— Извинения вообще будут, потаскуха? — загремел дядя.

— Это Гао облажался, а не я, — тут же показал зубы возмущённый Сэхун.

— Оно и видно! Какого ж рожна в участке ты куковал, а не Гао? Гао хоть мелкаш ещё, его бы турнули быстро, а тебе уже двадцать один, дурака кусок! Если захотят что пришить, так уже пришьют. Возрастом не отмашешься, бестолочь.

Сэхун снова промолчал, но тут возразить нечего было.

— Пошёл вон! Чтоб я тебя сегодня не видел, морда бесстыжая. Неси свою корму домой и носа не высовывай. И только попробуй куда слинять. Не окажешься под рукой при нужде, сложу и оставлю в канаве. Хрен тебя потом кто опознает, а схоронят в общей могилке и без цветочков с музыкой. С глаз сдёрнул, ну?!

Сэхун счёл за благо шмыгнуть за дверь и припустить домой. Знал отлично, как именно дядя относился к родственникам. Внешний фасад — не больше. Будь Сэхун ухоженным и милым, дядя без разговоров отправил бы его в бордель, а всю выручку забирал бы себе. Как возмещение. За призрачную заботу, которой не существовало.

Родители Сэхуна пахали с утра до ночи оба, чтобы кормить и одевать Сэхуна и двух младших. Разве что за крышу над головой в самом деле не платили, но и тут Сэхун мог поспорить с дядей, потому что папа имел право на дом, который по документам отходил ему в качестве приданого. Но папа — омега, потому в глазах дяди существо безмозглое и прав не имеющее вовсе. Как и сам Сэхун. Как вся их семья, потому что одни омеги, не считая отца, а отец дяде никто, так, плюсиком к папе. И ничего не поделаешь, потому что жить как-то надо, а дядя — хозяин квартала. И под дядиным крылом немного, но лучше, чем вовсе без всякой защиты.

Дома Сэхуна ждали мелкие и папа. Папа как раз собирался на работу: пронёсся мимо ввалившегося в прихожую Сэхуна и на бегу велел мелких покормить, позаниматься с ними, вечером помыть и уложить в кровати.

Сэхун бессильно сполз по стенке и уселся на полу. Домашние заботы его не пугали, но он бесконечно уставал от вопросов мелких, почему им нельзя купить то и это, почему в школе к ним относятся иначе, что означают те прозвища, почему именно их так называют, почему им нельзя-нельзя-нельзя… У мелких вопросов хватало, а Сэхун никогда не умел на эти вопросы отвечать. В своё время на такие же вопросы ему тоже ничего не отвечали.

А ещё Сэхун устал от того, что отец и папа о нём постоянно забывали. Думали только о мелких, а Сэхун как будто перестал существовать, едва дядя приставил его к делу. Так, нянька для мелких. На мелких Сэхун не обижался — они в заботе нуждались больше, но Сэхун хотел, чтобы всё было как раньше. Чтобы он вообще существовал хотя бы для родных.

— Ох, вставай, остолоп! Продукты в холодильнике, на столе список… Шевелись, Бога ради!

Сэхун в Бога не верил. Он вообще ни во что не верил, но кое-как поднялся, привычно послал всё куда подальше и поплёлся к себе, чтобы бросить сумку у двери и переодеться.

========== 2.1 ==========

Комментарий к 2.1

Доброе утро, котички)

Бета тихо ползёт по-пластунски с главой в зубах. Всяких меховых рекомендуется отлавливать после заката ;)

Бета

2.1

Чонин с журналом в руках зашёл в танцевальный класс и пересчитал по головам бродивших по загаженному полу студентов. Насчитал восемь, а в журнале стояло двенадцать.

— Добрый день. Меня зовут Ким Чонин. Я ваш новый преподаватель.

Фраза Чонина особого действия не возымела. Студенты едва покосились на него и продолжили бродить по классу, изредка попинывая уцелевшие бутылки. Чонин пожал плечами, раскрыл журнал и начал перекличку. Кто-то отзывался, кто-то молчал, но один из студентов — невысокий парнишка с косым шрамом через бровь — подобрался ближе и принялся подсказывать. Назвал тех, кто отсутствовал, по именам.

— У Тонэ, И Кван, Мин Джину и О Сэхун. Эти не пришли. Джину и Сэхуна сегодня вообще не было, а Тонэ и Кван просто слиняли. Остальные все тут. Вы, правда, будете учить танцам? Бальным? Натурально, что ли?

— Буду. Как только мы приведём в порядок класс. В том углу швабры. Вёдра здесь. Думаю, можно начинать.

— Барон, а ты не опух? — тут же забузил один из старших студентов. — Мы чо, нанимались в хламолизы? Валим, ребята.

Ниа — парнишка со шрамом — уходил последним и виновато отводил глаза. Быть может, он и остался бы, но его грубо подтолкнули в спину и мрачно заметили, что стукачей трахают в горло и с узлом.

Чонин оставил журнал на относительно чистом подоконнике и провёл ладонью по лицу. Он не думал, что будет просто, но и такого тоже не ожидал. По логике ему стоило поставить пропуски всей группе и уведомить директора об уходе студентов, но вряд ли такое потянуло бы на удачное начало. А вскоре за окнами зашумели, и Чонин не без труда разглядел сквозь пыльные стёкла свою группу на баскетбольной площадке. Разумно. Вряд ли ребятам хотелось огрести кучу неприятностей, поэтому фактически они оставались в стенах колледжа до конца занятия.

Чонин взвесил все за и против, оглядел погром в классе, вздохнул и сбросил пиджак, чтобы аккуратно положить его поверх журнала. После снял галстук, сунул в карман и засучил рукава. Полтора часа пролетели быстро, но Чонин смог лишь выбросить бутылки и осколки с прочим крупным мусором. Освежившись в туалете, надел галстук и пиджак, чуть пригладил волосы, запер класс и сдал журнал охраннику.

На следующий день он пришёл опять, хотя по расписанию занятия не было. Прикинув масштабы работы, заявился в более подходящей одежде. За полтора часа вымел оставшийся мусор и немного протёр зеркала и стёкла. Когда же студенты пришли на второе занятие, застали его за мытьём зеркал и стёкол. Чонин даже голову не повернул в сторону входной двери и продолжил работу.

— Наставник Ким, зачем вы это делаете? — спустя полчаса негромко спросил Ниа, оставшийся в классе, в то время как прочие толклись в коридоре. — Вам за это не заплатят. А они спасибки не скажут.

— Зато мне будет где танцевать, — флегматично отозвался Чонин и коротко глянул на Ниа поверх плеча. — Окажешь мне маленькую услугу? Открой журнал, пожалуйста, и отметь, кого нет.

— Зачем? Разве вам не проще поставить всем разом пропуски да на хрен послать? Мы всё равно ничего не делаем и на занятии не сидим.

— Но вы остаётесь в колледже. Отметь, ладно? У меня руки мокрые.

Ниа озадаченно пожал плечами, однако сделал то, о чём попросили. В оставшиеся пятнадцать минут от занятия он лениво тёр скомканной туалетной бумагой отмытое окно.

На следующий день Чонин опять пришёл в класс, и вскоре дверь скрипнула. В щель просунул любопытную мордочку Ниа, потом прошипел в коридор:

— А я же говорил, что придёт! Здравствуйте, наставник Ким.

— Я не кусаюсь, можно и зайти нормально, — хмыкнул Чонин.

Вслед за Ниа в класс гуськом потянулись ещё двое. Один был омегой, как Ниа, другой — молчаливым нескладным альфой. Тряпок и бумаги хватило на всех, и дело пошло веселее. Ребята между делом спрашивали, что Чонин вообще умеет танцевать и не проще ли учить таким танцам, которые помогают быть на уровне в клубах. Чонин охотно объяснял, что классические и бальные танцы дают основу, а с её помощью можно танцевать как угодно и под любую музыку.

Ну а когда время вышло, и они покидали класс, Ниа и второй омега шарахнулись от неожиданности, поскольку Чонин галантно распахнул перед ними дверь. Смущённо пошушукавшись, они выползли в коридор, а после глядели на Чонина как на диковинного зверя.

Во время третьего занятия заканчивать с уборкой класса помогала половина группы. Другая половина понуро сидела на баскетбольной площадке и лениво катала мяч.

Чонин попытался осторожно расспросить ребят, что заставило их изменить решение, но ничего толком не добился. Некоторые просто неловко пробурчали, что скучно и делать всё равно нечего. После альфы в группе ошалело пялились, как Чонин распахивал дверь перед Ниа и его другом.

К четвёртому занятию класс оказался готов. Даже принесли и установили усилители, обещанные директором Ю. Само занятие прошло неважно. Чонин честно пытался говорить о музыке и танцах, но его подопечные откровенно скучали, а треть группы ошивалась на баскетбольной площадке.