Размышления прервал осторожный стук в дверь.

– Войдите! – крикнул Серега, садясь на кровати.

В дверной проем просунулась голова Гудрона:

– С добрым утром, господин!

– Спасибо, Гудрон-батыр. Заходи, рассказывай. – Попов слез с кровати и начал одеваться. Гудрон прикрыл дверь и, продолжая оставаться в полупоклоне, прогудел:

– Капитана Мордора приглашает на обед сам Властелин Мордора.

– На обед? – удивился Серега. – Здорово я поспал. В этом можно идти к Властелину, как думаешь?

Орк критически оглядел черный с серебром костюм и поскреб пальцем подбородок:

– Не хватает пояса капитана Мордора. Посмотрите там, на столике, господин.

Через двадцать минут полностью экипированный Серега вышел из лифта у обеденного зала. Двери распахнулись сами. Майрон в одиночестве сидел во главе стола.

– Проходи, Сережа, садись, – улыбнулся майар, – как спалось?

– Прекрасно, господин, – на всякий случай поклонился Попов.

– Я освободился немного раньше, поэтому и решил пообедать вместе с тобой. Заодно и обсудим насущные проблемы.

Пока Серега отдавал дань мордорской кухне, Майрон изучал какой-то толстенный гроссбух, поигрывая серебряной вилкой. Лишь когда капитан Мордора плюхнул себе в тарелку горку мороженого, майар преувеличенно заботливо спросил:

– Говорят, тебе вчера не угодила массажистка?

Серега подавился мороженым:

– Да нет, нормально. Кто говорит?

Майрон продолжал вертеть в руке вилку:

– Не важно, кто говорит, Сережа. Важно, чтобы ты понял, что, во-первых, в пределах Мордора я всеведущ, а во-вторых, основой любой власти является насилие. – И Майрон без всякого напряжения свернул вилку в кольцо. – Насилие, и только насилие, Сергей. Остальное – красивые слова для толпы. Красотой можно восхищаться, к справедливости можно стремиться, но уважают только силу и исключительно силу. Понимаешь?

– В общем, – промямлил Попов.

– И в общем, и в частностях. Никто ничего не будет делать даже ради самой прекрасной идеи, если за ней не стоит сила. Некоторые идеи сами являются силой. В этом мире – я сила, и меня уважают. Нуменор – сила, и его уважают. Валары – тоже сила, и я уважаю валар, хоть и ненавижу. Вспомни же себя. Во дворе и в школе у вас кого уважали – самых добрых и умных? Нет – самых сильных и жестоких! Ведь так?

– Так, – пришлось согласиться Попову.

– Армия – специальный институт насилия, предназначенный нести врагам смерть и разрушение. Потому и в вашей армии, и в моей тоже прежде всего ценится способность не колеблясь применить силу, ведь так? Кого ты больше уважал – задохлика Охохолина или старшину Макухина, Сергей?

– Боялся, а не уважал, – выдавил из себя после внутренней борьбы Попов.

– Тогда просто – с кем бы ты хотел оказаться в бою рядом – с Охохолиным или с Макухиным?

В голове у Сереги всплыл мутный образ взводного «чмыря» Охохолина, отчисленного еще в начале зимы, и он согласился с Майроном:

– Со старшиной надежнее.

– Конечно надежнее, Сергей. С сильными и жестокими всегда надежнее. А что делаешь ты?

– Что я? – заерзал Серега.

– А ты прощаешь Гурлуга. Здесь я еще могу согласиться скрепя сердце, Гурлуг – надежный и преданный слуга. Но массажистка?! Простить только потому, что она женщина?

– Да нормально все, – начал защищаться Попов, – нормальный, я бы даже сказал, хороший массаж. За что ее наказывать?

– Ты ее пожалел, да?

– Да, – сдался Попов, – она такая… В общем, такая…

– Да нельзя никого жалеть, Сергей, – взорвался Майрон, – тебе самому эта жалость потом выйдет боком. Хочешь знать, кто мне обо всем рассказал? Да она и рассказала, добрячок ты наш. Пошли со мной.

И снова лифт. «Господи, седьмой раз еду, а надоело-то как! И опять подвал. Первый раз хоть не знал, куда иду, а сейчас-то знаю. Бхургуш приветливо улыбается в дверях пыточной. Так, собраться, собраться! Вряд ли это для тебя, показать что-то хотят».

Кресло занято, и сердце Попова мощно подпрыгнуло вверх – все-таки не для меня! Когда он разглядел, кем занято кресло… Этель. Раздевать девчонку, правда, не стали, но привязали крепко. Майрон крутанул кресло так, чтобы Этель увидела Серегу, и медовым голосом спросил:

– Так как ты вела себя вчера с капитаном Мордора?

– Непочтительно, господин. – Губы девушки дрожали, пальцы впились в отполированные сотнями узников подлокотники кресла.

– Ты провоцировала капитана Мордора на прямое неповиновение своему господину, ведь так?

– Да.

– Да, господин. – Глаза Майрона сузились, вспыхнув недобрым огнем.

– Да, господин, – еле слышно повторила Этель.

Глаза Майрона стали багровыми.

– Может, оставить тебя на развлечение Бхургушу, девица-красавица? Сначала ты ему массаж сделаешь, потом он тебе. Так, постепенно, через недельку, глядишь, и смерть наступит, которой ты так хотела.

– Не надо, господин. Я верно служу тебе. – По щекам Этель побежали слезы.

– Так верно, что даже пытаешься бежать от меня, попутно провоцируя капитана Мордора?

– Это минутная слабость, господин. – Этель уже рыдала. Сереге хотелось отвернуться, а еще лучше уйти отсюда, но он боялся Майрона, а потому продолжал смотреть поверх головы девушки на кафельную стену. Майар перехватил этот взгляд:

– Сергей Владимирович, теперь видишь? Ты ее вчера пожалел, а сегодня она тебя с потрохами выдала. И ей плохо, и к тебе доверие уменьшилось. Оба вы в подвале, в гостях у Бхургуша, так сказать. Как я могу быть уверен, что в следующий раз ты не пожалеешь настоящего врага? Да что там, даже не расскажешь мне о нем, как не рассказал об этой плаксивой девке.

Серега молчал. Тактика, отработанная поколениями курсантов и применяемая в общении с начальниками всех степеней и рангов. Пока от тебя не требуют конкретного ответа на конкретный вопрос – молчи, как рыба в пироге. Начальник поорет, побушует, выпустит пар и затем примет решение. Начинать оправдываться под горячую руку – значит провоцировать командира на необдуманные действия. Стисни зубы, терпи, молчи. Выражай негодование шевелением большого пальца ноги. Так Попов и делал, рассматривая стену. Майрон осекся на полуслове, внимательно посмотрел на Серегу и сказал уже абсолютно спокойно:

– Значит, так. Накажешь ее сейчас при мне. За вчерашний проступок. На этом будем считать инцидент исчерпанным, и, если хочешь, можешь оставить ее при себе. В противном случае ты лишаешься звания капитана Мордора и займешь ее место в кресле, потому что доверять я тебе дальше не смогу. Ее мы убьем как-нибудь поинтереснее, и эта дрянь добьется своего.

– Как наказать? – пересохшими губами спросил Серега.

– Весь арсенал Бхургуша в твоем распоряжении, – жестко усмехнулся Майрон, – но вряд ли ты сумеешь им воспользоваться. Хотя бы ударь. Сильно, по-мужски.

Серега колебался. На звание капитана, предположим, плевать. Но в кресло… Серега в нем уже сидел, Майрон точно все рассчитал. Да и девчонку замучают. Ладно, прости, Этель, и он слегка ударил ее по щеке. Майрон захохотал:

– Славно, славно. Ты думаешь, я не понимаю разницы между похлопыванием и ударом? Бей! Бей сильно, или тебе поможет Бхургуш. Ну!

Черт! Серега и мужиков-то никогда не бил. Его били, было такое, но сам… Попов набрал воздуха в грудь, и ударил в полную силу. Ладонь его так и не сжалась в кулак, но и этого оказалось достаточным, чтобы голова Этель мотнулась в сторону и упала на грудь. Лишь через пару секунд она пришла в себя. По щеке расползалось багровое пятно, из разбитой губы сочилась кровь, и на ресницах дрожали слезы.

– Вот, – снова начал улыбаться Майрон, – другое дело. Если бы ты так хулиганам во дворе один раз зарядил, проблем бы в жизни поубавилось. Уважать бы начали. Ладно, будем считать, что урок усвоен. Пойдем наверх, дел еще масса, а мы тут прохлаждаемся.

Пропустив Серегу вперед и уже почти выйдя из камеры, Майрон через плечо кинул:

– Да, Бхургуш, сними-ка аккуратненько пару ноготков у нашей красавицы. Только на ногах, орочья морда, руки не трогай, ей ими еще работать. И перевяжи хорошо, чтобы ходить могла. Пойдем, Сергей Владимирович.