Прислонился щекой к бедру и сделал вдох. Напрасно, потому что это только сильнее распалило его. Хотелось… хотелось…
Хань приподнялся, полюбовался на Кая, обречённо вздохнул и решил сдаться. Мягко тронул губами головку, потом — кончиком языка, осторожно обхватил пальцами ствол, сжал губами плотнее. Тихо фыркнул через пару минут и запустил член за щеку, трогая пальцами у основания и поглаживая чувствительную кожу. Мышцы на теле Кая напряглись, он шевельнулся, потом прижал левую ладонь к глазам, потёр, вздохнул и приподнялся на локте.
Хань быстро отпрянул, сдвинулся и упёрся рукой ему в грудь, заставив упасть обратно на простыни. Через миг жадно целовал, запутавшись пальцами в тёмных волосах у Кая на затылке. Лёгкая растерянность Кая его не остановила — он не собирался отпускать соблазнительные полные губы, ещё и прижался всем телом к горячему боку, провёл ладонью по гладкой груди, игриво царапнув ногтями сосок.
Хань немного смутился, когда Кай попытался его оттолкнуть, но быстро оклемался, прижался сильнее и принялся посасывать нижнюю губу и кончик языка. Он крепко обнимал Кая и продолжал целовать, сходя с ума от собственной настойчивости. Зато это помогало намного лучше, чем любое иное средство от похмелья.
Хань растянулся на простыне, отпихнул в сторону подушку и с силой притянул Кая к себе, заставил практически свалиться сверху и вдавить в матрас. Жёстко под спиной и тяжело под весом Кая, но всё вместе — здорово. Хань тихо застонал, когда к низу живота прижалось твёрдое и горячее. На этот стон Кай ответил шумным и резким вдохом и несдержанным поцелуем, больше похожим на… Никогда раньше Кай так Ханя не целовал. До отчётливого вкуса крови на губах и на кончике языка. Хань невольно впился пальцами в широкие плечи, цепко и сильно, безжалостно царапая и раздирая кожу короткими ногтями, оставляя длинные полосы.
Было больно и горячо до дрожи, и совершенно не хотелось останавливаться. Наоборот. Ханю вообще казалось, что он умрёт, если остановится. В ушах бешеной барабанной дробью отдавался пульс, вкусовые рецепторы на языке выли и грозили взорваться, если поцелуи не кончатся или кончатся, кровь казалась сладкой и какой-то алкогольной, потому что пьянила. Невозможность сделать нормальный вдох обостряла все ощущения раз в двадцать. Хань изо всех сил хватался за Кая и продолжал полосовать его спину ногтями, сжимал коленями бока и тянул к себе, с силой зажмуривался, ощущая трение напряжённого члена о свой живот. И мечтал о том, чтобы…
Глухо застонал, выгнувшись, запрокинул голову и всхлипнул, когда кожу на шее опалило, будто огнём. Поцелуй-укус, горько-сладкий до поджавшихся пальцев на ногах. И непременно останется след, который не спрятать и ничем не замазать. Ну и чёрт с ним…
Хань жадно взял в рот пальцы Кая, пососал, потом тщательно облизал всю ладонь. И затаил дыхание, чтобы выдохнуть с шумом и сорваться в стон, когда один из влажных пальцев оказался у него внутри. Он вновь безжалостно вцепился ногтями в плечи Кая, отвлёкся на протяжный стон и подставил губы для поцелуя, разомкнул их, впуская глубоко в рот быстрый и настойчивый язык. Непроизвольно развёл ноги шире, потому что Кай растягивал его уже двумя пальцами. Хотелось быстрее и больнее. Хань любил пальцы Кая, но сейчас этого ему не хватало. Ему сейчас вообще Кая не хватало, пусть он и вжимал Кая в себя со всей силы. Хань ничего не понимал, но и понимать не хотел — мысли окончательно сбились в огромный ком, где реальность и сны настолько перепутались, что с разбега не разобраться. К похмельной пелене примешивалась пелена неукротимого желания, и это окончательно отключало жалкие остатки здравого смысла и чего-то похожего на рассудок.
Хань прямо сейчас не отпустил бы Кая даже под дулом пистолета. Он хотел быть вбитым в матрас, взорваться от оргазма — и сразу в рай. Желательно в компании Кая. И к чёрту весь мир с его проблемами и несовершенством.
Распахнув глаза, поймал взгляд Кая и судорожно втянул в себя воздух. В груди разлилась боль. От этой боли хотелось либо громко кричать и выть, либо окончательно сойти с ума и просто разбить себя вдребезги о Кая.
Хань робко тронул кончиком пальца слипшиеся от влаги тёмные ресницы, прижался губами к уголку рта и обнял Кая за шею. Оба хрипло дышали, не двигались и молчали. Недолго, потому что…
Потому что.
Потом Хань стонал, срываясь на вой, отвлекаясь на болезненные поцелуи-укусы и выгибаясь под Каем, пока пальцы двигались внутри его тела, растягивая гладкие стенки и края входа. После — задыхался, когда его одним сильным рывком практически насадили на член. Он стиснул бока Кая коленями, запрокинул голову, закусил губу до крови, чтобы сдержать короткий тонкий стон, но не смог. Кай соединил их одной плотью, но Ханю хотелось большего. И он не смел просить об этом. Даже если бы его дыхание было ровным, горло не саднило, голос не был сорван к чёрту — он и тогда не смог бы, не посмел бы. Он позволял себе лишь отчаянно цепляться за Кая, целовать без конца со всей страстью, льнуть к напряжённому телу собственным в немой мольбе.
Кай мощным толчком вжал его в матрас, пометил жгучим поцелуем шею, закинул ногу себе на плечо, вцепившись пальцами под коленом до боли. Резкий рывок, ещё один, ещё — всё быстрее. Хань закрыл глаза, отвечая на каждое движение короткими отрывистыми стонами. Обмяк и распластался под Каем, позволяя вбивать себя в матрас и откровенно наслаждаясь заданным темпом, забывая дышать и смыкать губы. Хватался за скользкие от пота плечи, шею, вскидывал бёдра, чтобы острее ощущать до безумия желанную близость.
Всё, что он хотел сказать, он мог говорить только прикосновениями губ, выдыхать, оставляя непроизнесённые слова едва ощутимым теплом на смуглой коже, зашифровывать всё в хриплых стонах, всхлипах и слабых вскриках, пытаясь даже их наполнить смыслом.
“Если хочешь, возьми. Вот он я. Забирай всего. Без остатка”.
Надолго не хватило — сил не осталось даже на стоны. У Ханя получались только хрипы, разбавлявшие сдвоенное тяжёлое дыхание вместе с рваными незавершёнными поцелуями. Кай терзал его губы, продолжая вколачивать его в матрас, и он мог лишь беззвучно улыбаться в те краткие мгновения, когда их губы отдалялись перед тем, как вновь встретиться.
Потом Ханю уже казалось, что в его теле не осталось костей, а Кая всё равно ему было мало. Наверное, они оба напоминали умирающих от голода людей, набросившихся на расставленную перед ними еду. Насыщались друг другом с жадностью, даже зная, что это может убить обоих в равной степени.
Хань дёрнулся, рывком вскинулся вверх, выгибаясь, выталкивая из лёгких остатки воздуха и пачкая собственный живот тёплым и вязким. Рухнул на простыни без сил, будучи не в состоянии сделать вдох и принимая новые быстрые толчки, расслабленно подрагивая под Каем всем телом и утопая в неге и истоме, накативших после оргазма. Увлечённо смотрел, как менялось лицо Кая, ловил отражение удовольствия в каждой чёрточке и улыбался из последних сил, когда Кай едва успел выйти из него и кончить ему на бёдра и живот, смешав их сперму.
Кай упал рядом с ним, вытянулся на спине. Припухшие от бесчисленных поцелуев губы влажно блестели, дыхание было частым и неровным. Хань завороженно пялился на строгий профиль и мечтал дотянуться поцелуем до лёгкой горбинки на носу. Только мечтал. Воплотить мечту в реальность не мог — ни руки, ни ноги не держали. Он планировал отдышаться, повернуться на бок и крепко обхватить Кая руками.
Вырубился примерно на второй стадии грандиозного плана и на мысли, что Кай — это Чонин. И вырубился качественно — не на час или два, а куда дольше.
Хань проснулся от бьющих в лицо ярких солнечных лучей. Машинально натянул одеяло на голову, повозился немного, потом сел и зашипел от неожиданности — кожу на животе и бёдрах стянуло. И это были не все мелкие неприятности.
С кровати он слезал бочком и очень осторожно, к двери двигался тоже не в темпе вальса. Прижав ладонь к ягодице, робко выглянул из комнаты.
Поскольку проснулся Хань в одиночестве, то первым делом решил выяснить, куда подевался Чонин. С другой стороны, мотаться по чужому дому в костюме Адама, украшенном вместо фигового листка засохшей на коже спермой, немного неловко. Особенно в свете того, что Чанёлю полагалось утром вернуть Солли. И Солли явно не заслуживала, чтобы её шокировали подобной непристойной картиной.
