И Сари рыдал от гнева и горечи из-за разлуки с Ваноной и черным псом Мусти. Тогда сказал брат его: «О тебе я не буду плакать, если узнаю, что погиб ты в далеких краях. Я думаю, что он [я ?] лучший брат, чем ты, да и приятней с виду». Ибо Сари не был прекрасен лицом, но был смуглым, некрасивым и нескладным. И сказал Сари: По тебе не стану плакать, Коль услышу, что погиб ты, Смастерю такого брата без труда: с головой из камня и ртом из глины, а глаза его будут клюквой, а волосы как иссохшее жнивье; и ноги сделаю я из ивовых прутиков, и тело из гнилого дерева, и даже тогда он будет большим братом и лучшим, чем ты. А старшая его сестра спросила, жалеет ли он о своей опрометчивости, и сказал он нет, ибо рад он уйти от нее. А она сказала, что и сама не будет сожалеть о том, что его отсылают, даже если услышит, что он потерялся в болотах и исчез с лица земли, ибо она найдет себе брата более искусного и красивого в придачу. И сказал Сари: «Не стану я плакать о тебе, если услышу, что ты погибла. Я могу сделать себе такую сестру из глины и тростника, с головой из камня и глазами из клюквы, ушами из водяных лилий и телом из клена, и будет она лучшей сестрой, чем ты». Тогда сказала ему мать примиряюще О, родной мой, сын любимый, Я тебя на свет родила, Я тебя одна взрастила, О тебе я буду плакать, Коль узнаю, что погиб ты И с лица земли исчез. Плохо знаешь мать свою ты, Сердце матери своей, Коль не все пролила слезы От печали по отцу я, Буду плакать о разлуке, Буду плакать о потере, Слезы будут течь все лето И не кончатся всю зиму, Пока снег весь не растопят, Обнажат сырую землю, И земля зазеленеет Слез моих ручьем омыта, О, мой милый, мой сыночек, Куллервойнен, Куллервойнен Сарихонто, Кампы сын. Но сердце Сари было ожесточено горечью, и сказал он: «Не станешь ты плакать, а если и станешь, тогда плачь! Плачь, пока не затопишь весь дом, пока не зальешь слезами все дороги и коровник, ибо меня это не заботит, и буду я далеко отсюда». И Улто забрал Сарихонто, сына Кампы, и привез его в Телеа, где жил кузнец Асемо. И больно ему было от того, что не смог он проститься с Ваноной перед разлукой. Но за ним последовал Мусти, и лай его в ночи приносил утешение Сари, и с ним по-прежнему был его нож Сикки. И кузнец, посчитав Сари слугой неуклюжим и бесполезным, дал Улто в оплату лишь два износившихся котла, пять старых граблей и шесть кос, и с тем вернулся Улто довольный. Так Сари не только испил горечь рабства, но и отведал отравленный хлеб одиночества. И стал он еще более некрасивым и сгорбленным, нескладным и угловатым, несдержанным и несмягченным. Часто бродил он с Мусти по диким пустошам, научился понимать свирепых волков и даже разговаривать с медведем Уру. Не смягчали такие друзья его сердца и нрава, и хранил он в глубине души свою давнюю клятву и ненависть к Улто, и не носил он в сердце своем теплых чувств к далекой родне, кроме одной лишь Ваноны. Женой Асемо была дочь Кои, Владычицы Болотного края севера, откуда по широким рекам и заросшим камышом озерам волшебство и темные чары проникали в Пухосу до самой Сутси. Была дочь Кои прекрасна собой, но к одному лишь Асемо добра. Вероломная и грубая, мало любви питала она к неотесанному рабу, и не приходилось Сари надеяться на ее доброту и ласку. До поры до времени не давал Асемо приказаний своему новому рабу, ибо было у него достаточно слуг, и долгие месяцы Сари бродил в глуши, пока по наущению своей жены не приказал ему кузнец служить ей и выполнять все ее повеления. И была дочь Кои рада, ибо надеялась, что, взяв его в слуги, облегчит себе работу по дому и сможет наказать его за то, что не выказывал ей почтения и часто был груб с ней в былые дни.
Но, как и следовало ожидать, Сари оказался плохим работником, и великая нелюбовь к нему родилась в сердце жены его [Асемо], и не могла она сдержать своей злобы. И вот, когда день за днем прошло целое лето с тех пор, как Сари был продан из Пухосы и покинул голубые леса и Ванону, жена Асемо крепко задумалась, как избавиться от неповоротливого слуги, и, решив сделать его пастухом, послала приглядывать за ее обширными стадами на приволье. После принялась она за выпечку, и в злобе приготовила для пастуха еду в дорогу. Погрузившись в мрачные замыслы, испекла она булку и большой пирог. Пирог сделала она из овса снизу и из пшеницы сверху, а в середину положила большой камень, приговаривая: «Сломай ты зубы Сари, о, камень! Разорви ты язык сына Кампы, что всегда говорит грубо и не уважает тех, кто выше его». Ибо думала она, что Сари запихнет пирог себе в рот целиком, ведь жаден был он до еды, не уступая волкам, своим друзьям. И она намазала пирог маслом, а сверху положила грудинку и, позвав Сари, приказала ему идти и пасти стадо весь день и не возвращаться до вечера. В дорогу дала она ему пирог, наказав не приниматься за еду, пока стадо не придет в лес. И так отправила она Сари, говоря ему вслед: В лес коров я отпускаю И гоню молочных в поле, По березам криворогих, По осинам пряморогих, Чтобы жиру набирались Слаще мясом запасались Там среди лугов просторных, И среди широких рощиц, Средь березняков высоких, Средь осинников низинных, И в серебряных дубравах, В золотых лесах еловых. И когда ее большое стадо ушло с пастухом, дурное предчувствие омрачило ее сердце, и стала она молиться Илу, Богу Небес, что добр и живет в Манатоми. Была ее молитва длинной песней, и вот ее часть: Береги мой скот, о, Илу От напастей по дороге, Пусть не стерегут их беды, Судьба злая не застигнет. Если мой пастух неловок, Сделай иву пастухом им, Пусть ольха следит за стадом, Пусть рябина защитит их. Вишня пусть вернет домой их, Чтоб их подоить под вечер. Коли ива не спасет их, И ольха не защитит их, И рябина не досмотрит, Вишня мне не возвратит их, Ты пошли своих служанок, Лучших дочерей Илвинти, Охранять мой скот от порчи, Защищать моих рогатых. Многочисленны те девы, Что тебе в Манойне служат, Те искусные пастушки Голубых лугов Илвинти. Пускай Укко их подоит, Утолит пусть жажду Кеме. Вы, могущественные девы, Дочери Небес великих, Дети Малоло, придите, По Илукко указанью. О мудрейшая [неразборчиво], Сохрани мой скот от порчи Там, где ива недосмотрит, Посреди болот и топей, Что грозятся затянуть их В свою топкую трясину. О, ты, Сампиа, милашка, Ты подуй в свой рог погромче, Где ольха не защитит их, Ты паси моих коровок, Пусть цветы цветут на взгорках, От звучанья того рога. Разукрась весь край пустынный, Заколдуй опушку леса, Чтоб мои коровки ели Золотого сена вдоволь, Стебли трав посеребренных. О, прислужница Паликки С твоей спутницей Телендой, Где рябина недосмотрит, Ты родник пошли коровам, Серебром пускай бежит он. По следам ступней легчайших Пусть струят ключи прохладой, И ручьи текут пусть быстро, И стремительные реки Меж сияющих полянок, Чтоб поить водой медовой, Чтоб коровы влагу пили, Чтоб их сок ручьем струился Прямо в вымя их большое, Чтобы молоко ручьями, Белой пеной чтоб струилось. Калутсе, лучшая хозяйка И защитница от порчи, Там, где лес не защитит их, Отведи от них напасти, От рук неловких сохрани их, Что молоко прольют на землю, Чтоб не убежало в Пулу, Чтобы Танто не досталось. Но когда достигнут Каме, Пусть их вымя будет пухлым, А ведро до края полным, Пусть хозяйке будет радость. О, Теренье, дева Самьяна, Дочка леса и чащобы, В мягком и прекрасном платье, С волосами всех светлее, В башмачках из красной кожи, Если вишня не вернет их, Стань пастушкой им надежной, Когда солнце спать приляжет, Вечерней птицы песнь раздастся. Пока сумрак не сгустился, Ты скажи моим рогатым, Позови моих копытных, Их направь домой вернуться. Дома тихо и спокойно, Здесь на отдых прилечь сладко, Незачем блуждать в чащобе И мычать в пустынных землях На озерах края Сутси. И тогда придут коровы, И огонь зажгут хозяйки На полях с травой медовой, На земле, где ягод россыпь. |
