Место пониже спины горело огнем, саднило и чесалось. О, как мучительно оно чесалось при полной невозможности даже притронуться! Всхлипывая от боли и обиды, Маред все-таки упрямо поднялась и поползла в ванную. Первым делом – вымыться! Словно можно смыть боль и стыд вместе с памятью о мерзких чужих прикосновениях…

Мутное старое зеркало в ванной честно отразило растрепанные темные волосы, круги под красными глазами и опухшие щеки. Вот теперь она, пожалуй, была бы в полной безопасности от любых домогательств: особа из зеркала вызывала лишь одно желание – бежать от нее подальше.

– Ну и страшны вы, милочка, – сказала Маред отражению. – Хуже баньши…

Отражение молча согласилось, а Маред подумалось, что, будь она баньши, все ночи отныне посвящала бы исключительно пению под окнами лэрда Монтроза, чтоб ему быстрее получить новое место обитания и много-много белых роз. Под мраморным памятником с гербом. Хотя эта мразь, того и гляди, восстанет из гроба вампиром…

Осторожно переступив бортик ванны, Маред решительно включила ржавый кран под самым потолком. Труба немедленно загудела, затряслась и хрипло взвыла, как оборотень на луну. Тьфу, да что же сплошь нечисть лезет в голову? Скорчившись под ледяной струей, Маред зажмурилась. Намокшие пряди липли к лицу и плечам, и уже не важно было, что местной водой голову мыть не стоит – волосы потом жесткие и словно склеившиеся, сколько ни промывай. Обычно Маред раз в неделю разорялась на пару монеток за ведро хорошей воды – только для волос. Но сейчас ей было все равно, как будет выглядеть прическа.

Холодная, пахнущая железом и тиной вода била в поднятое вверх лицо, стекала по плечам, груди, спине. Зад, словно ставший отдельной частью тела, пылал, и даже мыло не помогло, от него только защипало еще сильнее. Задыхаясь, Маред обняла себя за плечи, дрожа всем телом, кожа давно покрылась пупырышками, а датчик на стене тревожно мигал, сообщая, что недельная норма воды на исходе. Ну и плевать! Почему нельзя промыть мозг? Выскоблить память обо всем, что делала она – и что делали с ней.

Закоченев окончательно, она кое-как промыла волосы, вытерлась большим полотенцем и вышла, измученно вспоминая, осталось ли в шкатулке с лекарствами хоть что-то подходящее. От кашля там точно что-то было, а вот от подобного? Нет, вряд ли. Размотав полотенце, она осторожно провела пальцами по распухшей коже, нащупав заметные рубцы. Придется идти в аптеку. Иначе сидеть она точно не сможет, а деньги все еще нужны.

Мысль о деньгах отозвалась глухой тоской и смутной болью, как от застарелого ушиба. Маред привычно глянула в окно, определяя время по солнцу. Сейчас оно цеплялось за шпиль Обсерватории, далеко миновав иглы астероновых башен, собирающих магическую энергию в восточной части города. Значит, время около полудня. Давно она не позволяла себе встать так поздно.

Маред содрогнулась, вспомнив лихорадочные сны, больше похожие на бред. В горячечных видениях она снова неслась по ночной улице в мобилере мужа, а впереди жутким золотым цветком распускалось пламя. Эмильен вдруг обернулся Корсаром, а Маред запуталась в одеяле и кричала, не в силах выбраться… Она с силой провела по лицу ладонями, стирая всплывшую из глубин сознания жуть, вяло подумала, что стоит купить и снотворного – раз уж собралась в аптеку. Или можно обойтись? Подумаешь, кошмары… Сами пройдут. И вдруг поняла, что уже с минуту в уши лезет пронзительный звон дверного звонка. За четыре года жизни Маред в этом доме звонок включался раз в месяц, возвещая приход хозяйки. Ой, плохо-то как!

Она заметалась по комнате, торопливо влезая в платье и одновременно пытаясь собрать растрепанные мокрые волосы в подобие узла. Сейчас тье Румстронг начнет требовать деньги – а денег-то и нет. Ладно, пару дней крикливая хозяйка подождет, а потом… потом придется съезжать. Наверное, придется.

На чулки времени уже не оставалось, да и все равно тье Румстронг не оценит ее стараний выглядеть прилично. Заколов мокрые волосы на затылке, Маред кинулась в прихожую – долго ждать хозяйка не любила, – поспешно открыла дверь, даже не глянув в глазок.

Однако вместо хозяйки на пороге маялся тощий парнишка в униформе и с надписью поперек груди: «Доставляем на крыльях».

– Тье Уинни? – воспрял духом паренек, увидев Маред, и вежливо подергал полосатую же кепчонку.

– Да…

– Так это, пакет вам. Извольте принять и это… расписаться.

Пакет? Ей? Маред приняла немаленький, но легкий пакет из оберточной бумаги, поставила подпись на листке, протянутом ей пареньком, и покрутила в руках пакет, пока мальчишка, протараторив благодарность, умчался вниз по лестнице, даже не дожидаясь чаевых. Оно и к лучшему – у нее теперь каждая монетка на счету.

Закрыв дверь, Маред вернулась в комнату. Еще раз оглядела пакет: имя и адрес ее.

Решительно сорвала упаковочную ленту и развернула бумагу. Корсет! Ее корсет и панталоны, оставшиеся у Монтроза на квартире. Приглушенно охнув, Маред выронила аккуратно сложенные вещи на пол, и из них вывалился ее же фониль. Во всех красках представилось, как Монтроз брезгливо собирает вещи, держа кончиками пальцев, складывает… Или он поручил это прислуге? Больше похоже на то: очень уж умело сложены были вещички. Еще хуже. Что подумает прислуга о женщине, способной уехать от мужчины без корсета и панталон? Известно что!

Маред с отвращением глянула на валяющиеся вещи. Их она больше ни за что не наденет! Это ведь каждый раз придется вспоминать, как снимала под наглым ленивым взглядом лэрда королевского стряпчего?

А вот фониль… Фониль было жалко. Новый ей точно не купить, да и не связан он ни с чем таким, всего лишь пролежал у Корсара в столе.

Маред подняла верное старенькое устройство, на котором давно облупилась краска и металл корпуса пошел пятнами. Экран размером с половину ее ладони пару лет назад треснул, но звонить это не мешало, и в остальном фониль работал исправно. Вот и сейчас в уголке экрана светились крошечные конверт и колокольчик.

Маред нажала кнопку рядом с колокольчиком, глянула на высветившееся имя. Изабель! Звонила ночью, часа через два после того, как Маред ушла.

Обратный вызов тихонько звякнул, и через несколько минут Маред услышала сонный голос:

– Да? Вы с ума сошли беспокоить меня в такую рань… О, Маред!

Томный голос несказанно оживился, и тьеда Кармайкл затараторила:

– Маред, милочка, ну куда же ты пропала? Я звонила-звонила! Ты же говорила, что тебе нужны деньги! Я нашла! Ну, разве я не прелесть, скажи?

– Прелесть, – едва шевеля губами, подтвердила Маред, с тоскливой ясностью думая, что триста крон Кармайкл все равно ее не спасут, но хотя бы позволят немного продержаться до… чего?

– Ну вот! – ликующе завопила Изабель. – Нам надо увидеться! Через два часа я еду в город за покупками. Встретимся в «Золотой чашке», дорогуша! Пока-пока… Ах да, совсем забыла! Один из папенькиных гостей тебя спрашивал. Кто такая, где живешь… Тьен Оршез, знаешь такого?

– Оршез? – насторожилась Маред. – Что он хотел?

– Понятия не имею, – фыркнула в трубку Изабель, одновременно объясняя кому-то, что платье нужно лиловое, а не зеленое, она уже вчера выезжала в зеленом… – Но я ему про тебя ничего не сказала. Во-первых, это неприлично – рассказывать мужчине про женщину, так маменька говорит. А во-вторых, он противный. И неженатый. Так что был бы он подходящим знакомством, я бы об этом знала, а маменька его даже к чаю не пригласила…

– Спасибо, – перебила Маред водопад слов. – Изабель, если он опять спросит, ради Бригитты, скажи, что ты меня не знаешь, очень прошу!

– О, ты не хочешь с ним встречаться? И правильно! Он гадкий, как таракан! Совсем тебе не пара… Все, поняла, я тебя не знаю. Будь здорова, милочка!

Маред села на кровать, поморщившись от незабываемых ощущений и тоскливо глядя на умолкнувший фониль. Оршез ее все равно найдет, это только вопрос времени. И что тогда? Она опять окажется между молотом и наковальней?

На кнопку рядом с конвертиком она уже нажимала больше для порядка. Опять, наверное, сообщение из магазина писчебумажных принадлежностей, что у них скидки. Но письмо оказалось из Университета. Подписано тьеном Кольвари, счетоводом, которому она дважды в год носила деньги за учебу. Тьен Кольвари писал, что…