Искать их? А где и как? Если мы не можем определить, где находимся сами, то как искать остальных? В конце концов, если они тоже плюхнулись в эту реку, то направление у нас примерно одно, решили мы.

«Не плыви по течению…» Как будто есть другие варианты!

Справедливо рассудив, что каждая подземная река имеет особенность во что–то вливаться или даже выныривать на поверхность, мы со Щукой не стали бороться с неодолимым. Чуть активировали антигравы брони, придали ей нужную степень плавучести и окончательно перешли в разряд морской пехоты, двигаясь в вольном направлении — куда кривая вывезет. В конце концов, мы и в сухопутном положении не знали, куда идем, так что подземная река ничего не изменила в этом смысле…

Лавировать в воде оказалось куда сложнее, чем в воздухе, но, если приспособиться, то получается. Несколько раз капитально шибанувшись о стены и камни и поминая планету в целом самыми нехорошими словами, мы все–таки наловчились не врезаться в своды, когда нас выносило на них завихрениями подземных водоворотов.

Куда–то двигались…

Планета Казачок. 23 июня 2189 г.

20 часов 54 минуты по местному времени.

(На тысячу километров дальше

от точки возврата]

Здесь тоже были горы. Только — другие, это мы сразу поняли. Старые, плавные, сглаженные ветром и временем, густо поросшие седовато–мохнатой растительностью. И еще — озеро, большое, гладкое и спокойное, окруженное зелеными вершинами, словно картина рамкой.

Глубокое озеро. Подземная река вынесла нас прямо сюда, и мы, поднимаясь, увидели солнечный свет через толщу воды.

Могло быть и хуже, конечно, могли бы совсем не выплыть…

Навигационные приборы, наконец, заработали, услужливо выдали координаты, и мы обнаружили, что точка возврата стала еще на тысячу километров дальше.

Теперь, пожалуй, до нее не добраться, понимал я. Индикатор заряда брони показывает две последние черточки, а это — двое–трое суток, не больше…

Вот такая грустная история с географией…

Мы стояли на берегу. Побагровевшее, натруженное за день солнце скатилось к самому горизонту, бросая красноватые отблески на извилистое переплетение облаков, плавные изгибы вершин и темное серебро воды. Незнакомые деревья, сучковатые, приземистые, крепенькие, как пеньки, с острыми, длинными листьями, чуть шевелились от легкого ветерка, свесив ветви до самой воды. Как будто радовались, что знойный день на исходе и можно передохнуть от палящего солнца над озерной прохладой.

Красиво, тихо, спокойно… Пожалуй, только две наши бронированные фигуры, до блеска отдраенные подземным течением, так что ясно стали видны все вмятины и царапины от осколков, не слишком вписывались в этот неторопливый праздник заката над горным озером…

В руках — тяжелые винтовки, способные дробить скалы и выжигать на корню вековые деревья, на подвесной системе — минно–взрывной арсенал и дополнительные емкости с кассетами боеприпасов. Поневоле начинаешь чувствовать себя этаким монстром, которого природа до поры до времени только терпит, да и то непонятно зачем. Так бывает…

— А пошло оно все к чертовой матери, Кир! — вдруг сказала Щука.

— Что?

— Ничего. Так… Ты — как хочешь, а я — купаться.

— Еще не накупалась?

— Это — не то! — емко объяснила она.

Я не успел ничего ответить. Ее «эмка» тут же оказалась брошенной на траву, броня застыла в позиции «стола» — ноги на ширине плеч, руки вперед и чуть в стороны. Панцирь на спине распахнулся. Она змейкой выскользнула наружу, голая, гибкая, беззащитно–телесная, совсем непохожая на боеединицу с кодовыми позывными «Тигр–29».

Несколько секунд она постояла на берегу, словно рисуясь передо мной изяществом своей тонкой фигуры, провела руками по животу и грудям, мимолетно оглянулась на меня и с маху бросилась в воду прямо с крутого берега. Вода радостно плеснулась ей навстречу, веер брызг почти долетел до меня.

Действительно, пошло все к черту! Только так!

Я тоже мысленно плюнул на все и выскребся из доспехов. Постоял, привыкая.

Прохладный ветерок ерошил волосы и щекотал обнаженное тело. Было приятно снова почувствовать себя человеком, а не железной полумашиной с электронными датчиками вместо органов чувств. Хорошо…

Хорошо и вольготно!

* * *

А что еще, в сущности, нужно человеку?

Война быстро приучает жить одним днем, сейчас хорошо — и ладно, главное — сейчас, сегодня, здесь. Можно задумываться о будущем, можно даже помечтать немного, что вот когда–нибудь, как–нибудь, где–нибудь… Увидеть, например, в розовой дымке будущего нечто вроде уютного домика в тихом пригороде, манящих глаз нежной и красивой жены, круглых головок толстощеких ребятишек, радостно называющих тебя «папой», — все эти расхожие, неизменные штампы семейного счастья, которого никогда не знал… Но в глубине души ты все равно понимаешь, что это всего лишь мечты, абстракция, что–то вроде красивой сказки со счастливым концом, какими люди утешают себя испокон веков…

Я сильно подозреваю, последнее время — особенно сильно, что для нас, старых вояк, давно уже нет точки возврата, мы — другие, мы просто начнем задыхаться в красивом уюте окладов жалованья и чинных семейных обедов. Проскочили свою точку возврата и сами не заметили, как это получилось…

Если бы еще научиться не вспоминать прошлого! Но это, к сожалению, не удается…

Что остается? Немного, в сущности… Война до победного, потом — до следующего победного, а в перспективе — сдохнешь на одной из планет, и, по всей видимости, очень скоро. Скорее — здесь и сейчас, судя по тому, как разворачиваются события…

Так жизнь сложилась, так распорядилась судьба, такими нас сделали обстоятельства — еловом, широчайший выбор вариантов самоуспокоения.

Мы со Щукой долго плескались в теплой, темной, слегка пахнущей тиной воде. Резвились и брызгали друг на друга, словно школьники, сбежавшие с уроков купаться. Щука плавала, как настоящая рыба, я быстро понял, что мне за ней не угнаться. Ее дразнящий, русалочий смех доносился то с самой середины озера, а то вдруг она оказывалась совсем рядом, сильно брызгала в меня водой и снова ныряла, блеснув над поверхностью стройными ногами с маленькими розовыми пятками.

Вода казалась ласковым парным молоком, как обычно говорят в таких случаях…

Помню, однажды я пробовал его, парное молоко, прямо из–под коровы. Действительно, непередаваемый вкус, не похожий ни на какие витаминизированные концентраты, но, правда, к вечеру в желудке началась массовая революция, сопровождаемая оглушительными кишечными залпами…

Из воды я выбрался первым. Раскинулся на мягкой, неожиданно шелковистой траве, всем телом впитывая тепло нагретой за день земли и глубоко вдыхая одуряющие ароматы незнакомых растений. Хотелось просто дышать и дышать…

По сути, я ведь ничего и не узнал об этой планете, со всеми ее тайнами и загадками — мелькнула мысль. Мы все ничего не знаем. Мы воюем, мы умираем здесь, но так и не удосужились узнать хоть что–нибудь об этом мире… Забавно! Мы, люди, всегда и везде воюем, сражаемся, умираем, сокращая собственный, и без того короткий, век, но так и не удосуживаемся ничего узнать обо всем нашем мире, куда приходим так ненадолго… И кто будет уверять меня, что Homo sapiens — переводится как «человек разумный»?

* * *

Чего ради я расфилософствовался? Может, от избытка собственной нерешительности. Там, в подземелье, ничего не видя, мы со Щукой называли друг друга ласковыми именами; держались друг за друга жесткой сцепкой брони и были близки…

Здесь? Не знаю… Теперь, на свету, в ласковой озерной воде она вдруг снова показалась мне незнакомой, насмешливо–недоступной, словно и не было ничего между нами. Два раза я попытался дотронуться до нее, но она быстро и резко отстранялась, словно стряхивала мою руку.

Это было обидно и непонятно.

Почему? Что изменилось? Нет, этих женщин никогда не поймешь, думал я с обидой и злостью, мысленно пережевывая данную тривиальную мыслишку во всех ее вариациях…