Я распрощалась с хозяйкой дома, отправила сообщение Массимо, чтобы он ждал меня у входа, и пошла к двери. Почти возле нее меня остановило ощущение ледяной струйки, прокатившейся по руке. Я повернулась и увидела перед собой маленького призрака. Темные глаза посмотрели, кажется, внутрь меня, а в голове прозвучал тихий голос:

– Мы с тобой еще встретимся. Не бойся, я помогу.

Утро – понятие растяжимое. Для рыбака или крестьянина оно начинается с рассветом, для актрисы или светской дамы – далеко за полдень. У меня, как медика, утро начиналось всегда рано; плановые операции на вечер не назначают, ну а срочные в пластической хирургии, к счастью, случаются редко.

Франческа присоединилась ко мне за завтраком в «Палаццо Дандоло», и наша гондола отправилась в сторону острова Мурано в начале десятого.

– Ты всегда встаешь так рано, даже после светских мероприятий? – спросила я с удивлением.

– Ой, да я в этих, как ты говоришь, светских мероприятиях, участвую раз в месяц, а то и реже. Вообще-то на мне все хозяйство Ка’Контарини-Боволо – дети, слуги, меню, приемы, кладовые…

– Большое хозяйство?

– Считай сама, – хмыкнула она. – Помимо меня с моим мужем Витторе и наших четверых детей, в доме живут еще моя кузина, ее супруг и дети, младший брат мужа и его молодая жена, две незамужние тетушки и четверо подмастерьев Витторе. Плюс дворецкий, экономка, две кухарки, восемь горничных, учителя и гувернантки, а также всякие помощники и поварята. Плюс четыре гондолы и два катера, так сказать, с водителями. Ну как, большое?

– Я бы с ума сошла, – честно ответила я. – И ты справляешься?

– Так других-то вариантов нет… – Франческа протяжно вздохнула. – Можно, конечно, в монастырь уйти. Я иногда себе представляю – келья с белеными стенами, маленький садик, тишина…

– Точно! А потом окажется, что стены не так побелены, в садике розы растут не в том порядке, да и постные блюда в монастыре готовят не по правилам. Станешь ты матерью-хозяйкой, и будут у тебя двадцать шесть монахинь, сорок послушниц, мать-настоятельница и два садовника. Хочешь?

– Ох, я уж лучше так…

Мы рассмеялись и замолчали, глядя на проплывающий мимо остров-кладбище Сан-Микеле. Ажурные кованые ворота были уже приоткрыты, и стайка пожилых дам в черных шляпках покидала катер, чтобы в них войти.

Февраль решил сегодня показать переменчивость своей натуры: с самого утра небо было затянуто свинцовыми тучами, а сейчас они ушли в сторону открытого моря, небо голубело, и на солнце можно было даже погреться. Я откинула капюшон плаща, подняла на лоб полумаску и подставила лицо теплым лучам.

– Это была форма школы Великой Матери, – неожиданно сказала Франческа.

– Что? – я вздрогнула.

– Вчерашний маленький призрак. На девочке была форма школы, которая примерно сто тридцать лет назад была при храме Великой Матери, что на Сан-Эразмо. Школу давно уже закрыли, но моя свекровь вспомнила. Ей ведь куда больше каких-то жалких ста тридцати…

– То есть получается, что больше ста лет призрак сидел на месте и никому не показывался, а теперь решил посетить пару-тройку светских мероприятий? Странно как-то…

Ветерок вновь показался мне холодным, и я поплотнее закуталась в плащ, накинув на голову капюшон и надев маску.

– Да, это странно… Маргарет обещала разузнать кое-что, она как раз не в храм Единого ходит, а к Великой Матери.

– Маргарет – это твоя свекровь?

– Да. Графиня Контарини. Супруга главы клана. Ух, сколько крови они нам с Витторе попортили в свое время!

– Ну, я так понимаю, ты с ними справилась?

Франческа пожала плечами.

– Разумеется. Ты ведь будешь сегодня на балу в Ка’Фоскари?

– А, так говорить я там буду с твоим свекром или с кем-то из старших родственников? – до меня наконец дошло. – Может быть, ты мне расскажешь, в чем дело? А то эти тайны начинают уже утомлять.

– Извини, – Франческа развела руками, – не в моей компетенции. Мое хозяйство – Контарини-Боволо, а в главный дом клана я со своими правилами соваться не могу. Да потерпи до вечера, осталось каких-то десять часов! Кстати, платье тебе Флавиа уже доставила?

– Ты знаешь, я даже не посмотрела, что привезли. Ну, ладно, думаю, и в этот раз она не промахнулась. Вот только как я все это буду перевозить?

– Перевозить? Куда? Разве ты уезжаешь? – Моя спутница развернулась так резко, что гондола даже покачнулась.

– Просто я переезжаю из отеля в арендованный дом.

– До-о-ом? Это хорошо. Ну-ка, рассказывай! – Франческа ухватила меня за полу плаща и подергала.

Я рассмеялась:

– Тебе понравится. Ка’Виченте, окнами на Гранд-канал. С меня взяли немыслимо маленькую сумму, но дело даже не в этом.

– Дом пришелся тебе по душе, так? Эти старые casa так умеют влезать в душу, и захочешь – не уйдешь. Ка’Виченте… вроде никаких страшных историй про него не рассказывают, разве что зеркала… Но это тебя не должно коснуться.

– А что не так с зеркалами?

Но тут наша лодка мягко коснулась причала, и гондольер семьи Контарини-Боволо накинул канат на причальный столбик. Мурано.

Мы пропустили обязательный туристический аттракцион с выдуванием из комка стекла прямо на глазах публики лошадки или вазы. Все-таки Франческа приехала по делу, встречал ее лично главный мастер фабрики, маэстро Сильвано Синьоретти, так что и на меня упал отблеск величия фамилии Контарини.

Маэстро провел меня в музей фабрики, представил сопровождающее лицо, мастера Антонио Вельди, и вместе с Франческой отбыл в свой кабинет обсуждать деловые вопросы. А мастер Вельди показал мне удивительные, чудесные, совершенно потрясающие вещи, созданные здесь, на этой самой фабрике, за последние девять сотен лет. Яркие цвета, невероятные их сочетания в одном изделии, странные и фантастические узоры – да такое даже нарисовать не всякому придет в голову, а здешние мастера выдували фигурки и посуду, люстры и зеркала в стеклянных рамах…

Разумеется, после музея меня провели в магазин, и вот тут я немного зависла. Поначалу все было просто: я купила замечательное зеркало в раме из желтых роз с зелеными листьями для моей секретарши Альмы Хендерсон, набор бокалов для шампанского маме в ее нью-амстердамскую квартиру, совершенно потрясающую чайную чашку из ярко-зеленого стекла с отделкой мелкими незабудками для Лили, племянницы. Нацелилась на настольную лампу себе в кабинет, но вовремя притормозила: вернуться к работе я пока не готова, ни к чему собирать никому не нужные коробки в клинике. Один из прилавков все время притягивал мой взгляд, я подошла к нему раз и второй: нет, ни одна из многочисленных, выставленных в витрине вещей не манила. Подвески, серьги, браслеты и кулоны были хороши, очень хороши, но оставляли равнодушными. Так почему же я снова возвращаюсь сюда?

Мастер Вельди, отходивший в сторонку, чтобы ответить на звонок коммуникатора, поинтересовался:

– Вам что-то понравилось из этой витрины, синьора?

– Все прекрасно, маэстро, но это не мои вещи. И тем не менее что-то меня тянет именно сюда.

– А я, кажется, догадываюсь! Минутку подождите…

Он сбегал куда-то за ключами, отпер дверцу под витриной, снял запирающее заклинание и достал плоскую квадратную коробку, обитую синим бархатом. Увидев, что в ней лежит, я тихо охнула. Браслет из рубинового стекла сиял в солнечном луче нестерпимо.

– Примерьте, синьора, – шепнул мастер Вельди.

– Боюсь, – так же шепотом ответила я. – Боюсь разбить.

– Ха! – мастер достал браслет из коробки, поднял на уровень плеча над мраморной поверхностью стола и отпустил. Я задохнулась, а алый круг тихонько звякнул и остался лежать на мраморе совершенно целый. – Особая закалка стекла, синьора. Конечно, его можно разбить, если стучать изо всех сил камнем, но и это не так просто. Примерьте.

Словно зачарованная, я протянула руку и взяла браслет. Он оказался довольно тяжелым, тяжелее, чем я ожидала. В ярком свете я разглядела внутри рубинового тела сплетающиеся тройной спиралью тонкие нити золота.