— Не надо брать меня на “слабо”! — тут же рассвирепел Сэхун.

— Но ты ведь ведёшься, — пожал плечами Чонин и решительно отложил меню в сторону, чтобы подняться и ухватить Сэхуна под локоток.

— Куда ты меня тащишь?

— Танцевать, Сэхун-и.

— Не называй меня так!

Чонин с мимолётной улыбкой прижал ладонь к спине Сэхуна, под левой лопаткой, и оплёл пальцами правую руку Сэхуна.

— Я не хочу! — зашипел Сэхун, но удрать не попытался.

Пианист на сцене покосился на них, но всё же тронул пальцами клавиши. Чонин тут же этим воспользовался, чтобы провести рукой по боку Сэхуна, тронуть пояс и сдвинуть ладонь ниже.

— Что ты делаешь? — Сэхун непроизвольно прижался к нему, но ладонь с его ягодицы не испарилась.

— Импровизирую, Сэхун-и. Когда ты в гневе, ты меня вдохновляешь.

— Я… заметил, — пробурчал Сэхун. — Ты своим вдохновением долго собираешься тыкаться мне…

— Пока не опустится. Придётся тебе помочь. Сам точно не справлюсь.

— Ты невыносимый, упёртый…

— Я знаю, Сэхун-и. — Чонин уткнулся носом в шею, чтобы вдохнуть личную сладость полной грудью. — Ты выйдешь за меня?

Сэхун шумно выдохнул и на миг сбился, потеряв ритм.

— Но мы же…

— Это другое. Вообще я планировал ухаживать за тобой, приглашать на свидания, танцевать с тобой вальс ровно тысячу раз и дарить тебе какие-нибудь ромашки, потом познакомить с родными и сделать предложение как положено. Просто… всё как-то совсем не так получилось. То есть, ты сказал, что любишь и рад, но я чувствую себя глупо, потому что не знаю, как теперь быть. Не можем же мы сделать вид, что всё случилось по плану, ну и… Ты понимаешь? Просто всё это как-то скомкано и нелепо вышло, ну и мне не даёт покоя… Сэхун-и? Сэхун-и?

Чонин забеспокоился, потому что Сэхун окончательно остановился и перестал танцевать. Зато смотрел в упор так, будто собрался испепелить взглядом на месте.

— Сэхун-и? — осторожно позвал Чонин.

— Какие-нибудь ромашки? — свирепо уточнил Сэхун. Пришлось поймать его за руку и прикоснуться губами к дрожащим пальцам.

— Я не разбираюсь в цветах. Совсем. Ты хочешь поговорить о ромашках, Сэхун-и? Наверное, ты прав. Это более интересная тема, чем мои чувства. О чувствах поговорим, когда ты будешь в настроении для…

Сэхун порывисто высвободил руки и прижал ладони к его скулам, чтобы коротко коснуться губ быстрым поцелуем.

— Замолчи, хорошо? Пусть идёт так, как идёт. Или я не выдержу и разревусь. Моя репутация этого не вынесет. И я тоже не вынесу твоих идиотских терзаний из-за того, что всё просто получилось не так, как ты там где-то себе напланировал, перфекционист чёртов! Заткнись. Пожалуйста. Подумать только, из-за такой ерунды!.. — Сэхун тихо зарычал от бессильной злости.

— Вовсе это не еру… Уже заткнулся. — С мягкой улыбкой Чонин обхватил Сэхуна за пояс и попытался сдвинуть под музыку, чтобы прикинуться всё ещё танцующей парой. Сэхун с места, конечно же, не сдвинулся, поэтому на них все окружающие посмотрели с подозрением.

— Зачем ты каждый день улыбаешься зеркалу столько раз? — огорошил внезапным вопросом Сэхун.

— Потому что однажды мне сказали, что солнце каждый день встаёт на востоке, чтобы увидеть новый мир. Поэтому надо улыбнуться восемь раз через силу, — Чонин сделал шаг и разворот, увлекая за собой заинтригованного Сэхуна, — восемь раз, потому что так надо, — он поддержал Сэхуна и помог выпрямиться, — и восемь раз с удовольствием. Потому что солнце заслуживает искренней улыбки даже тогда, когда всё плохо или хуже некуда. И, быть может, солнце улыбку увидит и найдёт в себе силы встать на следующий день на востоке, чтобы ещё раз посмотреть на новый мир. Глупо, да?

Чонин виновато посмотрел на притихшего в его руках Сэхуна. Тот робко улыбнулся и кончиками пальцев смахнул в сторону длинную чёлку Чонина.

— Нет. Ты сам похож на солнышко, когда не зудишь из-за ерунды. — Сэхун вдруг обнял его за шею и едва слышно пробормотал: — Твои губы — судьба моей кожи. Вместе с улыбкой. Но танцевать тысячу раз вальс ты меня не заставишь. Тысячу раз, подумать только… Это сколько бы мне стукнуло, когда ты дозрел бы до предложения?

— Если по три раза каждый день танце… чё-ё-ёрт! Это была моя нога вообще-то, Сэхун-и.

— А то я не знаю, чьё копыто пытаюсь отдавить!

***

На речном вокзале в конце месяца их встречала вся семья Чонина в полном составе. И у всех на лицах застыло одинаковое выражение, которое Чонин и Сэхун затруднялись определить одним словом.

Чжэин ожил быстрее всех.

— А кто это у нас ту-у-ут? — умильно засюсюкал он, уделив пристальное внимание животу Сэхуна.

— Избавь нас от своих влажных фантазий. Там пока никого — у Сэхуна состязания через год. — Чонин твёрдой рукой отодвинул брата подальше.

— К чёрту состязания! Я ребёнка хочу! — забуянил Чжэин.

— У тебя муж есть — пускай старается лучше.

— Хун-и… — Чжэин устремил на Сэхуна до блеска отточенный взгляд умирающей лани.

— Без комментариев. Чонин, это всё время так будет?

— Вопрос риторический, я надеюсь? Сэхун-и, дыши, ладно? Просто дыши. Убить меня ты всегда успеешь. И я никогда не обещал, что будет легко. Пошли уже подальше от этих ненормальных. Улыбаемся и машем, улыбаемся и машем, и незаметно движемся к выходу…

— Как там было? Восемь раз через силу?.. — Сэхун растянул губы в пугающей ухмылке.

— Через силу, любовь моя, а не с явным желанием прикончить на месте особо жестоким образом.

— Что ты сказал?

— Дома, говорю, потренируешься.

— Нет, я про после “через силу”…

— Сэхун-и, дома.

— Восемь раз.

— Сколько скажешь.