Кёнсу кинулся на стоянку и торопливо завёл свою машину. Рассчитывал оказаться у выезда вместе с такси, поскольку такси пришлось бы объехать дом, чтобы вырулить на широкую улицу. Так и вышло. Кёнсу профессионально скользнул взглядом по номеру, убедился, что это именно то такси, которое ему нужно, и поехал следом.

Такси притормозило у крыльца клиники в южной части города. Чонин и Чип скрылись за огромными стеклянными дверями, пока Кёнсу искал место для машины, тихо проклиная всё на свете.

Его остановили у дверей внутри холла, пришлось вернуться к стойке и показать карточку милой улыбчивой девушке в голубой униформе.

— Доброе утро, меня зовут Ким Кёнсу, я менеджер-компаньон господина Ким Чонина. Задержался, чтобы припарковать автомобиль. Вот документы…

— Господин Ким Чонин уже на приёме.

— Да, я знаю. Подскажите, куда мне пройти. Я тут впервые, поэтому…

— Вы можете подождать в коридоре у кабинета доктора Юна. Схема у двери, — с улыбкой подсказала ему девушка, проверив его данные и вручив ему пропуск сопровождающего. — На каждом этаже есть автоматы с напитками и удобные залы ожидания.

Кёнсу поблагодарил её и рванул к схеме, выяснил, что кабинет доктора Юна на третьем этаже, показал пропуск и поднялся на нужный этаж по лестнице. Кабинет он нашёл с помощью Чипа — тот сидел напротив двери. Поводок крепился к специальным перилам у стены.

Кёнсу покрутился рядом, разглядывая чистые стены и надписи на кабинетах. Надписи и названия ничего ему не говорили, хотя познаний хватило, чтобы сообразить — местные специалисты занимались аномалиями мозговой деятельности и глазами. Логично.

Кёнсу опустился на сиденье у самой двери и прислушался. В кабинете беседовали, но слова разобрать не удавалось. Кёнсу огляделся, прикинул, что свидетель у него в пустом коридоре в столь раннее время всего один — Чип, так что поднялся, приник к двери и изучил ручку. Дверь была на магните, и он рискнул. Нашарил в кармане складной нож, достал, потом просунул лезвие в тонкую щель и мягко надавил. Беззвучно выругался, когда дверь поддалась и приоткрылась на полсантиметра. Проще было бы нацепить на Чонина жучок, но задним умом…

Кёнсу прикрыл глаза и прижался ухом к щели, старательно отсеивая звуки работающих кондиционеров и едва слышной спокойной музыки, разливающиеся по коридору.

— …совсем. Показатели прямо сейчас удивительны, но прогрессия очевидна.

— Вы уверены? — Голос Чонина Кёнсу не спутал бы ни с каким другим.

— Полностью. — Чуть хриплый голос, вероятно, принадлежал тому самому доктору Юну. — Сейчас сами убедитесь. Встаньте, пожалуйста. В этом кабинете вы уже четвёртый раз, но вы никогда его не видели. Слева от вас стеллажи, справа — диван, прямо перед вами окно и стол. Не так уж сложно на первый взгляд, верно?

— Хорошо, что дальше?

— У вас примерно по четыре шага. В любом направлении. Попробуйте подойти к дивану. По центру, если получится. Диван в длину примерно два с половиной метра. Край от вас под углом в тридцать градусов. Давайте.

Кёнсу напряжённо вслушивался в тишину.

— Вот.

— Хорошо. Сядьте на него, но не ощупывайте… Ладно. Теперь можете прикоснуться. Ну как?

— Край слева ближе, чем справа, — мрачным голосом отметил Чонин через минуту.

— Именно. Перемены за этот год ощутимы. Вы хуже ориентируетесь в пространстве, и вам нужны более точные и подробные инструкции. Хотя это не лучшая формулировка. Дело в ощущении пространства вокруг вас. Оно со временем у вас меняется и переходит на иной уровень. Это не значит, что вам становится хуже, но заставляет подумать о смене сферы деятельности. Вы можете танцевать, но это потребует от вас больших усилий и более тщательной подготовки. Пока что. Примерно через год…

— Танцевать я не смогу? — безжалостно договорил Чонин за доктора.

— Не совсем. Сможете, но в этом будет мало смысла. Вы лучше меня знаете сцену. И знаете, что появляться на ней нужно часто. Но в течение года будет расти время, которое вам потребуется для адаптации к сцене. Вам придётся дольше заучивать пространственные параметры. Чем больше время на подготовку и ориентацию, тем реже вы сможете выступать. Мне продолжать?

— Нет, я понял, что вы хотите сказать.

— Сожалею. Вы очень талантливы. Любой другой на вашем месте уже сдался бы и продержался бы на сцене всего полгода. Вы сможете выступать ещё около года, но и вам придётся после подумать о чём-то другом. И каждый раз выступления на сцене будут вам даваться всё сложнее. Уже сейчас вы полагаетесь на звуки в большей степени, чем на что-то иное. Но во время выступлений вы не сможете ориентироваться по звукам из-за музыки и публики. Это будет мешать. Более того, уже сейчас вам опасно находиться на сцене. Любая мелкая накладка может привести к травмам, потому что ваше восприятие пространства уже сильно искажено. Сожалею. Дело не только в том, что вы не видите больше, но и в характере травмы, полученной год назад. Само по себе удивительно, что вам удавалось справляться с этим, но у всего есть предел.

Кёнсу отпрянул от двери на обмене прощаниями и убрал нож, позволив двери закрыться. Поспешно отошёл в сторону и принялся ждать.

Чонин вышел через минуту, нашёл Чипа и развязал поводок, потом опустился на сиденье у стены. Чип пристроил голову у него на коленях. Чонин медленно перебирал пальцами белый мех. И Кёнсу впервые видел его таким — обречённым и переполненным отчаянием. В уголках его красивых губ затаились горечь и скорбь.

Чонин вскинул руку и провёл тыльной стороной ладони по подбородку, вздохнул и поднялся на ноги. Нащупал пластик жёсткого поводка и медленно двинулся к лестнице, хотя в мыслях явно был далеко от реальности.

Кёнсу прижался спиной к стене, когда Чонин и Чип поравнялись с ним. Прошли мимо, не задержавшись, хотя Чип бросил на Кёнсу предостерегающий взгляд.

Кёнсу последовал за Чонином и Чипом, вышел из клиники и юркнул в салон машины. Пару минут сидел, положив руки на руль, потом поменял карту в телефоне и набрал номер Джунсу.

— Что горит?

— Я хочу, чтобы ты ещё раз проверил счета Чонина.

— Но я…

— Тщательно. Потому что я уверен, что именно он второй заказчик.

— С чего ты взял? На кой чёрт ему…

— Потому что он не тот человек, который спрыгнет с крыши или сделает хоть что-то подобное. Он вообще не умеет сдаваться. Поэтому ему проще заплатить за собственную смерть, когда уверен, что войну он всё равно проиграет. Джунсу, он не сможет танцевать. Через год или меньше. И он знал об этом с самого начала. Но он не остановится. Он будет танцевать, даже если у него перестанет получаться. Поэтому… Я уверен, что именно он — заказчик. Он хочет, чтобы его хоть кто-то остановил. Вовремя остановил. И он, чёрт возьми, знает о заказе Хона. Всё время знал. — Кёнсу умолк, когда до него, наконец, дошло.

До Джунсу дошло тоже.

— Если он — заказчик, то он знает, кто ты такой, и какого чёрта тебе от него нужно. И знаешь, у этого парня в таком случае воистину стальные яйца, раз он столько времени провёл рядом с тобой. Знал, что ты должен его убить, знал, как ты будешь это делать, и…

— Заткнись, — тихо попросил Кёнсу.

— На кой чёрт проверять его счета? Я уже проверял. Тщательно. Нужную сумму не снимали — это точно. Но если ты уверен, почему бы тебе прямо его не спросить?

— Спятил? — Кёнсу беспомощно сглотнул и посмотрел на собственное отражение в зеркале. Удручающее зрелище.

— Отнюдь. Давай посмотрим правде в глаза. Ты сейчас пойдёшь и убьёшь его? Ты вообще собираешься его убивать? Почему мне кажется, что нет? Если ты не намерен доводить дело до конца, то к чему вся эта мышиная возня? Если ты уверен, что он и есть заказчик, то какого чёрта тебе просто не сказать ему об этом? Выложи карты на стол и предложи откат.

— Ты забываешь о Хоне, — почти шёпотом напомнил Кёнсу.

— Нет, я предлагаю тебе сделать откат. Нет человека — нет проблемы. Убеди Чонина отозвать заказ, а Хону сделай откат. И всё. Если ты не намерен убивать Чонина. Или убей его и получи денежки. Всё просто, как видишь. Очень просто. Тебе всего лишь нужно сделать выбор. Делай. Прямо сейчас выбери, какую жизнь ты заберёшь. Пока за тебя не выбрал кто-то другой. Сам Чонин, например. Или попытайся сбежать со своим ненаглядным в надежде, что контора до тебя не доберётся. Это на грани фантастики, конечно, но попытаться ты можешь. Пакуй чемоданы и ударяйся в бега или принеси конторе одну жизнь согласно контракту и пятьдесят процентов. Других путей уже нет.