Этот ужасный человек, которого дерзость с королевой Брунегильдой превосходила всякую меру, а поступки постоянно были мятежные, имел обыкновенными своими спутниками Бертефреда и Урсио, одного родом Германца, а другого сына Галло-Римлянина, но глубоко проникнутого грубостью и буйством германских нравов. В диком сопротивлении своем они оскорбляли не только королеву, но всякого, кто старался сойтись с ней для сохранения мира и общественного порядка. Они особенно недовольны были Римлянином Волком (Lupus), герцогом Шампании, или реймсской равнины, правителем строгим и бдительным, напитанным древними преданиями о правлении императоров[216]. Шайка герцога Раукинга почти ежедневно разоряла поместья Волка, грабила там домы и подвергала жизнь его опасности. Однажды Урсио и Бертефред напали на него самого и на людей его с толпой всадников почти у ворот дворца, где жил юный король с своей матерью. Послышав тревогу, прибежала Брунегильда и, смело бросившись в средину между вооруженных всадников, закричала вождю зачинщиков: «Зачем трогать невинного? Не делайте этого греха, не начинайте битвы, которая погубит нашу землю!» — «Жена», — отвечал ей Урсио с выражением суровой гордости: — «удались! Довольно было с тебя властвовать при жизни твоего мужа; теперь царствует сын твой, и не твои, а наши попечения хранят безопасность королевства. Удались же, или мы растопчем тебя под копытами коней[217]».
Такое положение дел в Австразии плохо соответствовало надеждам, которыми ласкался Меровиг. Очарование его было непродолжительно. Только-что прибыл он в Мец, столицу королевства, как получил от правительствующего совета приказание немедленно удалиться. Хотя бы даже имел позволение войти в город. Честолюбивые вожди, считавшие Брунегильду чужестранкой без всяких прав и власти, не могли сносить присутствия мужа королевы, которой опасались не смотря на притворное к ней презрение. Чем более она настаивала и просила, чтобы Меровиг принят был гостеприимно и мог спокойно жить с нею, тем суровее и непреклоннее были те которые властвовали именем малолетнего короля. Они представили опасение разрыва с нейстрийским королем, воспользовались этим предлогом, и все снисхождение, оказанное ими королеве, ограничилось тем, что сын Гильперика был просто удален, не претерпев никакого насилия и не быв предан отцу[218].
Лишенный последней надежды на приют, Меровиг возвратился тем же путем, по которому прибыл; но не вступая в пределы гонтранова королевства, свернул с большой дороги и бродил из селения в селение по реймсской равнине. Он пустился на удачу; ночью шел, а днем скрывался, избегая в особенности встреч с людьми высокого звания, которые могли его узнать, опасаясь измены, подвергаясь всякого рода лишениям, и не имея впереди ничего, кроме желания снова добраться до убежища св. Мартина Турского. Лишь-только след его был потерян, стали догадываться, что он решился на последнее, и слух о том проник до Нейстрии[219].
По этим слухам король Гильперик тотчас же приказал своему войску вступить для занятия города Тура и охранения обители св. Мартина. Войска, пришедши в турскую область, начало грабить, разорять и даже жечь весь край, не щадя церковных имуществ. — Хищения всякого рода совершались в стенах обители, где помещалась часть войска; часовые расставлены были у всех выходов базилики. — Днем и ночью все двери были заперты, кроме одной, в которую имели позволение входить немногие церковнослужители для священнодействия; народ был изгнан из храма и лишен божественной службы[220]. Пока исполнялись эти распоряжения, имевшие целью отрезать беглецу обратный путь, король Гильперик, вероятно с согласия австразийских владельцев, перешел с войском чрез границу и обшарил всю местность, где только возможно было укрыться Меровигу. Обойденный со всех сторон, как пушной зверь, за которым гоняются охотники, юноша успел однако ускользнуть от поисков своего отца, благодаря состраданию черного народа франкского и римского происхождения, на который только и мог положиться. Изъездив напрасно всю страну и пройдя вдоль по Арденскому Лесу, Гильперик возвратился в свое королевство, не без того, чтобы предводимое им в этом объезде войско не причинило жителям какого-либо насилия[221].
Пока Меровиг вынужден был вести жизнь изгнанника и скитальца, старый товарищ его, Гонтран Бозе, возвращаясь из Пуатье, прибыл в Австразию. В этом королевстве он был единственный, несколько значительный человек, у которого сын Гильперика мог просить помощи, и Гонтран без сомнения не замедлил узнать убежище и все тайны несчастного беглеца. Такое безнадежное положение представляло Гонтрану двоякий выбор: или тягостную преданность, или выгоды предательства. В подобных случаях он не привык колебаться и склонился на последнее. По-крайней-мере, такого было общее мнение; ибо Гонтран, по обыкновению, не вмешался открыто, но действовал под рукой, поступая так двулично, что в случае неудачи заговора мог положительно от него отречься. — Королева Фредегода, не упускавшая случая действовать от себя, лишь-только хитрости ее мужа, как нередко бывало, не удавались, видя неудачу поисков за Меровингом, решилась прибегнуть к другим средствам, не столь громким, но более верным. Она сообщила предположения свои Эгидию, реймсскому епископу, бывшему с ней в дружественных сношениях по политическим козням; чрез его посредничество снова сделаны были Гонтрану Бозе блистательные обещания и даны наставления королевы. Содействием этих двух людей непримиримой неприятельнице гильперикова сына составился искусно-обдуманный замысел погубить Меровига, затронув за самую живую струну: безрассудное честолюбие юноши и нетерпение его царствовать[222].
Несколько человек из Теруанского Округа, страны, преданной Фредегонде, тайно отправились в Австразию для свидания с сыном Гильперика. Достигнув убежища, в котором он скрывался, они вручили ему следующее послание от имени своих соотечественников. «Так-как волосы твои ныне выросли, то мы хотим тебе подчиниться и готовы покинуть твоего отца, если придешь к нам»[223]. Меровиг жадно схватился за эту надежду; полагаясь на неизвестных людей, подозрительных представителей небольшого нейстрийского округа, он мечтал свергнуть отца своего с престола. Он тотчас отправился в Теруан, в сопровождении нескольких человек, слепо ему преданных: Гаилена, неразлучного друга его во дни счастия и бедствий; Гаукиля, палатного графа Австразии при короле Сигберте, но в это время бывшего в опале; наконец, Гринда и некоторых других, кого именно историк не именует, но прозывает удальцами[224].
Они отважились ступить на нейстрийскую землю, не помышляя о том, что чем далее шли вперед, тем труднее становилось отступление. На рубеже дикого округа, простиравшегося к северу от Арраса до морского берега, они встретили, что им было обещано: воинские дружины, приветствовавшие их кликами: «король Меровиг!» На приглашение отдохнуть в одном из тех хуторов, в каких жили Франки, они вошли туда доверчиво; но за ними вдруг заперли двери, часовые заняли все выходы и вооруженные посты расположились около дома, как-бы вокруг осажденного города. В то же время гонцы вскочили на лошадей и поскакали в Суассон объявить королю Гильперику, что враги его дались в сети, и что он может прийти и распорядиться с ними[225].
Услышав стук закладываемых дверей и видя воинственные распоряжения, прекращавшие выход, Меровиг, пораженный предчувствием близкой беды, впал в задумчивость и уныние. Грустное и мечтательное воображение северного жителя, составлявшее самую резкую черту его характера, мало-по-малу воспламенилось до исступления; его преследовали мысли о насильственной смерти и страшные видения пытки и истязания. Им овладел такой томительный страх предстоявшей ему участи, что, не надеясь более ни на что, он видел спасение только в убийстве[226]. Но у него не стало духу наложить на себя руки; он должен был прибегнуть к чужой помощи и сказал своему брату по оружию: «Гаилен, мы до-сих-пор жили одной душой и одной мыслью; молю тебя, не оставляй меня на произвол врагов моих, возьми меч и убей меня.» Гаилен с покорностью вассала обнажил нож, бывший у него за поясом, и наповал поразил молодого принца. Гильперик, приехавший с великой поспешностью схватить своего сына, нашел только труп его[227]. Гаилен был взят вместе с другими спутниками Меровига; он не решился умертвить себя, может-быть, из необъяснимой слабости, или питаясь еще тщетной надеждой. Были люди, сомневавшиеся в истине некоторых из этих событий, и полагавшие, что Фредегонда, неуклонно стремясь к своей цели, приказала заколоть пасынка и распустила слух о самоубийстве, щадя отцовское чувство Гильперика. Впрочем, страшные мучения, которым подверглись спутники Меровига, казалось оправдывали его предчувствия и преждевременный ужас. Гаилен погиб в самых варварских истязаниях: ему обрубили ноги, руки, нос и уши; Гринду раздробили члены на колесе, которое поднято было на воздух, где он и умер. Гаукиль, старейший из всех, был счастливее: ему просто отсекли голову[228].
