Сэхун спокойно спустился по ступеням, обошёл клубок из трёх тел и зашагал по коридору второго этажа, чтобы вовремя успеть на занятие. Ниа придержал ему место получше — у раскрытого окна, сам устроился рядом и карандашом написал на обрывке листа, что в три будет ещё дополнительное занятие.
— Мне уже сказали, — поморщился с досадой Сэхун, не обратив внимания на преподавателя и не потрудившись понизить голос.
— Я вижу, О Сэхун сегодня рвётся отвечать…
Сэхун коротко послал преподавателя подальше, поднялся из-за стола и нагло вышел из аудитории, чтобы сунуться в туалет и умыться. К счастью, в сыром помещении никто из альф не ошивался, хотя драка была бы к месту. Чтоб в сон не клонило. И Сэхуну хотелось почесать кулаки, потому что альфами за последнюю неделю он был сыт по горло — буквально, не говоря уж об отработках дяди.
Сэхун набрал воды в сложенные ковшиком ладони, умылся и припал к струйке губами, чтобы прополоскать рот и сплюнуть в раковину. Не помогло — всё равно чувствовал себя по колено в грязи и с отрезанными крыльями.
— Да ладно, тебе понравится, — пообещал ему в столовой во время перерыва Ниа. — Ты любишь такое. И препод прикольный. С виду барон тот ещё, но на деле хваткий. Его даже Тонэ слушается.
— Даром не надо, — буркнул Сэхун и поискал взглядом свободное место. Нашёл рядом с Тонэ, и тот жестом показал, что не возражает, если Сэхун и Ниа “упадут” за его стол. Хоть что-то хорошее, потому что омегам сидеть под крылом у Тонэ тёпленько — никто не цапнет, пока Тонэ смотрит.
— Да ладно тебе, Хун-и, ну что ты в самом деле? И Мокрого спустил с лестницы ещё. Тот вякнулся неслабо, весь красивый теперь. Ты совсем страх потерял? А если оприходуют после занятий?
— Впилю ему ещё разок, заодно и яйца подрежу, чтоб неповадно было, — огрызнулся Сэхун и шлёпнулся на лавку, рассеянно хлопнув ладонью по подставленной ладони Тонэ.
— Можно подумать, он тебя один отлавливать будет. При его-то любви к твоей корме, ага. Со стояком бегать неудобно, за него другие бегать будут, а ты огребёшь.
Сэхун промолчал, здраво не упомянув о “бабочке”. Но уже выбрал, куда воткнёт “бабочку” Мокрому, если тот рискнёт протянуть руки к запретной заднице. И плевать на полицию и немалый срок. Сэхун уже без того много натворил, а дядя мог сдать его фараонам в любой миг, если надо будет. Хоть как, но отсидка Сэхуну светила наверняка — рано или поздно. Ему хватало ума, чтобы понимать это. Потому лучше уж отсидеть за аккуратно тяпнутого Мокрого, чем за фигню в количестве. Отчаянных хотя бы в тюрьмах уважали и побаивались, а вот шестёрок…
К трём часам Ниа повёл его на первый этаж в сторону класса, которым долго не пользовались. Обычно по ночам там устраивали попойки, и Сэхун помнил, какой там был бардак. Но когда Ниа распахнул дверь класса, Сэхун даже зажмурился от неожиданности — в глаза ударил сноп яркого-яркого света. После он сообразил, что дело не в новых лампах, а в обилии чистых стёкол, зеркал и солнечных лучей. Пол под ногами казался таким же светлым и сотканным из воздуха.
У подоконника спиной к двери стоял странный тип. Совершенно нелепый в этом месте, потому что обычный классический костюм на нём смотрелся дорогим произведением искусства. Чуть волнистые и красиво уложенные тёмные волосы, гибкая шея, широкие плечи под чёрной тканью пиджака. Белые манжеты и воротничок будто сияли на фоне смуглой кожи. Тип грациозно развернулся, позволив оценить, насколько он тонкий в поясе и бёдрах, и мягко улыбнулся.
— Добрый день, Ниа. Друг Ниа?..
Сэхун оглох и ослеп одновременно, стиснул пальцами ремень сумки и на одной силе воли добрался до зеркал, у которых на полу сидели знакомые по наказаниям ребята. Неловко шлёпнулся рядом и уставился на собственные кроссовки. Лучше кроссовки, чем странный тип. Таких типов Сэхун видел только по телевизору или через стёкла ресторанов на отработках. Ещё на улицах — очень редко, если его ставили в вечерние рейды или отправляли за породистыми тачками в престижные кварталы. Таким вот типам полагалось жить в параллельной вселенной, что никак с вселенной Сэхуна не соприкасалась.
Наставник что-то говорил, показывал и объяснял, остальные ребята отвечали, потом некоторые топтались в центре зала, но Сэхун всё это не воспринимал вовсе. Он всё ещё оставался глухим и слепым и таращился на кроссовки. Перевёл дух и осторожно покосился на наставника, чтобы убедиться — не примерещилось.
Начищенные ботинки, струящаяся ткань брюк, белоснежная рубашка, безукоризненно завязанный галстук… Улыбка почти не покидала чувственные губы, очерченные с вызывающим изяществом и стальной твёрдостью одновременно. На губах Сэхун завис намертво; даже помотать головой пришлось, чтобы отвлечься.
Наставник выглядел так, как полагалось выглядеть альфе: резкость и жёсткость в каждой чёрточке вплоть до безапелляционной острой линии нижней челюсти и сильного подбородка с характерной ямочкой. Но смуглое лицо будто светилось изнутри. От ненавязчивой улыбки до безмятежного тепла в искристых глазах.
На изогнутых в улыбке губах Сэхун вновь застрял. Ему вот так никогда не улыбались. Он и вовсе не видел людей, которые умели улыбаться с такой спокойной уверенностью в себе, искренней доброжелательностью и согревающей теплотой.
Наставник приводил Сэхуна в замешательство, потому что, на первый взгляд, походил на актёра из рекламы, но улыбка и тепло казались неподдельными. Вот только людям из параллельного мира обычно дела не было до людей из мира Сэхуна.
К середине занятия Сэхун взял себя в руки и сообразил, что товарищей по несчастью учат… вальсу?
Это едва не выбило его из реальности ещё раз.
— Что он делает? — едва слышно спросил Сэхун, ухватив за рукав одного из тех, кто остался сидеть. Поверить собственным глазам не удавалось.
— Учит танцевать, — обескураженно отозвался студент.
— Сам вижу. На кой чёрт?
— Так он учитель танцев. Они с Тонэ поспорили на десятик. На десять занятий вальсом.
Сэхун попытался сложить информацию ровным столбиком в мыслях — столбик тут же развалился с грохотом.
— У него вообще с головой всё в порядке?
— Кто ж его знает? Тонэ по жизни с прибабахом.
— Я про залётного барона! — рыкнул Сэхун.
— А-а-а… Но он вроде ничего. Никого не сдал на первых занятиях, пропуски не ставил, сам всё тут драил. И ни разу не орал ни на кого.
Сэхун украдкой последил за новым наставником. Тот в самом деле предпочитал говорить негромко и ровно, вёл себя спокойно и умудрялся завораживать каждым движением, даже незначительным. И улыбался — солнышком. А потом Сэхун прилип взглядом к спине наставника — под белой тканью рубашки красиво проступали лопатки. Это тоже смущало, потому что Сэхун ни разу не любовался альфами и никаких таких лопаток не замечал прежде, а такого альфу вообще видел близко и дольше минуты впервые в жизни. Наставник по-прежнему оставался неуместным и неправдоподобным. Его — вот такого всего — просто не могло существовать в жизни Сэхуна нигде и никак. Сэхун носил свой ад с собой, а в аду чудеса не случались. Но наставник Ким — Ким Чонин, как восторженно прошептал после на ухо Ниа — напоминал Сэхуну именно чудо.
Потому что он не мог быть настоящим. Такие картинки не сходят сами по себе с экрана телевизора.
Потому что он не мог быть в этом конкретном колледже прямо сейчас. Ему тут не место.
Потому что он — во имя всего святого! — учил танцам, которые в колледже были никому не нужны, кроме Сэхуна.
Потому что, чёрт бы всё побрал, никто Сэхуна танцам учить не собирался, как бы сильно он сам этого ни хотел.
Потому что невозможно.
Точка. Жирная. С кляксой.
“Невозможно” на глазах у Сэхуна продолжало учить Тонэ вальсу, улыбалось солнышком и не подозревало, что его не существует и в него не верят.
Сэхун жадно ловил взглядом каждое движение наставника Кима. Тот двигался с изумительной грацией. Всё, что он делал, обретало завершённость, гармонию и жизнь. Даже простейшие движения у него превращались в подлинное искусство. И он дышал вместе с музыкой. Вдох и выдох — искусство тоже. Ничего лишнего, только самое необходимое и уместное. Экономно, скупо, но настолько безупречно и красиво, что Сэхун продался бы с потрохами, лишь бы его научили такому. Чтобы он тоже мог вот так — и глаз не отвести.
