На первом уроке, когда учитель, приведя его в класс, что-то долго и заунывно объяснял будущим соученикам, Тенки обвёл взглядом класс – и обомлел. Все они – глазастые, длинноухие, пестроволосые – были одинаковыми. Куда ни посмотри, одно и то же лицо, размноженное на добрый десяток, сплошной чёрный цвет формы с жёсткими стоячими воротниками и белые полоски рубах из-под них. И одинаковая заинтересованность в чужих непривычно огромных глазах.

Тенки понадобилось немало времени, чтобы свыкнуться с ними, а им – чтобы начать считать его не то чтобы своим – просто хотя бы равным. Таким же живым и мыслящим существом.

На первых порах всё общение между ними сводилось к одной схеме: Тенки сидел молча, а когда кто-то считал нужным к нему обратиться, твердил одно: «а эйени веле» – «я не понимаю». Потом, когда словарный запас чуть увеличился, подросток научился понимать и строить самые простые фразы вроде: «что это» и «куда идти». Узнал вопросы «кто», «где» и «когда». Понял, что его называют «нинъе» – «иной человек», а они – «элхе». И выучил главное слово для каждого ученика Королевской школы – «махиэ» – магия.

Через пару-тройку месяцев безмолвия Тенки вдруг понял, что вполне сносно может общаться. Откуда-то сами собой вылезали подходящие слова, грамматика связывала их в предложения, и даже переливистым интонациям эльфийской речи он, кажется, научился подражать. Соученики привыкли к «паршивой нинъеской овце в порядочной элхеской стае» и порой спрашивали совета по математике – единственному предмету, где Тенки не то что не отставал, а вовсе и опережал свой класс – во многом по той простой причине, что математика не требовала знания эльфийского. Словом, всё шло хорошо, пока...

Пока не начались каникулы.

Сокурсники исчезли вмиг – кое-где по школе ещё бродили призраками старшие ученики, но все новенькие уже уехали домой, сопровождаемые внимательными взглядами родителей. Говорить стало не с кем: учителя тоже проводили отпускное время где угодно, но не в школе, а оставались тут разве что молчаливые смотрители да приходящие раз в три дня уборщики.

Тенки чувствовал, что эльфийский выветривается из головы бешеными темпами.

– Хм, как-как? «Удвоение согласной основы глагола с последующим твёрдым «э» даёт повелительное наклонение», – склонясь над учебником, который притащил ему один из сердобольных преподавателей – старое издание на языке нинъе, Тенки попробовал прочесть написанное вслух. – Что за хренотень?! Ага, вот примеры...

Почти разлёгшись на столе, Тенки принялся увлечённо переписывать правило: так верней запомнится. Эльфийские каракули из того же цирка – чем больше пишешь, тем лучше получается. И зачем у них такие непонятные буквы, чем им всеобщий не нравится? Зачем вообще всеобщий придумали, если они тут его не признают?

– Лейе-са, – незнакомый голос раздался внезапно.

– Лейе-са, – оторопело откликнулся мальчишка, поднимая голову.

Рядом стоял эльф из старшей группы, третий, кажется, курс. Тоже одетый в школьную форму – но ворот чёрного «илерам», который по правилам школы полагалось тщательно застёгивать, небрежно раскрыт, торчит белоснежная рубаха. Как все они, элхе, появившийся старшекурсник тоже высокий и большеглазый, длинные узкие уши прижаты к черепу.

– Что ты тут делаешь? – спросил старший со свойственной местным небрежной невозмутимостью.

– Так, решил позаниматься, – уклончиво ответил Тенки: не хотелось признаваться, что корпит сейчас над эльфийским языком.

– Ты же в этом году приехал? Почему не возвращаешься домой? – по тону спрашивающего никак нельзя было сказать, что ему интересен ответ, но Тенки знал: старшие всегда говорят так с младшими – чтобы уважали.

Дурацкие обычаи.

– Здесь заниматься лучше, – Тенки подобрал обтекаемую формулировку, которую мог выговорить без проблем.

– Уши? – элхе не понял.

– Лучше! – повторил Тенки, кляня про себя дурацкие четыре тона эльфийского языка: не так скажешь – не дойдёт.

– Как твоё имя? – не заостряя внимания на произношении, эльф сменил тему.

– Тенки. Тенки Ли, младший первый курс, – общепринятая формула самопредставления.

– Сколько тебе лет? – ага, всё-таки Тенки его жутко интересовал, в почти непроницаемых эльфийских глазах бегали огоньки жаркого любопытства.

– Тринадцать, – нехотя произнёс мальчишка. Эти дурацкие правила, по которым нельзя было игнорировать вопрос старшего, его раздражали.

– Тринадцать?! – собеседник основательно удивился, чуть не потеряв свой так старательно оберегаемый авторитет.

Поначалу они все удивлялись – только не так, как в Валиссии. На взгляд нинъе Тенки всегда выглядел младше своего возраста, и это порой весьма его донимало, но тут – тут они поражались другому, узнавая цифру, – по их меркам Тенки дали бы как минимум лет пятнадцать-шестнадцать.

По своим соученикам Тенки заметил то же самое – почти все они были старше Тенки, но вели себя как десятилетние, как будто совсем ещё младенцы. «Долгие, – язвительно твердила нинъеская гордость, – замедленное развитие».

– Язык элхе! – эльф всё-таки разобрал среди букв нинъеского языка в учебнике родные закорючки. – Ты учишь язык элхе?

Тенки независимо двинул плечом – и наплевать, если этот придурок примет его жест за оскорбление. Отвечать не стал – и так же ясно.

– Сложно, да? – старший оторвался от учебника, взглянул на нинъе. В его голосе слышалось противное превосходство.

– Так, обычно, – безразлично ответил Тенки и не удержался от шпильки: – Конечно, нелогичный язык, что поделаешь.

– Да, говорят, нинъе он нелегко даётся, – с невозмутимым лицом подтвердил парень. – Редко кто говорит без акцента.

Ох, этот эльфийский переросток у него дождётся.

Пусть только подождёт, через полгода Тенки заткнёт его за пояс с этим их «языком элхе».

Достал уже пялиться в учебник.

Мысли сменяли друг друга.

– Я тебя где-то видел, – неожиданно для себя вымолвил нинъе и тут же мысленно выругался: употребил форму обращения к равным, а надо было – к старшим.

Эльф, однако, не стал кочевряжиться.

– Да, – сказал он, снова всматриваясь в Тенки. – Мы видели тебя в канцелярии, когда ты только появился в школе.

В канцелярии... в тот день, когда он появился в школе...

– А! – воскликнул Тенки, вспоминая: четыре чёрных грача, заглядывавших внутрь комнаты через широкое прозрачное окно, разделявшее помещения. Четыре одинаковых башки, отличавшиеся разве что цветом волос. Хотя нет – был среди них парень со странными ушами, таких Тенки ни у кого не видел. – Там был ещё этот, короткоухий!

Парня с маленькими ушами, в отличие от обычных длинноухих рож, Тенки запомнил, сам даже не зная почему. Может, запомнился взгляд, которым одарил его короткоухий через стеклянный барьер канцелярского окна – смесь отвращения и любопытства, – может, именно эти короткие уши, формой близкие к равностороннему треугольнику, а не обычному вытянутому равнобедренному.

Не раз за эти полгода Тенки встречал короткоухого в коридорах школы – благо классы их располагались в одном, младшем, корпусе – и при встрече вежливо кланялся, получая в ответ высокомерный взгляд.

– Короткоухий! – повторил эльф, выкатывая глаза.

И начал сдавленно ржать. Склонившись над столом, неудержимо, заразительно, ни капли не заботясь о драгоценном авторитете. Разве что кулаком по столешнице не стучал.

Тенки чувствовал себя полным дураком.

– Ты очень забавный, Тенки Ли, – эльф наконец отсмеялся. – К слову, меня зовут Виллиэ.

Руки, конечно, он не протянул – всё-таки старший, не положено, но уже то, что эльф назвал своё имя, говорило о многом. Теперь Тенки имеет право называть его «Виллиэ-оодиэ» – по имени с суффиксом общепринятого обращения к старшим.

Только не хочется.

Подросток ограничился кивком, не стараясь быть особо вежливым.

– Ну тогда занимайся, Тенки Ли, – похоже, этот Виллиэ с удовольствием пробовал на вкус непривычное звукосочетание. – Ещё увидимся.