От подобной картинки Кассии стало немного не по себе, но она успокоилась, вспомнив, с каким непониманием были встречены накануне ее слова о том, что она меняет прошлое. Ей вдруг пришло в голову, что многие люди, вероятно, не догадываются об этой возможности влияния на события. Ведь Кассия и сама могла не узнать об этом, если бы не арест дяди.

Арест дяди! Кассии вдруг стало нестерпимо стыдно от того, что она медлит со спасением Публия и Метилии. Ведь их в эти мгновения почти наверняка повергали жесточайшим пыткам. Девушка решила, что она достаточно отдохнула для того, чтобы пуститься в очередное погружение в прошлое. Завтрак мог и подождать.

Приняв более удобную позу, Кассия Луцилла задумалась, с чего бы ей начать. Было непонятно, с какого момента следует менять прошлое, ведь Кассия ничего не знала о том, кем был раб Публия, написавший на него донос, и когда он это сделал. Кому он адресовал свой донос? В какую-то магистратуру18, в преторий, в городскую когорту? Как долго рассматривали донос прежде, чем было вынесено решение об аресте? Центурион преторианцев сказал, что это решение сената. Кассия уже знала из разговоров взрослых, что в таких случаях сенат обычно утверждает предложения императора. Вырисовывалась следующая картина: сначала раб написал донос и нашел способ передать его кому-то, затем этот кто-то сам или по цепочке доставил сообщение раба до сведения императора, тот, возможно, сначала велел собрать данные о доходах дяди Публия или сразу, без подобной проверки, решил наложить руку на его имущество, после чего заставил сенат принять решение об аресте. Сколько же времени все это могло занять?

Почувствовав, что размышления подобного рода способны заставить ее отказаться от своей затеи, Кассия решила погрузиться в прошлое на месячную глубину, надеясь, что уж месяца-то ей наверняка хватит. Она успеет вовремя убедить отца, что ему необходимо как-то заставить дядю Публия провести обыск у всех своих рабов и выявить доносчика. Ей стало жаль, что она не узнала у Гнея, как звали доносчика. Можно, конечно, было вытереться, переодеться и пойти искать двоюродного брата, но на это не хотелось тратить время. Кассия понимала: если она не начнет действовать прямо сейчас, любое промедление может заставить ее отказаться от спасения дяди, ввиду сложности предстоящей задачи.

Ведь Кассия должна была не просто вспомнить события месячной давности, но и заново прожить весь этот месяц, выполняя сотни и тысячи мелких и крупных действий, уже однажды ею совершенных. От мысли, что, помимо прочего, ей снова надо будет убеждать отца обыскать Этеокла, Кассии чуть не стало дурно.

Нет, колебаться далее было нельзя. Девушка прикрыла глаза и попыталась припомнить что-нибудь примечательное из тех событий, что происходили месяц тому назад. В голову пришел ужин в их доме с участием большого числа гостей. Дядя Публий так напился, что рабам пришлось унести его в бесчувственном состоянии. Днем позже – или, наоборот, раньше? – Кассия придумала изящное решение трудной геометрической задачи, и педагог в очередной раз высказал сожаление в связи с тем, что она не родилась мальчиком. В те же дни Кассия Луцилла была в сопровождении двух рабынь на Форуме, где ей понравился молодой провинциал с выразительными глазами, – Кассия питала слабость к юношам с таким, как бы говорящим, взглядом, – но тот не обратил на нее никакого внимания. Кассия тогда подумала о том, что до четырнадцатилетнего возраста, когда она станет совершеннолетней, остается меньше года, а избавиться от стеснительности и детской угловатости движений ей так до сих пор и не удалось.

Однако все это были обычные воспоминания, лишенные живости переживаемых прямо сейчас событий. Кассия чувствовала: таким образом изменить прошлое она не сможет. Тогда, вспомнив вчерашний опыт, она попыталась вновь ощутить присутствие таинственных волокон, соединяющих прошлое и будущее, и ей это удалось.

Вскоре Кассия поняла, что уже на глубине, составлявшей примерно восьмую часть суток, волокон стало так много, а их переплетение – столь густым, – что они заняли все воображаемое пространство. Опускаться глубже было страшно. Ни о каком погружении на месячную давность не могло быть и речи! Кассия была убеждена, что она на это просто неспособна. Ее рассудок не сумеет распутать бесчисленную ткань возможных витков времени.

Девушка открыла глаза и в отчаянии ударила по воде кулаками, понимая, что со спасением дяди Публия и его жены она опоздала.

Гордость большая была, однако,

под внешностью нежной…

После казни брата и его жены Секст Старший взял троих детей Публия на воспитание. Собственной крыши над головой у них не было: все имущество Публия – и в Риме, и в провинции, – было конфисковано. Секст Кассий, занятый хлопотами по оформлению опеки и другими делами, почти не обращал внимания на родную дочь. Мать и брат после того ужасного дня, когда Кассия спасла их от ареста, но испугала сбывшимся предсказанием об ужасной судьбе Публия, посматривали на нее с невысказанной опаской и, казалось, избегали разговоров с ней.

Кассии хотелось поговорить с кем-нибудь о своем недавнем открытии, но она не решалась сделать это, помня, с каким возмущением и недоверием восприняли ее признание родители и брат. К тому же, если не считать учителей, Кассия в основном была предоставлена самой себе, и ей просто не с кем было поговорить по душам. Старшие мальчики – Секст и Гней – большую часть времени проводили где-то вне дома. Пульхра, оказавшись вдруг в положении бедной родственницы, утратила свою былую бойкость, вела себя робко и однажды, рыдая, призналась Кассии, что, несмотря на доброту приемных родителей, чувствует себя в их доме такой же нахлебницей, как их многочисленные клиенты.

Старый наставник Строфий каждое утро уводил Агриппу в ту же начальную школу на Форуме, где когда-то так мучилась Кассия. По вечерам он снова шел туда и приводил мальчика обратно. Кассия как-то решилась намекнуть Агриппе на то, что он наверняка уже пробовал менять прошлое, и что ей он может довериться, поскольку она клянется никому не рассказывать. Двоюродный брат, изнуренный бесконечными часами школьной муштры, ничего не понял, и Кассия просто стерла этот разговор, воспользовавшись своей способностью менять прошлое.

Она начинала понимать, что другие, возможно, просто лишены ее способностей.

Между тем, однажды начав переделывать прошлое, Кассия уже не могла остановиться. Она часто делала это, снова и снова убеждаясь в том, что стертых ею событий и обстоятельств никто из их участников, кроме нее самой, не помнит. Ей особенно нравилось менять совсем недавнее прошлое, исчислявшееся порой несколькими десятками ударов сердца. Это было не так скучно, как заново проживать уже прожитое время.

Кассия не смущалась тем, что изменяемые ею события незначительны и касаются сущих мелочей – выбора платья в лавке, отмены неосторожно сказанного слова в разговоре с матерью, и тому подобное. Отрадной была сама возможность влиять на ход событий одной лишь силою мысли, и упоение ею не могло надоесть.

Постепенно Кассии стали открываться и другие преимущества, предоставляемые странным даром его обладательнице. Она обнаружила, что можно ошибиться, а потом вернутся в прошлое и исправить ошибку; что можно посмотреть, как поступает в определенных обстоятельствах тот или иной человек, а затем вернуться в прошлое и предвосхитить его поступок, зная его наперед.

Уповая на начитанность старого Строфия, Кассия обратилась к нему с вопросом, доводилось ли ему читать или слышать истории о героях, полубогах и богах, в которых те меняли бы уже совершенные поступки, возвращаясь для этого в прошлое. Удивленный Строфий ничего подобного припомнить не мог.

– Над временем не властен никто, госпожа моя, – речь его по причине почти полного отсутствия зубов была невнятной и невыразительной, но изможденное морщинами лицо излучало такую безусловную уверенность в правоте сказанных слов, что с лихвой компенсировало недостатки дикции.