Кёнсу едва слышно выдохнул имя всего лишь, но Чонину этого хватило. Он опустил голову, нашёл слабо пульсирующий сосок губами, сначала втянул в рот, а потом сжал зубами. Кёнсу пытался отдышаться, но напрасно. Вслед за сладким укусом его тело полностью перешло в распоряжение Чонина — с первого же тягучего, но сильного толчка. Чонин заполнил его собой без спешки, с плавностью и основательностью, заставляя напрягаться всем телом и бессильно обмякать, чтобы вновь вскинуться и крепко сжать внутри твёрдый ствол.

Кёнсу водил ладонями по плечам и шее Чонина, стискивал пальцами влажные волосы на затылке, чтобы притянуть к себе и мазнуть губами по подбородку или приоткрытым сухим губам Чонина. Вновь откидывал голову, чтобы посмотреть Чонину в лицо и прочитать в строгих чертах желание и наслаждение, различить страсть и намёк на открытость.

Он всё крепче сжимал бока Чонина коленями и хрипло выдыхал имя на каждом толчке. Чувствовал трение меж ягодиц, чувствовал, как толстый ствол растягивает кожу входа, растирает её, одаривая волнами блаженства. Чувствовал движение внутри, наполненность и скольжение. И едва не прикрывал глаза, когда Чонин с силой вжимал бёдра в его тело, обостряя ощущения до предела и заполняя собой до предела. И смотрел. Смотрел неотрывно, хотя уже не видел ничего, кроме крупной капли пота на твёрдом подбородке. Лишь когда капля упала ему на грудь, уставился уже на приоткрытые и чересчур яркие после поцелуев губы.

На коже Чонина не осталось и намёка на крем, так что слабая синева над верхней губой проглядывала отчётливее, чем обычно, и подчёркивала насыщенный и яркий цвет губ. Этот контраст сводил Кёнсу с ума. Он вцепился пальцами в тёмные волосы, потянул и провёл языком по коже над верхней губой Чонина. Сбивчивый шёпот и короткие стоны стихли, утонув в поцелуе. Кёнсу удерживал голову Чонина руками, не позволяя разорвать поцелуй, мелко подрагивал всем телом от быстрых толчков, вскидывал бёдра навстречу, почти не дышал и мечтал, чтобы даже сердце остановилось. Что угодно, лишь бы эти две секунды реальности бесконечно крутились на вечном и непрерывном повторе. И чтобы нарастающая острота от движений Чонина оставалась такой же яркой. Так же сильно, твёрдо — почти до слёз от невыносимого удовольствия.

Кёнсу всё-таки не смог — закрыл глаза. Сдерживаться и сохранять контроль — сил не осталось. Он плотнее сомкнул губы, посасывая кончик языка Чонина, рывком подался вверх, насадившись на член. Его всего сразу тряхнуло, а после он забился под Чонином, насаживаясь на член быстро раз за разом и уже непроизвольно, резко подаваясь бёдрами к Чонину и теряясь в оргазме весь — без остатка, чтобы после бессильно раскинуться и перестать вовсе управлять телом. Чонин отпрянул, вышел из него, провёл ладонью по члену пару раз с жёсткостью.

Густые тёплые капли на бёдрах и животе смешивались со спермой Кёнсу и казались последним штрихом. Если бы Кёнсу не кончил минутой назад, он кончил бы прямо сейчас. Потому что на его коже остались семя и пот Чонина и потому что… от вида кончающего Чонина. Тот свалился на него, придавив собой, уткнулся носом в шею, едва дыша и сжимая ладонями испачканные спермой бёдра Кёнсу. Костистый и угловатый, худой настолько, что ещё немного — и истощение обеспечено, но необъяснимо тяжёлый. Приятно тяжёлый. Кёнсу лениво повернул голову и прижался губами к спутанным волосам, погладил по спине, невесомо касаясь кончиками пальцев отчётливо проступающих позвонков.

Шёпот и плеск волн всё так же сплетались с их неровным и шумным дыханием. Чип улёгся в тени и смотрел на них, вывалив розовый язык. Наверное, осуждал. Ну и пускай. Кёнсу блаженно прикрыл глаза и запустил пальцы в волосы Чонина. Перебирал и гладил, не собираясь двигаться вовсе в этой жизни. Зато собирался Чонин. Он чуть приподнялся, слепо повёл головой, в результате чего прижался виском к подбородку Кёнсу. Затем тронул подбородок пальцами, ощупал, нашёл губы, прикоснулся к ним, повторяя контур и что-то прикидывая. Ещё чуть приподнялся и сдвинулся немного, чтобы убрать пальцы и заменить их собственными чувственными губами. Лизнул в уголок рта, провёл языком по ровной кромке зубов и безмятежно перешёл к поцелую. Кёнсу с энтузиазмом ответил ему, слегка сжав кончик языка зубами, а после позволив проникнуть глубже. Снова увлечённо посасывал язык Чонина, крепко обнимал за шею и ворошил пальцами влажные волосы на затылке.

Тело млело под сладкой тяжестью Чонина и в лучах солнца. Не хотелось вставать даже для того, чтобы смыть с кожи сперму. А встать надо было, хотя бы для того, чтобы найти подходящий камень и приложить Чонину по голове. Потому что именно за этим Кёнсу привёл Чонина сюда. Чтобы убить, а не трахаться с ним, поддаваясь сиюминутным порывам.

— Ненавижу тебя… — едва слышно пробормотал Кёнсу после поцелуя.

— Не сомневаюсь. — Чонин снова уткнулся носом ему в шею. — Ты пахнешь шоколадом. Почему?

— Не знаю.

— Зачем ты сделал это?

— Задавать идиотские вопросы не в твоём стиле.

Чонин промолчал, зато коснулся бедра Кёнсу, накрыл ладонью ягодицу, сжал, затем сдвинул руку, чтобы провести пальцами по влажной коже. Кёнсу резко и шумно втянул в себя воздух от неожиданности — пальцы ощупали края растянутого входа и слегка толкнулись внутрь.

— Ты всё ещё соблазнительно открытый… — Чонин умолк, но Кёнсу без труда додумал продолжение. Чонин хотел бы повторить и сожалел о невозможности этого.

— Мы можем сделать это немного позднее.

— Думаешь? — тихо фыркнул Чонин и потёрся носом о его шею.

— Я точно не буду против.

— Всё равно не то… — Чонин выдержал паузу и добавил едва слышно: — Я хочу кончить в тебя. Рисовать на тебе. Написать своё имя…

Кёнсу сглотнул и постарался отогнать возбуждение куда подальше. Мысль, что Чонин напишет на нём своё имя собственной спермой… Чёрт, это было слишком. Кёнсу, наверное, кончил бы и от этого тоже. Если уж на то пошло, то Чонин, несомненно, знал тысячу и один способ довести его до оргазма. Но это ничего не меняло. Чонин — это уже история.

“Завтра”, — твёрдо пообещал себе Кёнсу и зажмурился, чтобы дальше таять от поцелуев. Запрокидывал голову и подставлял шею под губы Чонина.

“Прости, но завтра я убью тебя. Я должен. Собственными руками, чтобы никто больше не прикоснулся к тебе. Потому что только я в силах оценить твоё совершенство, понять его и принять. Потому что ты должен быть только моим”.

Ополоснувшись у берега, они неторопливо принялись одеваться. Кёнсу закончил раньше и взялся помогать Чонину. Опустившись на колено, повозился со шнурками на кроссовках, выпрямился и положил ладонь Чонина себе на плечо.

— Я немного удивлён.

— Чем же? — без особого интереса спросил Чонин.

— Я думал, ты будешь танцевать даже в воде.

— Я танцевал. Ты не успел увидеть.

— Обидно тогда. Всё пытался представить себе это. — Кенсу сделал пару шагов вверх по склону, остановился и бросил быстрый взгляд на Чонина.

— Зачем? — Отрешённость в смуглом лице Кёнсу не слишком радовала.

— Трудно представить тебя другим. Ты всегда танцуешь. И всегда должен танцевать, как мне…

Кёнсу умолк, потому что Чонин вдруг убрал ладонь с его плеча, шагнул в сторону и тихо позвал Чипа. Узловатые сильные пальцы скользнули по белому меху, тронули поводок, и Чонин зашагал по склону следом за Чипом. Кёнсу кинулся за ним, отметил помрачневшее лицо и твёрдо сжатые губы.

Что такого он сказал, что Чонин… Кёнсу замедлил шаг и нервно облизнул губы. Чонин так резко реагировал именно тогда, когда речь заходила о танцах. И Кёнсу мало что понимал. Чонин несомненно любил танцы всем сердцем, безумно хотел танцевать, но уже который раз он замыкался в себе, когда Кёнсу начинал говорить о танцах и таланте Чонина. Кёнсу вертел в мыслях собственные слова и так, и эдак, и всё равно не улавливал, что же такого…

— Чонин… — Кёнсу догнал его, поравнялся и коснулся смуглых пальцев собственными. — Прости, если что-то обидное ляпнул, я вовсе не хотел…

— Знаю, — жёстко отрезал Чонин, но не остановился и даже голову не повернул.