Как известно, особенностью фабрично-заводской промышленности Северного Кавказа являлось преобладание мелких предприятий, располагавшихся, главным образом, в сельской местности, и значительно удалённых друг от друга. Отмеченная низкая активность занятых здесь рабочих связана не только с их "распылённостью". Заведения, где трудились 3-5 человек, зачастую, всего несколько месяцев в году, едва ли может породить ощущение безысходности иначе, кроме силы, разрешить конфликтную ситуацию.
Безусловно, особую остроту конфликты приобретают там, где достаточно высока концентрация рабочих. Одной из главных причин этого является высокая степень абстрагирования власти (в данном случае в лице предпринимателя). Это достигается только на крупных предприятиях, где лицо, принимающее решения, отделено от исполнителя сетью административного аппарата, нормами взаимоотношений внеличностного характера, оговариваемыми в условиях найма.
Иногда это усугублялось присутствием на предприятии карательных сил. Рабочий, таким образом, напрочь исключался из числа субъектов, принимавших участие в управлении производством, и поэтому в моменты особенного ухудшения своего положения у него не было иного способа обратить внимание на собственные нужды, кроме силы.
Предыдущие разделы работы, затрагивая различные аспекты истории рабочих Северного Кавказа, приводят к заключению о том, что, находясь в стеснённом экономическом положении, они были ещё и политически бесправны. В исследуемом регионе 85,8% рабочих не пользовались и теми минимальными правами, которые предоставляло текущее законодательство лицам наёмного труда. Революционная активность трудящихся в годы Первой российской революции и Первой мировой войны, говорит о росте их классовой самоидентификации, её выходе за рамки отдельного предприятия или отрасли.
Попытки непредвзято, насколько это возможно, взглянуть на причины крайнего обострения социальных противоречий, приводивших к кровопролитиям и революциям, убедили нас в том, что они явились в первую очередь результатом политической незрелости российского общества, его различных слоёв.
Северный Кавказ, один из наиболее крупных центров миграции населения, край, наименее затронутый крепостническим режимом, промышленное освоение которого проходило стремительно и, можно сказать, "с нуля". В результате чего, на сравнительно небольшой территории, возникла пёстрая в социально-культурном, этническом и экономическом отношении картина, вобравшая в себя особенности общероссийской конкретно-исторической ситуации.
Уровень жизни рабочих на Северном Кавказе и в России проигрывал не только в сравнении с положением дел других, более обеспеченных слоёв общества, но и в сравнении с зарубежными, главным образом европейскими, рабочими. В то время как российские промышленники едва ли уступали в этом плане своим зарубежным коллегам.
Как упоминалось выше, начало конфликта лежит в сравнении собственного уровня социальных притязаний и возможности их реализации с возможностями других людей. Здесь мы наблюдаем порой пренебрежительное отношение работодателей к нуждам рабочих. Причина этого, на наш взгляд, коренится в особенностях российского менталитета. В психологии промышленника и рабочего ещё достаточно сильны были стереотипы мышления, истоки которого лежат в многовековой истории крепостной России. В моменты крайнего обострения взаимоотношений в рабочем наиболее ярко "проступал" крестьянин, в промышленнике - помещик.
Известная инфантильность, присущая русскому национальному характеру, отмеченная ещё П.Чаадаевым, склонность к крайностям в своём поведении, вкупе с массовыми психозами, как постоянными спутниками политической жизни, приводили к ожесточённым столкновениям, достигшим своего апогея в начале ХХ века.
Любопытно, что некий патерналистский характер мышления, присущий всем власть предержащим, поддерживался не только устоявшимся стереотипом: "государь - первый помещик, отец народа", но и соответствующим отношением самого народа (в данном случае наёмных рабочих). Роли опекаемых и опекунов стороны охотно принимали на себя и в ситуациях, лишь отдалённо напоминающих конфликтные. Возникновение некоторых из них в современных условиях кажется абсурдным: 23 мая 1890 г. на станции Кущёвка явилась толпа косарей, человек 500, приехавших на заработки из внутренних губерний России и настоятельно требовавших отправления на родину бесплатно, грозя, что в противном случае самовольно сядут в поезд. Требование это рабочие основывали на том, что придя на заработки и не найдя их, они истратились так, что дальше терпеть не могут... Толпу эту удалось уговорить, разойтись и отказаться от насилия. В конце концов областным начальством было решено отправить их бесплатно. Уже в 1902 г. в станице Прочноокопской, столкнувшись с подобными трудностями, сельскохозяйственные рабочие недовольные тем, что "богачи позавели машины и нам теперь хоть с голоду умирай", а так же недовольные недобросовестным расчётом требовали от властей "отправить туда, где есть работа, а то они всё прожили и теперь ходят голодные". Требования рабочих к властям, не имеющим отношения ни к модернизации сельского хозяйства, ни к урожаю трав, не приглашавших рабочих, равно как не устанавливающих с ними никаких договорных отношений, и соответственно, не несущих никакой ответственности за их судьбу, трудно признать обоснованными. Объяснить это возможно только учитывая вышеозначенные особенности русского национального характера, неявно присутствующие в мотивации основания, плохо вяжущиеся с требованиями развивающихся буржуазных отношений.
Сельскохозяйственные, а так же подённые рабочие составляли наиболее многочисленный и наименее организованный отряд рабочих. Их социальная активность была значительно ниже, чем у промышленных рабочих, и отмечалась разрозненностью выступлений, их спонтанностью. Ряд источников указывает на то, что наиболее активным звеном здесь выступали иногородние. В декабре 1905 г. в Баталпашинском отделе Кубанской области произошли два выступления рабочих против хозяев, по которым мы можем судить о составе его участников. Источники прямо свидетельствуют о том, что в "беспорядках" принимал участие только "пришлый иногородний элемент". Временные рабочие, в те редкие случаи, когда и решались на активные действия против администрации, не имели какой-либо чёткой программы своих действий. О выступлении землекопов Владикавказской железной дороги 30 июля 1913 г. в ежегодном отчете жандармского областного управления читаем: Забастовка была совершенно беспрограммна и, строго говоря, не преследовала и экономической цели и являлась, по-видимому, результатом распущенности рабочих... После расчёта и принятых мер, все они просили снова оставить их на работе, обещали вести себя исправно, сваливали вину друг на друга... Рабочие из местных казаков никакого участия в забастовке не принимали, и бастовал исключительно пришлый элемент.
Отсутствие программ участия каких-либо партий, узость подобных явлений, имевших место, повсеместно не вызывали того интереса, который уделялся крупным предприятиям, организованным выступлениям пролетариата, возглавляемых одной из революционно настроенных партий. Такой интерес вполне объясним. Однако для России "с громадным скоплением пришлых рабочих, прибывавших на заработки, характерны как раз массовые волнения "народной черни".
Желание любой ценой выжать из рабочего максимум при минимальных на него расходах, упрямство, зачастую, в незначительных уступках, явно не влекущих за собой тяжёлых последствий для предприятия, обращение за помощью к регулярным войскам, убедительно свидетельствуют о недальновидности отечественных промышленников.
Будучи, как и рабочие, продуктом исторического развития определённой культуры, предприниматели являлись носителями того же комплекса ментальностей, неадекватных бурно развивающимся капиталистическим отношениям. Иначе как объяснить такие факты, как наличие стражников на Мизурской обогатительной фабрике, по существу принудительный труд на руднике в Садоне, где "людей, которые должны были трудиться по вольному найму, заставляли работать не меньше года". В Алагире был штат военных чинов, а в Садоне стоял отряд из донских казаков, имелся карцер для рабочих. Именно здесь происходит наиболее значительное выступление рабочих на Северном Кавказе в конце XIX века.
