Остальные сказки действительно представляли собой обработки известных древнеегипетских мифов, знакомить с которыми нас начали ещё в первом классе. История о девочке по имени Уарда очень отличалась от других. Живший в двадцатом веке автор романа "Уарда" не мог её знать. В примечаниях говорилось, что папирус с этим текстом нашли в двадцать первом веке при раскопках на территории древнего Таниса. То, что у героини Эберса и героини сказки оказалось одно имя, было совпадением. Таким же случайным, как и моё сходство с девочкой на картинке. Вообще-то похожи мы с ней были только цветом волос, считавшимся и у нас в Кемте, и в Древнем Египте редкостью.
- Да не такой уж они там и редкостью были - светлые и рыжие волосы, - сказала Пианха, когда я на следующий день показала ей книгу Шаима. - На территории Египта жило много племён. Сохранился портрет супруги фараона Хафра. Она была рыжеволосой и голубоглазой.
- Она была чужеземкой?
- Не знаю. Я где-то читала, что древние египтяне считали голубоглазых блондинов потомками знаменитых атлантов. Есть гипотеза, что именно уцелевшие после потопа атланты стояли у истоков египетской цивилизации. И у этой гипотезы много сторонников. Уж не знаю, верна она или нет, история - не моя специальность. А что до авторов художественной литературы, то в их книгах историческая правда не главное. Главное - увлекательный сюжет, яркие герои, приключения... Автор романа "Уарда" был хорошим египтологом, но, читая его роман, надо помнить, что его книга - прежде всего вымысел. Как и сказки из этой книги, которую тебе вчера подарили.
Мне было всё равно, насколько правдоподобна история, написанная Эберсом, а вот история о девочке и богине-кошке казалась мне правдивой. Девочка с именем розы... Или звезды? Уарда... Арда...
Кем лучше быть - звездой, одиноко сияющей на просторах вселенной, или прекрасным цветком? Самые красивые цветы не всегда растут в тщательно охраняемых королевских садах. Иногда они вырастают у обочины дороги, где их легко сорвать. Или смять, промчавшись на колеснице...
Мама слегка пожурила меня, узнав о продаже поддельной статуэтки, но я видела, что она мной гордится. Разумеется, я не могла не рассказать эту историю и мастеру Гору. Похвала учителя была для меня куда важней, чем восторги неизвестного богатого покупателя, по-видимому, ничего не смыслившего в искусстве. Но вместо похвалы пришлось выслушать строгий выговор.
- Надеюсь, ты сделала это первый и последний раз, - сказал Гор в заключение. - А вот зарабатывать своим трудом ты уже действительно можешь. Ты растёшь, твои потребности тоже, и твоей матери с каждым годом будет всё трудней и трудней обеспечивать вас обеих. Сейчас пользуются спросом поделки в наивном стиле. Зверушки у тебя получаются симпатичные, и раскрашиваешь ты их умело. Придумай свой собственный товарный знак, Раф сделает печать. Цену назначит Саид. Если твои работы пойдут хорошо, он её взвинтит насколько можно. Уж в таких-то делах он дока.
Саид Афайяр был владельцем магазина, в котором продавалась продукция храмовой мастерской. Меня включили в договор, указав как подмастерье Гора. Товарный знак я себе придумала такой: человеческий глаз, нарисованный так, как рисовали глаза древние египтяне, но с продолговатым, как у кошки, зрачком.
Сперва на мои работы почти не обращали внимания. Я заметила, что покупатели предпочитают не забавных зверушек, а фигурки фантастических существ, особенно всяких чудовищ. И ещё последние два-три года в моду вошли лампы в виде свеч, факелов и прочих древних светильников. Я наловчилась делать для них подставки. Гор говорил, что в древности подсвечники были только из металла. Сейчас куда охотней покупали глиняные. В Кемте всегда любили ярко раскрашенную керамику, а современные стойкие лаки прекрасно защищали изделия от всякого рода внешних воздействий, в том числе и от высокой температуры.
Зарабатывала я немного, но, по крайней мере, мне теперь не приходилось просить у матери карманные деньги. Она очень радовалась, когда я покупала что-нибудь для дома, и говорила, что, несмотря на все мои причуды и явную тягу к расточительству, я при желании умею быть практичной.
Некоторые родители излишне придирчивы к своим детям и вечно подозревают их в чём-то плохом. Есть наоборот такие, которые предпочитают верить, что их чада - ангелы, напрочь лишённые каких-либо дурных наклонностей. Моя мать была ближе к последним. Ангелом она меня, конечно, не считала, но и не следила за каждым моим шагом. Скорее всего, она просто чувствовала, что обуздать меня ей уже не по силам, и делала вид, будто её слишком слабый родительский контроль основан на глубоком доверии. На самом деле доверительных отношений у нас с ней давно уже не было. Она всё чаще и чаще раздражала меня. Я грубила, потом злилась на неё и на себя. Чтобы избежать лишних конфликтов, я почти не бывала дома. Благо, повод для этого сейчас был. Ведь я же работала на продажу. Мама не выясняла, сколько времени я провожу в мастерской и на что трачу свои карманные деньги. Она так и не узнала, что в свои неполные десять лет я уже попробовала ситру.
Вообще-то многие обитатели Рыночной Площади делали это гораздо раньше, а годам к тринадцати превращались в законченных наркоманов. Я знала, что играю с огнём, но любопытство и жажда новых ощущений были сильней благоразумия.
Разумеется, у Шаима я ситру не покупала и даже не говорила ему, что пробовала её. Я знала, что его бы это сильно огорчило. На своих постоянных клиентов он смотрел, как на живых мертвецов, жалеть которых уже не имело смысла. Ведь большинство этих подростков начали "жевать травку", едва их отняли от материнской груди. Я - другое дело. Я была принцессой, девочкой из старой сказки, девочкой с именем розы... Шаим не просто хорошо ко мне относился. Иногда мне казалось, что он действительно считает меня принцессой, которая по воле рока оказалась среди бедняков и, только разгадав некую тайну, сумеет изменить свою судьбу. Я и сама в это верила, хотя и не знала, какую тайну мне предстоит разгадать.
Ситру я захотела попробовать, как раз потому, что наслышалась от клиентов Шаима, будто она помогает человеку управлять своими снами. Сны - область таинственного, которая граничит с потусторонним миром, а, возможно, и является его частью. Людей почему-то всегда тянет соприкоснуться с этим миром, заглянуть или даже войти в него, но ненадолго - так, чтобы можно было вернуться обратно.
Я покупала травку у одноглазой старухи с романтическим именем Земфира, жившей недалеко от некрополя. Говорили, что когда-то она содержала бордель, а потом её разорил не то муж, не то любовник, который был лет на пятнадцать её моложе. Старая ведьма драла втридорога, зато жила на отшибе. Покупая ситру на базаре, я всегда рисковала попасться на глаза кому-нибудь из знакомых моей матери. Или того же Шаима, которого знала вся Рыночная Площадь. А возле лачуги Земфиры я даже собак бродячих никогда не видела.
- В этом месте мало кто бывает, - говорила старуха. - Клиентов у меня мало, зато какие... Есть ведь люди, которые оч-ч-чень дорожат своей репутацией, так они своих посыльных сюда только по ночам отправляют. А тебе, красавица, кто мой адресок дал?
- Ахид. Сам он у Шаима берёт...
- Знаю его, - кивнула Земфира. - И бабку его знаю. И зачем тебе эта отрава, детка? Лучше бы не губила свою красоту, она тебе ещё пригодится... Ну да ладно, как хочешь. Я в чужие дела не лезу.
"Жевать травку" я уходила в своё потайное место - маленькую пещерку на берегу Асты, надёжно укрытую от посторонних глаз густыми зарослями сахи, многолетнего кустарника с пахучими желтовато-зелёными шишками.
Первый раз у меня сильно кружилась голова, а видение было коротким. Ахид посоветовал перед тем, как "зажевать", хорошенько подумать о том, что хотелось бы увидеть. Думала я, разумеется, о Рамзесе. И я действительно увидела его. Он сбил меня своей колесницей, запряжённой парой чёрных коней. Они таращили налитые кровью глаза и жутко скалились, а из их раздувающихся ноздрей вырывался огонь. Боли я не чувствовала, только тяжесть в груди. Я лежала навзничь в тесном и душном помещении - совсем как та Уарда из романа Эберса, а Рамзес склонился надо мной и положил мне на грудь большую алую розу1.
