Главный инженер Франклин, заместитель командира «Арктура», снова был в космосе и заново переживал кошмар, с которым так надеялся никогда больше не встретиться.

Потрясенная, сбитая с толку, Индра тупо уставилась на лежащего ничком, горько, совсем по-детски плачущего Франклина. Но тут же душа и здравый смысл подсказали ей, что надо делать. Она быстро пододвинулась к нему и обняла его вздрагивающие плечи.

– Уолтер, – крикнула Индра. – Все хорошо, чего ты испугался?

Плоские, наивные слова, она сама это понимала, но ей больше ничего не пришло на ум. А Франклин будто и не слышал ее, его по-прежнему била дрожь, и он отчаянно цеплялся за дерево. Жалкое зрелище – мужчина во власти малодушного страха, полностью утративший чувство гордости и собственного достоинства. Он продолжал всхлипывать, но одновременно Индра услышала, что Франклин произносит чье-то имя, – и невольно, даже в такой миг, она ощутила укол ревности: это было женское имя. Чуть слышно шепнет: «Айрин», – и опять зальется слезами.

Того, что Индра знала о медицине, тут явно было недостаточно. Она помешкала, потом бросилась к катамарану, вскрыла аптечку и достала пузырек с сильным болеутоляющим средством. На ярлыке крупными буквами было написано: «ПРИНИМАТЬ НЕ БОЛЬШЕ ОДНОЙ КАПСУЛЫ». Силой вложив капсулу в рот Франклину, она снова обняла его.

Мало-помалу дрожь унялась, приступ прекратился.

Трудно провести границу между состраданием и любовью. Но если она есть, Индра пересекла ее в эти минуты тревожного ожидания. То, что случилось с Франклином, не оттолкнуло ее от него, она понимала – это последствие чего-то ужасного, пережитого им в прошлом. И, что бы это ни было, ради своего же будущего она должна помочь ему одолеть преследующий его страх.

Сейчас Франклин лежал неподвижно. Он дал себя перевернуть на спину и отпустил дерево, но взгляд его был пустым, губы беззвучно шевелились.

– А теперь поедем домой, – шепотом сказала Индра, словно успокаивала перепугавшегося ребенка. – Вставай, все уже прошло.

Поддерживаемый Индрой, Франклин послушно встал, потом как-то безучастно помог собрать вещи и столкнуть на воду катамаран. Он как будто совсем пришел в себя, только упорно молчал, и глаза его наполняла такая тоска, что Индре было больно глядеть на него.

Надо поспешить, подумала она и пустила двигатель в помощь парусу.

Индра беспокоилась не за себя, как ни опасно очутиться вдали от людей с ненормальным человеком. Ее заботило только одно: поскорее доставить Франклина к врачам.

Начало темнеть; солнце уже коснулось горизонта, и с востока наползала ночь. Один за другим оживали маяки на материке и окружающих островах. И ярче всех сияла на западе косвенная виновница случившегося – Венера.

Неожиданно Франклин заговорил, как будто через силу, но вполне рассудительно.

– Пожалуйста, Индра, извините меня, – сказал он. – Я испортил вам всю прогулку.

– Не говорите глупостей, – возразила она. – При чем тут вы?

Выкиньте все из головы. И молчите, не насилуйте себя.

Он снова замолчал и больше не открывал рта до конца путешествия.

Она попробовала взять его за руку, но Франклин сразу как-то напрягся, и стало ясно – сейчас он не хотел этого. Как ни обидно было Индре, она выполнила его невысказанную просьбу. Тем более что нужно было внимательно следить за сигнальными огнями, лавируя среди рифов.

Поздновато они возвращаются… Правда, восходяшая луна хорошо освещала море, но посвежел ветер, и совсем рядом то возникали, то пропадали, то вновь возникали призрачно-белые грозные шеренги бурунов вдоль рифа Вистари. Индра следила и за волнами и за мигалкой, которая обозначала оконечность пирса на Героне. Только подойдя достаточно близко к острову, так что было хорошо видно и пирс и берег, она позволила себе перевести дух и взглянуть на Франклина.

Поставив катамаран на якорь, они направились к лаборатории;

Франклин держался совсем нормально. Наконец пришло время проститься.

Здесь, на берегу, не было фонарей и в тени под пальмами она не могла разобрать выражения его лица, но, судя по голосу, он вполне владел собой.

– Спасибо, Индра. Вы для меня столько сделали.

– Знаете что, пойдемте к доктору Майерсу. Вам надо посоветоваться с ним.

– Это совсем не нужно. Я в полном порядке, не беспокойтесь.

– А по-моему, все-таки вам нужен врач. Я провожу вас и вызову его.

Франклин затряс головой.

– Нет, нет, прошу вас, дайте мне слово, что вы не сделаете этого.

Как поступить? Индра была в замешательстве. Конечно, самое разумное – согласиться, а потом сделать по-своему. Но простит ли ей Франклин такой обман? В конце концов она пошла на компромисс.

– Тогда обещайте, что вы сами к нему пойдете!

Франклин заколебался. Ему не хотелось на прощанье лгать этой девушке, которая могла бы стать его любимой. Но приглушенный лекарством рассудок одолел все угрызения.

– Хорошо, завтра зайду. Еще раз спасибо!

И он решительно зашагал по тропе, ведущей к учебному корпусу, не дожидаясь новых вопросов Индры.

Она проводила его взглядом; в ее душе соревновались радость и тревога. Радость, что полюбила, тревога – потому что ее любви угрожало что-то непонятное. Постепенно эта тревога вылилась в мысль о том, что, наверно, надо было, даже против воли Франклина, настоять на том, чтобы он немедленно обратился к доктору Майерсу…

Всякому сомнению пришел бы конец, если бы Индра видела, как Франклин, пройдя через лес, свернул к пирсу и, словно лунатик, зашагал к эллингу, откуда начинались все его подводные вылазки.

Сейчас его разум был всего лишь покорным орудием эмоций, а эмоции настроились на одно. Удар оказался слишком болезненным, чтобы он мог рассуждать; Франклин, будто раненое животное, думал только о том, как избавиться от боли. Его неудержимо влекло туда, где он на какое-то время обрел душевное равновесие.

Никто не встретился Франклину на всем пути до конца пирса.

Спустившись в эллинг, он, как всегда, тщательно стал готовиться к выходу в море. Конечно, не годится посягать на принадлежащее отделу снаряжение, не говоря уже о том, что будут нарушены все учебные графики, но у него просто нет выбора.

Торпеда почти бесшумно выскользнула через подводные ворота наружу.

Впервые Франклин шел ночью. После наступления темноты применялись только закрытые суда, так как ночные плавания были слишком опасны для незащищенного человека. Но Франклин решительно направился к проходу в рифе, за которым простиралось открытое море.

Боль поутихла, но решимость не ослабевала. Здесь он нашел счастье, здесь найдет и забвение.

Кругом был мир полуночной синевы, в который с трудом проникали бледные лучи луны. Привлеченные или, наоборот, испуганные шумом торпеды, жители рифа метались вокруг него, будто светящиеся призраки. Во тьме внизу угадывались знакомые бугры коралла и лощины. Он прощался с ними отрешенно, без грусти.

Участь его решена, мешкать нечего. Франклин выжал до конца педаль скорости, и торпеда рванулась вперед, словно пришпоренный конь, со скоростью, недоступной ни одному обитателю моря. Далеко позади остались острова Большого Барьерного.

Только раз поглядел он вверх; где-то там простирался мир, из которого он ушел. Вода была на редкость прозрачной, и в ста футах над своей головой Франклин увидел серебряную лунную дорожку снизу, откуда ее мало кто наблюдал. А это размытое, пляшущее пятнышко-сама луна. На секунду застынет, четкая, ясная, и опять волны ее дробят.

В одном месте за ним погналась очень крупная – он еще никогда не видел таких – акула. Сперва огромный силуэт, за которым тянулся светящийся след, возник прямо перед ним, и Франклин даже не попытался свернуть. Она промахнулась совсем немного, он успел заметить устремленный на него глаз, пластинчатые жабры и неизменную свиту – лоцманов и прилипал. А когда Франклин оглянулся назад, акула шла за ним, влекомая то ли любопытством, то ли голодом, то ли еще каким-нибудь инстинктом, – какая разница! Почти минуту она его преследовала, но скорость торпеды была слишком велика, и акула отстала. Франклин впервые встретил такую назойливую акулу. Обычно гул турбины отпугивал их; но в темное время суток жизнью рифа управляли уже не те законы, что днем.