Чонин опустился на колени между его разведённых ног и кончиками пальцев нарисовал круги на его бёдрах, заставив вздрогнуть всем телом и зажмуриться от удовольствия. Всего лишь лёгкое и незначительное касание, но уже им Хань был пьян.

― Не представляю, ― его голос предательски «сломался» и сел, ― как я буду… без тебя.

― Ты со мной. Не думай и не представляй. ― Горячие ладони легли на его бёдра, прошлись по внутренним сторонам, заставляя раскрыться, развести ноги шире, чтобы ощутить жар смуглого тела, прижавшегося к нему. ― Чувствуешь?

Чонин потёрся о него, наклонился ниже и поймал губами левый сосок, легонько прикусил и потянул, отпустил, обвёл языком и, пристально глядя на Ханя, медленно облизнул собственные губы. Единственный и неповторимый ходячий соблазн ― только для Ханя. Оставалось лишь коснуться рукой сильной шеи, чуть надавить на затылок и подставиться под поцелуй. Соприкоснувшись с Чонином губами, Хань выдохнул:

― Хочу сгореть. С тобой. Хочу, чтобы люди умели становиться едиными, когда любят… тогда мне не пришлось бы оставлять тебя и уходить. Я всегда был бы здесь. ― Он приложил ладонь к груди Чонина, там, где сильно билось сердце. И он задохнулся, ощутив глубокое проникновение, вцепился в плечи Чонина и закусил губу, чтобы не застонать. Мышцы внутри тела растянуло сразу и сладко, и немного болезненно.

― Мы едины, ― глухо пробормотал Чонин, согрев прерывистым дыханием его подбородок.

― На время… Но…

― Нет. Пока ты меня не прогнал, я всегда здесь. Ты только мой. Никто не был так близко к тебе, как я. И я не собираюсь ничего менять. Ты мой, слышишь? Я не отпускал тебя. Пока ты оставляешь сердце в моих ладонях, я всегда буду тут ― с тобой, в тебе, рядом. Всегда, пока дышу и люблю. Не заставляй меня повторяться, потому что я чувствую себя неловко, когда говорю это.

Чонин прижался лбом к его груди и вздохнул. Хань тронул его влажные волосы руками, запустил в них пальцы. Глаза предательски щипало, потому что этого было так мало…

― Никогда не думал, что это будет вот так.

― Как? ― Хань затаил дыхание.

― Что это… будешь ты. Прости. Я так старался не полюбить тебя, но у меня не получилось.

― Мой… ― Хань с силой обнял Чонина так, словно собирался задушить в объятиях. ― Заткнись, ладно? Ничего не говори. Ни слова. Я не могу это слышать, не должен, не хочу…

― Хён…

― Замолчи! Тихо! Просто молчи.

― Хань.

― Пожалуйста… ― Голос дрогнул и сорвался на шёпот. Хань тоже никогда не думал, что это будет вот так. Что он встретит замкнутого мальчика, одержимого танцами, которому так легко доверять, что их соединят столь сильные чувства, и что потом ― так внезапно ― им придётся расстаться. И что это будет… настолько больно.

― Хань…

Он гладил пальцами смуглое лицо и улыбался через силу.

― Я… ― Твёрдая ладонь прижалась к его губам. Чонин покачал головой и тоже вымученно улыбнулся.

― Я знаю, хён.

Он убрал ладонь и жадно поцеловал Ханя, а потом стало не до разговоров. Они оба слишком сильно хотели сгореть, чтобы легче переносить после одиночество. Оба одинаково задыхались и глотали стоны, чтобы не шуметь и сохранить свою связь в тайне до самого конца. Но как же трудно это было…

Хань отчаянно цеплялся за Чонина, следовал за заданным ритмом и кусал губы до крови, одновременно желая почувствовать Чонина в себе ещё глубже, сильнее ― до резкой боли. Чтобы сгореть и запомнить. Чтобы больше никогда и ничего не желать. Но чувствовал он чистое удовольствие, наслаждался каждым движением и почти ненавидел себя за это. Чонин слишком хорошо изучил его тело и никогда не сделал бы ему больно намеренно.

☆☆☆

В аэропорт прибыли десять человек вместо одиннадцати. Девять держались вместе, десятый стоял у огромного окна. Он иногда поправлял убегающие от наушников к плееру провода, трогал пальцами ремень на джинсах и пытался что-то различить в сумерках за стеклом. Его лицо казалось спокойным и безмятежным, чуть грубоватым из-за лёгкой синевы на подбородке и над верхней губой, не замаскированной кремом. Хотя без грима или макияжа он всегда казался более мрачным и резким.

Тао подошёл к нему и протянул бутылку с водой, в ответ получил слабую улыбку и отрицательный жест.

― Нервничает? ― предположил Тао, вернувшись к остальным.

― Скорее, расстроен, ― поправил Бэкхён. ― Они с Луханом дружили почти с самого начала. Не волнуйся, он будет в порядке. Он сильнее, чем ты можешь себе вообразить.

― А кажется, что он ждёт и надеется на чудо, ― задумчиво сообщил Исин, уставившись куда-то в потолок.

― Для этого Чонин слишком практичен, ― сонно пробормотал с закрытыми глазами Чунмён. ― Будет вам. Можно подумать, он впервые предпочёл одиночество. Он всегда так делает.

Тао отвлёкся на телефон. Сообщение пришло от Ханя.

«Присмотри за Чонином, пожалуйста. Пусть после выступлений отдыхает подольше. И на сцене будь к нему поближе, ты ведь знаешь, что ему иногда трудно стоять без поддержки и опоры. Просто не дай ему упасть. Исину скажи, чтобы тоже отдыхал и берёг колени. Тао, высыпайся как следует и присматривай за всеми. Скажи им, что я их люблю. Я уже не с вами, но с вами все мои мысли и моя любовь».

Тао поднялся, сунул руки в карман и двинулся прочь.

― Эй, Тао…

― Сейчас вернусь. Я на минуту. Так, в туалет, ― отозвался он, отвернулся и ускорил шаг, чтобы никто не видел, как он часто моргает, прогоняя слёзы.

Через полчаса все двинулись на посадку, только Чонин остался стоять у окна. Бэкхён подошёл к нему и тронул за плечо. Чонин повернул голову и вопросительно вскинул брови. Бэкхён пальцем постучал по часам на запястье и кивнул головой в сторону выхода.

Чонин отступил на шаг от окна, чуть запрокинул голову, слабо улыбнулся и сделал ещё шаг назад, другой, третий, резко развернулся и последовал за Бэкхёном.

☆☆☆

Может, он и надеялся на чудо, но произойти оно не могло.

☆☆☆

Хань оставил в его руках своё сердце и пока не собирался забирать его.

☆☆☆

«Я буду смотреть на тебя сегодня».

«А я буду молиться о твоём здоровье танцем».

☆☆☆

«Скажи, что тебе понравилось».

«Не могу, меня нет ― у меня сердце остановилось на двадцатой секунде твоего соло от фанатизма твоей молитвы».

«Хён, ненавижу тебя».

«Врёшь ведь».

«Хочу ночью тебе позвонить. Можно?»

«Нужно. Три или пять?»

«Люблю тебя. Нет или да».

«Люблю тебя. До восемь».

«Всегда до восемь. Береги себя».

☆☆☆

Поздравлять Чонина с альбомом Хань не стал. Хотел сделать это лично. Альбом заслуженно лидировал в Японии по продажам. Хань помнил, что Чонин мечтал о сольном альбоме, а нынешний он записал вместе с Тэмином, но это была ещё одна мечта Чонина ― выступать вместе с лучшим другом. И она сбылась на все сто. Наверное, Чонин счастлив. Мысль об этом грела.

Хань прилетел в Японию по работе ― с одной стороны ― и ради Чонина ― с другой. Поэтому не предупредил и решил сделать сюрприз. Да ему и проще было. В Китае за актёрами тоже следили, но отнюдь не так, как в былые времена за айдолами. Хань мог себе позволить каплю свободы. И позволил.

Найти отель, где остановились Чонин и Тэмин, труда не составило, как и проникнуть в номер Чонина. Оставалось лишь дождаться возвращения Чонина.

«Скажи, что тебе понравилось».

«Разве может быть иначе?» ― набрал в ответ Хань и отправил.

«Мне важно твоё мнение, ты же знаешь. Люблю тебя».

«Всё ещё любишь? Ещё не забыл?»

«Как я могу? Ты в порядке? Всё хорошо? Не могу найти свежих новостей о тебе».

«У меня пока небольшой перерыв. Не волнуйся так. Лучше береги себя и отдыхай побольше. Мне показалось, ты выглядел уставшим».

«Тебе только показалось».

Дверь в номер распахнулась, щёлкнул выключатель, и свет залил помещение, заставив Ханя зажмуриться. Долгая тишина повисла над головой, потом что-то упало, и через секунду Ханя сжимали в объятиях, обжигая горячим дыханием щеку.

Хань уткнулся носом в смуглую шею, вдыхая такой знакомый запах. Сердце бешено колотилось в груди от одной только близости Чонина. Он знал, что будет счастлив, когда увидит Чонина вновь, но не подозревал, что настолько.