

- Понятия не имею.

- Вы же великолепно знаете, что Лондон не любит вас, коммунистов. Если победят деголлевцы, они вас запрячут в тюрьмы не хуже, чем мы. Значит, если вы получили боеприпасы от них, то это могло произойти либо по недоразумению, либо из какого-то расчета? Ну? Кто же вам дал взрывчатку?

- Меня никогда не интересовало ее происхождение.

- Послушайте, до сих пор я с вами разговаривал как с равным. Не вынуждайте меня заговорить по-иному.

- Мне нечего вам сказать.

- Тогда я поясню. Мы знаем, что взрывчатка и шнур для диверсии в Сент-Ассизе были привезены лично вами. Значит вам известно, где они находились. Поясню еще: об этих боеприпасах вам сообщил деголлевский агент, который связался с вашей группой. От вас мне нужен только адрес.

“Кто же мог все это рассказать?” - думает Рэймон и тут же понимает, что знало об этом слишком много народу.

- Я вас спрашиваю, - нервничает офицер.

- Я ничего не знаю.

- Ну это мы посмотрим. Нам все в конце концов признаются. Проходите вперед.

“Ясно одно, - думает Рэймон, - Робер знал обо всем гораздо лучше меня. Раз меня спрашивают, значит, он не проговорился”.

*

Не успел Рэймон войти в соседнюю комнату, как удар кулаком валит его с ног.

Двое солдат топчут его ногами.

Скрючившись, Рэймон старается защитить живот.

Долго так продолжаться не может, но надо держаться. Держаться.

У него перехватывает дыхание от удара ногой в ребра. Он задыхается.

- Адрес? - спрашивает, закуривая, офицер. Рэймону с трудом удается вздохнуть.

Каблук медленно расплющивает ему палец. К сердцу поднимается холод.

Он не хочет кричать, ни за что не хочет, но чувствует, что смертельно бледнеет.

- У-у-у-у! - воет он. Он знает, что крик облегчает страдания. Каблук давит менее сильно.

- Улица? Улица?

“Фруадево, Фруадево”, - подсказывает ему внутренний голос…

- Номер!

“22, 22”, - твердит голос.

Удары сыплются на него одновременно со всех сторон. Из носа идет кровь. В ушах свист. В голове сплошной гул, и все время на каждый вопрос офицера внутренний голос отвечает:

“Улица Фруадево, 22, улица Фруадево, 22”…

Внутри что-то треснуло. Боль невыносима… Он перестал страдать. Сейчас он потеряет сознание.

Все тот же номер, то же название улицы вихрем проносятся в его мозгу.

“Улица Фруадево, 22, улица Фруадево, 22”…

Рэймон тут же приходит в себя. Глаза его блуждают, вид безумный: ему кажется, что он проговорился.

Офицер спокойно смотрит на него.

- Вы не болтливы. А в общем, это не имеет значения. Всего лишь небольшой опыт.

Хромая, со стуком в висках, с горьким вкусом во рту, уходит Рэймон, но на его лице сквозь отпечаток только что перенесенных страданий пробивается улыбка, улыбка победителя. Он не проговорился.

XVI

- Я принесла передачу Рэймону Фуко.

- Рэймон Фуко? Не знаем такого.

- Уверяю вас, он должен быть здесь.

- Вы его жена?

- Нет, кузина. Я живу в провинции.

- Когда он арестован?

- Три дня тому назад.

- Торговал на черном рынке?

- Нет.

- Кража? Убийство?

- Нет, совсем не то.

- Подождите, я проверю.

Марсель садится в угол рядом со старухой, которая держит за руку маленькую девочку. Здесь много народу, все ждут со свертками, с сетками в руках. Действие происходит в тюрьме при префектуре.

Это временная тюрьма, расположенная в огромном четырехугольнике домов, окружающих здание суда, тюрьма при полицейской префектуре. В принципе все правонарушители, арестованные в Париже, должны пройти через эту тюрьму, прежде чем их направят куда полагается: в Сантэ - мужчин и в Рокэт - женщин.

Тюрьма при префектуре, в которой в восьмиметровую камеру, без койки, во время оккупации набивали по шесть-восемь человек, известна своей невероятной грязью и огромным количеством насекомых. Попадают в эту тюрьму через темную арку, выходящую во дворик. Сюда машины свозили патриотов, которых сажали вместе с проститутками, сутенерами и бандитами. Одновременно почти рядом, в бывшей тюрьме Консьержери, переоборудованной в музей, посетителям показывали камеры, в которые Великая французская революция заперла аристократов.

Прежде чем прийти сюда, Марсель долго колебалась. На следующий день после исчезновения Рэймона она обошла все явки, где он мог быть, но не встретила никого. У старой тетки, в Кламаре, где он должен был укрыться в случае исключительной опасности, она тоже его не застала. Все ясно. Арестован. Или убит? Нет, это невозможно, так скоро, сразу. Марсель не хочет об этом и думать.

Конечно, лучше было ей самой не ходить в тюрьму. Надо было послать кого-нибудь. Но кого? Друзья, которых она могла бы попросить, сейчас под такой же угрозой. Что делать? Надо же знать правду. И она решилась. Сейчас она не отрывая глаз смотрит в коридор, в котором исчез смотритель.

Он кажется неплохим человеком, и как будто понял. А вдруг ее сейчас вызовут, начнут допрашивать, потребуют документы? Сразу видно, что здесь за место: по полицейскому у каждой двери. Сколько раз Рэймон просил ее в случае несчастья с ним воздержаться от неблагоразумных шагов. Ведь у них шестилетний сын. Марсель готова уйти.

Перед ней снова появляется смотритель.

- Мадам, Рэймона Фуко у нас нет. Глаза Марсель наполняются слезами.

- Где же он может быть? Смотритель пожимает плечами.

- Приходите завтра.

И прибавляет вполголоса:

- Иногда их там держат по нескольку дней. Не убивайтесь. Может, ничего и не случилось с вашим… с вашим кузеном.

Она снова пришла на следующий день. И приходила день за днем.

- Скажите, пожалуйста, говорят, их иногда держат в префектуре, не переправляя в тюрьму. Вы не знаете, сколько времени они обычно там остаются?