— Поговаривают, что племя Саудов оспаривает лидерство Хусейна ибн Али, — бросил Хасан.

— Так и есть, но не забывай, что легитимность шарифа проистекает от его происхождения, он потомок самого Пророка, — заметил Юсуф.

Уже настала ночь, когда Ахмед отправился домой в сопровождении Юсуфа, Хасана и двух сыновей последнего. Юсуф ночевал в доме Хасана. Он сказал, что хочет отдохнуть перед поездкой в Мекку.

Взгляд Дины зажегся, когда она узнала от Ахмеда, что в доме ее брата остановился Юсуф.

— Думаю, что этот юноша интересуется Айшой, вот увидишь, он сделает всё возможное, чтобы с ней встретиться.

— Женщина, в конце концов от его дома нас отделяют всего несколько метров. Тебе следует присматривать за дочерью и не оставлять ее одну, я не хочу, чтобы Юсуф подумал, будто мы хотим выдать ее замуж, — сказал Ахмед.

— Предоставь это мне, я буду действовать осторожно. надеюсь, что Лайла мне поможет, раз уж она моя невестка.

— Поможет в чем?

— Устроить встречу Юсуфу и Айши.

На следующий день ее племянник Халед явился к ним с приглашением на ужин.

— Мама хочет устроить прием в честь нашего гостя и задумала семейный ужин.

Саида и Дина с готовностью выполняли роль свах. Они настояли на том, чтобы Айша надела лучшее платье и лучший хиджаб.

— Ты должна вести себя благоразумно, не смотри ему в глаза и не заговаривай, пока он к тебе не обратится, — советовала ей бабушка Саида.

— Но, бабушка, ты что, меня за дурочку принимаешь? — возмутилась Айя.

— Я принимаю тебя за хорошую мусульманку. Не забывай, что мужчинам не нравятся бесстыдницы.

Вечер прошел как нельзя лучше. Салах и Халед были близки с Юсуфом и знали об интересе приятеля к своей двоюродной сестре. Они напомнили ему, что Айша — еще почти дитя, и он не должен даже смотреть в ее сторону, если не собирается жениться. Юсуф заверил, что именно этого и желает. Если Ахмед согласится, они поженятся, как только позволят нормы приличий.

Мужчины поговорили о последних событиях в городе, а женщины тем временем выставляли на стол приготовленные вкуснейшие блюда. Юсуф похвалил приготовленные Айшой сласти, и она покраснела.

На следующий день Ахмед сообщил дочери, что Юсуф хочет с ним поговорить.

— И мне кажется, я знаю, о чем пойдет разговор, — сказал он.

— Он хочет попросить у тебя руки Айши! — радостно воскликнула Дина. — Аллах услышал наши молитвы!

— А если и так, что ты на это скажешь, Айша? — спросил Ахмед у дочери.

— Да какая разница, что она скажет! — воскликнула Дина. — Это такая честь для нас — войти в семью Юсуфа Саида!

— Послушай, жена, я и сам знаю, что дети обязаны слушаться родителей, но я хорошо понимаю чувства Айши и не хочу отдавать ее человеку, который внушает ей отвращение. Если это так, то мы поищем для нее другого мужа, — заявил Ахмед.

Айша стояла, крепко вцепившись в руку бабушки. Да, ей очень льстило, что такой человек, как Юсуф, обратил на нее внимание, но любовь... Она и сама не знала, любит ли она его. Да, ей нравился этот смуглый молодой человек с глубокими сияющими глазами, ей было очень приятно сознавать, что она для него так много значит, но сказать, что она в него влюблена... Она ощутила, как у нее свело желудок от приступа внезапного страха. Да, она хотела выйти замуж, но не думала, что это случится так скоро.

— Юсуф показался мне очень приятным, — произнесла она дрожащим голосом.

— Я не буду принуждать тебя к замужеству, ты вполне можешь подождать еще годок-другой, — настаивал Ахмед.

Однако Айша медлила с ответом, чувствуя на себе пристальный взгляд матери.

— Она уже не ребенок, — проворчала Саида.

— Если Юсуф хочет на мне жениться, я согласна, — произнесла наконец Айша, чувствуя, как охватывают ее одновременно радость и страх. Выйти замуж — значит навсегда покинуть дом, где она родилась, чтобы уехать на другой берег реки Иордан, где жила семья Юсуфа, а быть может — еще дальше, в Мекку. Ей придется жить в доме свекрови, и, собственно говоря, именно здесь и таилась главная причина ее страхов.

Ахмед вышел из комнаты, давая понять, что разговор окончен.

Тем же вечером пришел Юсуф и, как от него и ждали, попросил руки Айши.

Спустя несколько месяцев Старый город узнал, что такое настоящий кошмар. Кемаль-паша никому не доверял и повсюду разослал своих шпионов, которые даже чересчур добросовестно выискивали арабских националистов и просто недовольных политикой султана.

Обычным явлением в городе стали виселицы: паша приказывал вешать всех, кого считал врагами, и для пущего устрашения иерусалимцев превратил казни в публичный спектакль.

— Я проходил мимо Дамаскских ворот и едва смог пробиться сквозь толпу, чтобы узнать, что происходит, — возмущался Ахмед. — Люди стояли, храня гробовое молчание. Оказалось, что в этот раз повесили сразу пятерых.

— Сколько раз я тебе говорила, не надо туда ходить, — разволновалась Дина. — Ты же знаешь, как любит Кемаль-паша публичные казни, и чаще всего они как раз и проходят либо возле Яффских ворот, либо возле Дамаскских. Заклинаю, будь осторожен, не встречайся больше с Омаром Салемом. То же касается и моего брата Хасана, который к тому же подвергает опасности не только себя, но и своих сыновей.

— Это было просто ужасно; люди медленно умирали, и мы вынуждены были наблюдать за их агонией. Этот человек — настоящее чудовище, — сказал Ахмед, имея в виду, конечно же, Кемаля.

— Замолчи! Вдруг кто услышит. Даже подумать страшно, что случится, если Кемаль-паша узнает, какие вещи ты о нем говоришь.

— Евреям тоже грозит опасность. Я говорил с Самуэлем, и он мне сказал, что Кемаль встречался с несколькими старейшинами и пригрозил изгнать их из Палестины. А некоторые уже отправились в изгнание — в Дамаск, — объяснил Ахмед.

— Насколько мне известно, Самуэль весьма расположен к туркам, — ответила Дина. — Он говорит, что евреи чувствуют себя вполне неплохо под властью империи.

— Здесь они живут в мире и очень это ценят, но это на значит, что они поддерживают Кемаля. Самуэля, Ариэля Луи или Якова виселицы возмущают не меньше, чем нас. Но они тоже ни в чем не уверены. Самуэль говорит, что им придется приспособиться.

— Это еще что значит?

— Не портить отношения с Кемалем-пашой, чтобы не сомневался в лояльности местных евреев.

— Боюсь, это им не поможет, — заметила Дина.

Несмотря на горе, страх и неопределенность, поселившиеся в Иерусалиме, подготовка к свадьбе Айши шла полным ходом. Война шла где-то далеко, в Европе, и Дине казалось, что все эти города, о которых говорили, находятся где-то на краю света — Париж, Лондон, Петербург... Однако разрушительные последствия этой войны затронули и Палестину. Кое-кто из ее подруг потерял мужей, служивших в турецкой армии и погибших на фронте. Каждый день она возносила хвалу Аллаху, что Ахмед охромел после несчастного случая в карьере, и ему теперь не грозил призыв на войну. Однако, даже зная, что муж теперь в безопасности, она не переставала беспокоиться о своем сыне Мухаммеде. Она отчаянно боялась, что его отправят на войну, которая не имеет к ним никакого отношения.

— Сегодня я ужинаю в доме Омара, — объявил Ахмед как-то осенним вечером 1915 года.

— Ты же так устал за день, — запротестовала Дина, обеспокоенная тем, что в последнее время эти встречи в доме Омара стали повторяться все чаще.

— Да, сегодня у нас в карьере был тяжелый день.

— Тогда попросил Хасана, пусть он за тебя извинится и скажет, что ты придешь в другой раз.

— Я пойду, потому что должен, — заявил Ахмед, прежде чем она успела сказать хоть слово.

Дина принесла ему воды для умывания и подала чистую рубашку.

«По крайней мере, — подумала она, — если уж он решил ужинать в доме Омара, пусть хотя бы отправится туда прилично одетым».

— Просто жуть, что творится в городе, — сказал один из гостей Омара.

— Я знаю, о чем ты говоришь, — ответил Халед, племянник Дины, прежде чем его отец успел вставить хоть слово.