Эта находка встревожила его. Он вспомнил слова Ривалена о том, что в происходящие в Сембии события вовлечены Маск и Шар. Как и Ривален, Бреннус не верил в совпадения.

Он перевернул ожерелье и прочёл надпись на обратной стороне подвески, слова из другой эпохи, возродившиеся из неглубокой сембийской могилы: «Моей возлюбленной Ашалар».

Про ожерелье он никому не сообщил: ни Ривалену, ни отцу, ни другим своим братьям. Из-за находки снова вскрылась старая рана забытой скорби, вернув воспоминания и чувства, которые он похоронил много веков назад вместе с телом матери. Может быть, поэтому он и не стал делиться своим открытием с братьями или отцом. Не видел причин воскрешать их угасшую скорбь.

Он использовал несколько заклинаний, чтобы подтвердить подлинность ожерелья, использовал его в качестве фокуса для других заклинаний, пытаясь узнать судьбу матери, и не добился успеха. Тысячи лет прошли с её смерти. Бреннус знал, что убийца уже мёртв. Но по-прежнему не знал правды. По крайней мере, он должен был узнать истину ради матери.

Мать была ему ближе, чем любому другому из братьев. Она воспитала в Бреннусе любовь к конструктам, хлопала в ладоши, видя его первые автоматоны из дерева и кожи, которые он строил мальчишкой. Искусство прорицания он освоил позднее, по просьбе отца, чтобы узнать судьбу матери.

Но истина сбежала от него тогда, как и сейчас, и на продолжение расследования не было времени. Ему придётся направить всё своё Искусство на Эревиса Кейла, Кессона Рела и на Бурю Теней. Если они с Риваленом хотят исполнить задание его всевышества и захватить Сембию, превратив её в рабочую лошадку, чтобы возродить Нетерильскую империю, им потребуется информация. Для этого им нужно было королевство, на котором война оставила лишь слабые шрамы.

Но Буря Теней, если не остановить её в ближайшее время, слабыми шрамами не ограничится.

Его лишь немного смущали религиозные последствия того, что два самых могущественных слуги Шар, ночной провидец Ривален и Божественный Кессон Рел, стремятся к противоречащим друг другу целям. Вера Бреннуса в Шар начиналась и заканчивалась просто словами, и существовала в основном для того, чтобы удовлетворить его отца и Ривалена. Вера не сумела пустить корни у него внутри. Какой бы конфликт не разгорелся в сердце церкви Шар, это было заботой Ривалена. Хотя его же заботой станет необходимость отвечать перед его всевышеством, если Ривален не сможет остановить Кессона Рела.

Бреннус положил ожерелье матери во внутренний карман, у сердца. В голове неожиданно вспыхнуло воспоминание — запах её тёмных волос. Вокруг забеспокоились тени. Он вспомнил её смех, чистый, непринуждённый звук...

-Теперь домой? - в унисон спросили гомункулы, вернув его в чувство.

-Да, - ответил Бреннус. Он притянул к себе тьму, нарисовал в сознании круглый зал для предсказаний в его особняке в анклаве шейдов, и шагнул туда сквозь тени.

Почувствовав, как изменился воздух, он улыбнулся. В отличии от влажного воздуха Селгонта, пропитанного привкусом моря, холодный воздух анклава нёс в себе густую, агрессивную сухость великой пустыни, над которой парил город, хотя ей недолго было оставаться пустыней.

Во мраке, приятном сумрачном воздухе дома, возникали и растворялись эфемерные ленты тени. Крышу над круглым помещением, в которым Бреннус совершал самые сложные свои прорицания, венчал купол из дымчатого кварца. Сквозь купол сочился слабый свет звёзд — робкими точками, едва способными проникнуть сквозь дымку.

-Дом, - радостно сказали гомункулы. Они спрыгнули с плеч Ривалена, приземлившись на отполированный пол, и начали принюхиваться, периодически взвизгивая от удовольствия.

-Мышиное дерьмо! - сказал один из них, высоко подняв крошечный шарик мышиного помёта, будто трофей.

Бреннус улыбнулся и покачал головой в ответ на их дурачество. Он прочитал заклинание магического послания и отправил сообщение своему сенешалю, Лаарилу.

Я ненадолго вернулся в анклав, чтобы заняться Искусством. Через четыре часа я буду готов к трапезе.

Я прослежу, чтобы трапезу приготовили. Добро пожаловать домой, принц Бреннус.

Он позволил гомункулам порезвиться какое-то время, а потом ступил в центр прорицательного зала, где стоял куб из потемневшего серебра, высотой с половину человеческого роста, расположенный так, чтобы воспользоваться выгодой незримых линий волшебной энергии, пронизывающих мир. Гомункулы, завершив свой обонятельный ритуал воссоединения с родным домом, вскарабкались по его мантии и заняли своё обычное место на плечах.

Он поднёс открытую ладонь к одной из граней куба. Гомункулы, хихикая, повторили его жест. Из его руки вырвались тени, лизнув куб. При их прикосновении серебрянная поверхность приобрела глубину. Тусклость на серебре стала вращаться туманным океаном жидкого металла.

Когда куб наконец пробудился, Бреннус начал своё исследование. Он творил одно прорицающее заклинание за другим, исследовал прошлое и настоящее, обыскивал весь Фаэрун. С его кожи тели пот и тени. Работал он в тишине, и гомункулам скоро стало скучно — они заснули у него на плечах, облокотившись об уши Бреннуса. Их храп не мешал его концентрации.

Несмотря на широту охвата, прорицания Бреннуса заканчивались по большей части ничем. Про Варру он ничего не узнал: она по-прежнему... отсутствовала. Ничего не узнал он и об Эревисе Кейле — ни о том, чем он сейчас занят, ни о его местонахождении. Охранявшая Кейла сила позволяла ему ускользать из хватки любых прорицающих заклятий. Бреннус подозревал, что его может укрывать сам Маск.

Бреннусу удалось узнать о мире, из которого пришёл Кессон Рел: холодный мир, о котором вся его магия смогла узнать лишь название — Эфирас — и обещание тьмы, глубокой, как ничто. Он отступил, не став заходить дальше. Бездна казалась слишком глубокой. Он боялся упасть туда.

Бреннус обратил свои заклинания обратно к Фаэруну. Новое волшебство показало вихрь мрака, Бурю Теней над Сембией, калечащую и преобразующую всякую жизнь, которой касалась Буря. Расширяясь, она набирала силу. Потоки негативной энергии, незримо бурлящие в её сердце, могли выпить из человека душу за считанные часы.

Внутри Бури Бреннус увидел разрастающуюся армию теней, числа их было не счесть. Он увидел отряды огромных, бледных теневых великанов, облачённых во мрак и в серые доспехи, увидел шпиль иномировой обители Кессона Рела, парящий над изломанными, полными теней руинами Ордулина, будто клинок палача, и увидел в измученном небе медленно вращавшийся вихрь тени и зеленоватого мерцания, пасть планарного разлома, изрыгающую прогнившую тьму плана Тени. Между тучами и шпилем сверкали стрелы молний. От этого зрелища Бреннусу стало дурно. Гомункулы беспокойно заворочались во сне, один махнул рукой у лица, как будто пытаясь смахнуть мушку.

Бреннус сдержал желание обратить око своих прорицаний внутрь шпиля. Он не хотел, чтобы Кессон Рел узнал о слежке и удвоил свою защиту. Но в глухом громе, что звучал в Буре Теней, Бреннус периодически слышал его имя, и от колоссальной силы Кессона Рела, даже по ту сторону прорицающего куба, у него ломило зубы. Бреннус знал, что Кессон Рел уже не был человеком. Он был полу-божеством, и земли, которые Шадовар намеревались захватить и использовать, Кессон Рел собирался исказить и уничтожить.

Бреннус ещё немного посмотрел, а затем деактивировал куб. Он был весь мокрый от пота. Тело болело. Усталость туманила разум. Но ему нужно было знать больше. Он знал, что из-за божественной природы Кессона убить его будет проблематично.

Временами в своих расследованиях Бреннус полагался на могущественных экстрапланарных сущностей, бессмертных существ, чьи знания и мудрость зачастую превосходили его собственные. Придётся снова прибегнуть к их помощи, если он хочет оказаться полезным брату. Знания странными течениями струились по нижним планам, и могущественные дьяволы иногда узнавали обрывки важных сведений о богах и людях. Подобная информация в Бездне и Девяти Адах служила такой же валютой, как души смертных.