— Борьба — это не моя профессия.
— Это верно. Теперь — уже не твоя. По крайней мере не в Лос-Анджелесе.
— Ладно.
— «Ладно»! Еще бы не «ладно»! Я для него, попрыгунчика, старался, договорился, что он победит, а он… И репетиции же были!.. Знаешь, мистер Америка, я хочу рассказать тебе кое-что о финансовой стороне этой профессии.
Помимо своей воли, я сразу напрягся. Любой разговор на профессиональные темы меня захватывает; мне всегда интересны секреты чужого ремесла. Ничего не могу с собой поделать. Ведь люди смертны. А знание дает силу. Сила же — своего рода здоровье. Я едва удержался, чтобы не обнять Боголаба за плечи и не предложить ему глоток минеральной воды.
— Ведь ты, попрыгунчик, наверно, и не понимаешь, что ты натворил. Ты знаешь, что у меня были контракты?! Как мне теперь выкручиваться? В следующем месяце Буш должен был встретиться здесь с Толстяком Смитом. Может, этого уже и не будет. Может, ты и Бушу напортил. Сейчас я должен решить, что с этим делать. Как теперь Смит выйдет с ним на ринг? Ведь он, Смит, на прошлой неделе проиграл Чинку. А ты, возможно, забыл, какую взбучку ты дал Чинку на этом самом ринге, но публика-то помнит! Соображаешь, какое теперь у Буша преимущество над Смитом? Так не делается. Нет никакого интереса. Такой парень, как Буш, в Лос-Анджелесе должен проигрывать! А он вдруг побеждает кандидата в чемпионы!
— Это я кандидат?
— Ты, ты. В отдаленной перспективе у меня были на тебя особые планы. С твоим-то сложением! Мистер Вселенная…
— Я этого не знал.
— Ты был бы большой шишкой! Грозой черномазых! А ты решил проявить инициативу…
— А что случилось? Ну, выиграл Буш одну встречу. Кто будет так уж об этом думать?
— Думать? Да при чем тут «думать»? Дело в ощущении! В балансе! Вот что самое главное. А ты спутал все карты. Теперь, чтобы установить баланс, я должен буду заново договориться о результатах всех встреч. А кто за это будет платить? Может быть, ты? Нет, платить буду я. Ведь теперь нужны новые тренировки, новая хореография, персонажи, костюмы…
— Мне очень жаль. — сказал я.
Но Боголаб меня не слушал. Он даже не злился больше. Просто размышлял вслух:
— Может, надеть на кого-нибудь маску? Найти какого-нибудь попрыгунчика и выпустить его в маске. Это может поправить дело. Новый персонаж!
— Если я надену маску то смогу выйти против Толстяка Смита, — сказал я. — И с Бушем смогу встретиться.
Боголаб молчал.
— Это восстановило бы баланс, — добавил я.
— И с кем еще ты хочешь встретиться? С Беспощадным Жнецом?
— Ну да.
— Посмотрим… Ничего не обещаю.
— Мне очень жаль, что все так вышло. — сказал я. — Я плохо себя чувствовал.
Дело было в том, что незадолго перед тем умер Олкони. Наследников он не оставил (это я знал совершенно точно), и мой контракт с ним оказался полностью в моем распоряжении. Это означало, что мои заработки удваивались. Но из-за бешенства Боголаба я мог очень многое потерять — впервые в жизни. Вот почему я извинился.
Боголаб взглянул на меня. Он не поверил моему оправданию, но был благодарен мне уже за то, что я оправдываюсь.
— Тебе придется переменить стиль, — заметил он.
— Да — согласился я. — Стиль мне придется переменить.
Когда мы с ним встретились на следующий день, он заявил, что если я надену маску, то уже не смогу выступать на Западном Побережье под своим именем.
— Хорошо, — сказал я.
Он пристально на меня посмотрел.
— Что такое? — спросил я.
— Да нет, ничего. Некоторые этого не любят.
Он попросил меня задержаться в Лос-Анджелесе еще на несколько дней, чтобы мы с ним могли обсудить наши планы, составить график моих будущих встреч (большинство из них — с теми, с кем я собирался встретиться в своем собственном обличье) и подписать новые контракты. Мне пришлось отменить встречи в Сакраменто и Беркли; Боголаб был так захвачен мыслью о моем блестящем будущем, что даже согласился заплатить за меня часть неустойки.
Встретив меня двумя днями позже, он спросил, какие у меня идеи.
— Насчет чего? — не понял я.
— Как «насчет чего»? Насчет костюма!
Я попытался разыграть энтузиазм. Предложил Боголабу выкрасить меня в зеленую краску и надеть на меня маску чудовища. Чтобы непременно были клыки, с которых капает слюна — как со сталактитов. Меня можно будет назвать «Человек-Волк» и объяснить, что моя внешность — следствие того, что до восемнадцати лет я воспитывался среди волков, в пещере на территории Бельгии.
Боголаб задумчиво выслушал меня, потом нахмурился.
— Не пойдет, — сказал он наконец. — Сентиментальщина.
— Черт возьми, а мне казалось, что это удачная мысль!
— Нет, — отрезал он. — Что будет, когда ты вспотеешь?
— Когда я вспотею?
— Ну да. Что будет с зеленой краской? Нет, это не годится.
А как насчет маски палача? На голову надевается колпак — до самых плеч. С большими прорезями там, где глаза и ноздри.
— Для этого у тебя фигура неподходящая, — профессионально оценил меня Боголаб. — У тебя фигура, какая и должна быть у молодого парня. Это надо учитывать в первую очередь.
— Да, — согласился я. — Наверно, вы правы.
— Ясное дело, — сказал он. — Из этого и надо исходить. Раз ты не монстр, то монстра из тебя и не получится.
— Из шелкового платочка свиного уха не сделаешь, — заметил я.
На это Боголаб ничего не сказал. Он погрузился в размышления. Внезапно он улыбнулся и весело похлопал себя по животу.
— Появилась идея? — поинтересовался я.
— Кажется, да! Сделаем так. Наденем на тебя белую шелковую маску. Такую, как у Одинокого Скитальца, но только белую. Еще на тебе будут белые трусы и щегольская накидка из белого шелка. И белые туфли. И ничего больше. Все очень просто. Ты будешь Повеса-Инкогнито! Ты носишь маску, потому что на самом деле ты сын миллионера и не хочешь, чтобы твои родители узнали, что ты профессионально занимаешься борьбой, — это разбило бы их сердца. «БОРЕЦ-АРИСТОКРАТ — КТО ОН?» Ну, как тебе?
— Мистер Боголаб, — сказал я, — вы гений.
И я стал Повесой-Инкогнито. Барокко тогда как раз начинало проникать на ринг, и затея мистера Боголаба имела огромный успех. Победы устраивались мне регулярно. Боголаб объяснил мне, зачем это делается. Ну станет ли такой повеса-миллионер, как я, заниматься борьбой, если он будет терпеть неудачу за неудачей? Ясно, что борцом он должен быть отличным. Боголаб был доволен своей выдумкой, и я все чаще и чаще появлялся на рингах Западного Побережья. Однажды Боголаб сказал мне, что этот мой маскарад приносит пользу капитализму и свободному предпринимательству. Сейчас слишком много болтают о рабочем классе пояснил он. А если американцы увидят, каким ладным и крепким может быть сын богача, и намотают себе на ус, то это пойдет на пользу бизнесу.
«Все мы похожи на Боголаба», — печально подумал я. То же самое бывает и в кино, в цветных музыкальных комедиях, когда Хосе Итурби, играя что-нибудь классическое, вдруг переходит на буги-вуги. Тут мы аплодируем. В нас говорит тот же самый инстинкт, что заставляет нас в определенный момент подмигивать Кармен Миранде и Эстер Уильямс. Бывает такое тайное рукопожатие посредством подмигивания. Ведь классика — это только причуда, а вот все доходчивое нравится людям по-настоящему. Маленькое — это большое, слабый — силен, а бедняк — это богач. Но все это не идет в сравнение с тем, что доказывал людям я, человек в шелковой маске (как у Одинокого Скитальца, но только белой). Я словно говорил им: «Богатые бедны, а все живые когда-нибудь станут мертвецами».
Теперь у меня было целых четыре «я», или, во всяком случае, четыре обличья. Южный Босуэлл, жизнерадостный, победоносно несущий бремя белого человека, победитель итальяшек, усмиритель поляков и гроза еврейчиков. Среднеатлантический Босуэлл, а также Босуэлл Среднего Запада и Среднего Севера — неудачник, используемый иммигрантами из Европы как боксерская груша англосаксонского происхождения. Номер три — вариант для Западного Побережья. Повеса-Инкогнито. Сын богача (было здесь какое-то сходство с Иисусом). Человек в маске из белого шелка. Он не нуждается в деньгах и лупит соперников лишь затем, чтобы доказать, что он парень хоть куда. (А смерть ему недоступна, так как в принципе он бессмертен, но он все же умрет — чтобы все поняли, что он и вправду парень хоть куда.) И, наконец, я был самим собой — повсюду. Босуэлл по фамилии Босуэлл. Только не задавайте мне вопросов. Не надо.
