Убедившись, что в коридоре нет ни души, Хань короткими ковыляющими перебежками помотался между дверями, но таки нашёл ванную и юркнул туда. К его досаде на двери ванной не оказалось ни замков, ни шпингалетов, ни засовчиков. Безобразие! Ладно бы, если б Чонин жил один или с парнем, но у него же дочка. Глухонемая дочка, которая в любой момент могла зайти в ванную и увидеть…

Хань влип лбом в ладонь и постарался отключить воображение, чтобы мыслить пристойно и конструктивно. Додумался до того, чтобы залезть в ванну и повернуть вентиль. Пока торчал под тугими струями, лениво вспоминал всё, что случилось накануне, в обратном порядке. Бессильно прислонился спиной к стене, выложенной голубой плиткой, сполз вниз, обхватил колени руками и обречённо закрыл глаза.

Чёрт возьми! Он надрался, как свинья, ввалился в школу Чонина, блевал в сортире, спал на чужом диване, а потом просто взял и запрыгнул к Чонину в кровать. Ещё и домогался. Правда, домогался успешно и был до смерти от… Хотя неважно. Он же не знал, что кровать занята. Жалкая отмазка, конечно, никто в неё не поверит, пусть это даже сто раз чистая правда.

Но что теперь подумает Чонин?

Что Хань надрался, как свинья, и просто захотел секса?

Хань тоскливо вздохнул, приоткрыл правый глаз и осмотрел собственный кулак, прикидывая, куда себе лучше врезать, чтобы в мозгах прояснилось. Задумчиво прислушавшись к себе, пришёл к выводу, что у него раскалывается голова — от щедрых возлияний, пощипывает кожа в тех местах, где Чонин наставил губами автографы, и саднит между ягодицами, что целиком и полностью тоже вина Чонина, хотя… а чего Хань хотел от секса без смазки? И это ещё хорошо, что он периодически забавлялся с игрушками, а то после воздержания в четыре года Чонин там бы вообще всё к чёрту раздраконил с таким-то… гм… Неважно.

Ко всем мелким неприятностям примешивалась львиная доля удовлетворения и приятной расслабленности в мышцах. Оказывается, Хань уже почти забыл это непередаваемое чувство, что возникало исключительно после отличного секса — и ни от чего иного.

Хань вскинул голову, когда распахнулась дверь ванной. Чонин, облачённый в свой неизменный военный комбинезон, молча повесил на перекладине у стены пушистое белое полотенце и немного помятую одежду Ханя. Так же молча и ушёл, не взглянув на Ханя и бесшумно прикрыв дверь.

Хань дотянулся до вентилей и обрушил на себя потоки ледяной воды, чтобы в голове прояснилось. С Каем никогда легко и просто не было. Значит, с Чонином тоже легко и просто не будет. И всё, что случилось… так только сложнее.

Ну и чёрт с ним. Хань не сожалел. Сложнее, значит, сложнее. Он уже четыре года жил как в головоломке — и ещё поживет.

Наскоро вытеревшись, Хань запрыгнул в одежду и порепетировал перед дверью:

— Ладно, упрямая скотина, ну сейчас я тебе такое устрою…

Он помотал головой, вздохнул и с опаской покосился на дверную ручку. Почему-то выходить из ванной совершенно не тянуло. Ни капельки. Хань даже огляделся в поисках надёжного укрытия, постарался втиснуться под ванну, но смог запихнуть туда только левую ступню, которая для полного счастья ещё и застряла.

Он судорожно подёргал ногой, чуть не взвыл в голос от боли, шлёпнулся на коврик задницей, поморщился от массы “приятных” впечатлений, упёрся другой ногой в бортик ванны и попытался высвободить левую конечность. Конечность застряла намертво и высвободиться категорически отказалась. Хань пыхтел, сопел, беззвучно матерился сразу на трёх китайских диалектах, потел, но добиться ничего толком не смог — нога чувствовала себя в узком зазоре между полом и ванной просто отлично и возвращаться в распоряжение законного владельца не собиралась. От отчаяния Хань замерил расстояние между полом и ванной пальцами и крепко задумался над тем, как он вообще умудрился туда просунуть ступню, ведь, согласно замеру, это было попросту невыполнимо.

Хань с тоской полюбовался на синий узор на потолке, покосился на левую ногу, резко упёрся правой в бортик и сильно дёрнул. Вновь едва не взвыл от боли, но ногу спасти не смог. Она словно в капкан попала.

Ну вот что ты будешь делать? По ту сторону двери — Чонин, по эту — Хань с застрявшей ногой. Даже на помощь не позвать…

Кстати!

Хань лихорадочно зашарил по карманам, нашёл телефон и отправил вызов Сэхуну.

— М-м-м? — Судя по сонному голосу, кое-кто ещё дрых, как сурок в зимней спячке.

— Сэхун! — заорал шёпотом Хань. — Мне срочно нужна помощь!

— Угу… Какая? И почему ты шепчешь?

— Чтобы меня никто не услышал. Кроме тебя. Понимаешь, я сижу в чужой ванной.

В трубке воцарилась гробовая тишина. Солидная такая. На пару минут.

— Хён, ты тайком залез в чужую ванную? И не можешь выйти? — Сэхун почему-то тоже перешёл на шёпот.

— Нет. Хозяин в курсе, что я в его ванной торчу. А почему ты шепчешь?

— Тао спит. Если хозяин в курсе, то какого чёрта ты просто не выйдешь?

— А что мешает уйти в другую комнату? Не могу я выйти — в этом и проблема.

— Предлагаешь мне приехать по адресу и вывести тебя из ванной за ручку? Да Тао меня за ногу держит и не отпускает, скотина такая. Попытался высвободиться, так он чуть не проснулся. Чёрт… Хён, эта сволочь превратила меня в подушку!

— Он всегда так делает, насколько помню. И нет! Дело в том, что я не могу выйти из ванной.

— Тебя там заперли, что ли?

— Да если бы! У меня нога застряла.

— В унитазе, что ли?

— Каком ещё унитазе? Между полом и ванной.

— Как она вообще туда попала?

— Э… гм… — Эту деталь Хань как-то не успел продумать, а признаваться, что он пытался залезть под ванну, поддавшись на секунду обоснованной панике, совершенно не хотелось. — Поскользнулся, упал, ну и… нога проскользнула как-то. Туда. А обратно — никак.

— Возьми мыло, поплюй, намыль как-нибудь ходулю — и она выскочит.

— Грандиозно. Ты гений. Спасибо. Спокойной ночи. И Тао потом привет передавай. — Хань сбросил вызов, сунул телефон обратно и поискал взглядом мыло. Оно нашлось в самом дальнем углу на полочке над бортиком. Не требовалось предпринимать никаких практических попыток, чтобы понять — с застрявшей ногой Хань его в жизни не достанет. Ни за что и никогда.

Хань собрался снова позвонить другу, но тут дверь распахнулась. Чонин застыл на пороге с непередаваемо-ошарашенным выражением на лице. Отлично! Вот, пожалуйста, он хотя бы не смотрел на Ханя с ледяной невозмутимостью. Какой прогресс всего из-за одной несчастной задней левой, застрявшей под ванной.

— Ты пытаешься залезть туда? — индифферентно поинтересовался Чонин, взяв себя в руки через минуту.

Хань открыл рот, но сразу же закрыл, отвернулся и понурился, решив уж вовсе ничего не объяснять. Во всякие идиотские и нелепые ситуации он всегда влипал исключительно по милости Кая. Хоть что-то осталось неизменным под этими небесами. То с гелевой игрушкой в заднице, то в обнимку с унитазом, то с застрявшей под ванной конечностью… О том, что ещё готовит ему коварное будущее, Хань и вовсе думать не желал.

Он вздрогнул и резко повернул голову, чтобы увидеть смуглые пальцы на собственной лодыжке, обтянутое тёмной тканью колено, чуть склонённую голову, спадавшую на глаза длинную чёлку… Чонин был преступно близко и сводил с ума едва уловимым запахом зноя и соли. В расстёгнутом вороте комбинезона Хань углядел край отчётливой багровой метки, которую сам же и оставил собственными губами на гладкой коже во время исступлённого и безудержного секса. Это уже казалось почти сном. Если бы не метки на них обоих. И не жалобно нывшая задница Ханя.

— Будет больно, — тихо предупредил Чонин, после чего немедленно дёрнул ногу Ханя так, что ступня как будто вовсе оторвалась и осталась в зазоре навеки. Хань взвыл, но мгновенно успокоился, узрев левую ногу в целом виде. Да и боль стремительно прошла. Лодыжку слегка тянуло, но вполне терпимо.

Чонин потянулся к коробке с влажными салфетками, достал одну и аккуратно обмотал ею лодыжку Ханя. Приятная прохлада тут же сразу отогнала все болезненные ощущения с концами.