Он въехал в городок Манкос, припарковал свой пикап у края тротуара и выключил двигатель. Было без нескольких минут три часа дня, и в машине было так тихо, что человек слышал, как шелестит над крышей листва. Золотистый осиновый лист упал на лобовое стекло, зацепился за дворник и трепетал несколько мгновений, прежде чем ветер прижал его к стеклу, а потом снова взметнул в воздух.

«Ей понравился бы этот городок», – подумал мужчина.

Он заметил дочь в толпе учеников – она спускалась по каменным ступеням школьного здания. Девочка шла в компании двух подруг, и рюкзак висел у нее на одном плече. Она явно не замечала этого, увлеченная разговором. Сойдя с тротуара на траву, школьницы встали плотным кружком. «Строят планы, – предположил мужчина. – Обещают позвонить друг другу. Делятся глупыми сплетнями».

Он наблюдал за дочерью сквозь покрытое трещинами лобовое стекло – так он мог бы смотреть на нее весь день. По правде говоря, Джо не ожидал, что она доживет до шестнадцати лет. В течение долгого времени Фостер готовил себя к худшему исходу и даже планировал покончить с собой, когда ее не станет. Но потом что-то случилось – или, точнее, не случилось. Она не умерла. Она болела несколько раз в год, дважды болезнь едва не стала роковой – но девочка упрямо возвращалась с опасной черты. Сочетание лекарств и физиотерапии грудного отдела работало, и каждый день, когда она не чувствовала себя больной, воспринимался мужчиной как отсрочка приговора, как приостановка казни.

Сейчас его дочь шла по направлению к пикапу, но когда Джо уже сунул ключ в замок зажигания, какая-то женщина остановила ее.

Он выпрямился. Девочка стояла у края тротуара, беседуя с высокой женщиной в темно-синей юбке и белой блузке. Такой же темно-синий жакет был переброшен через руку незнакомки. Вот девочка покачала головой. Фостер не слышал, о чем они говорили. Он протянул было руку, чтобы открыть дверцу, но дочь уже быстро шла по тротуару, отделавшись от собеседницы, а женщина шагала в другую сторону. Девочка потянула на себя скрипучую дверцу и забралась в «Шевроле».

– Привет, малышка. – Она теперь тоже носила другое имя, но Джо избегал произносить его, называя ее «малышкой» или «солнышком» – или вообще никак.

– Привет, папа.

– Кто эта женщина, с которой ты сейчас говорила?

– Она не сказала.

– Что ей было нужно?

– Она спросила мое имя, узнавала, далеко ли отсюда я живу.

Мужчина включил мотор, и пикап начал постукивать и вибрировать.

– Зачем ей это понадобилось? – нахмурился он.

– Понятия не имею. Я как-то отцепилась от нее, сказала, что мне надо идти. Думаешь, она коп?

– Не знаю.

– Можно я поведу машину до дома?

– Не сегодня, солнышко. – Джо переключил передачу и вывел машину на проезжую часть, а потом медленно проехал мимо школы, высматривая женщину, которая расспрашивала его дочь. – Какого цвета волосы у нее были?

– Темно-каштановые. Она красивая.

Теперь из школы толпой выходили старшеклассники, и среди их высоких фигур было трудно заметить ту женщину.

– Что не так, папа? – спросила юная пассажирка.

Там не было женщины. Только школьники.

– Ты же знаешь, нам нужно быть очень осторожными, – напомнил мужчина дочери.

– Нам снова придется уезжать?

– Пока не знаю, милая. По крайней мере, не сегодня.

Фостер покрутил руль, разворачивая машину в обратном направлении, и поехал за город, вверх по холмам, к дому.

Ферма стояла в роще голубых елей в полутора милях к югу от городка. На задворках дома начиналось маленькое пастбище, а восточную границу принадлежащих этой ферме земель очерчивала река Манкос. Во время весеннего разлива в доме был слышен ее рев.

Уже полностью стемнело. Через открытые окна в дом вливался вечерний воздух – он нес запах увядающих листьев, кислых яблок и навоза с ближайшей фермы.

Девочка достала из шкафа подушки, а мужчина включил DVD-проигрыватель. В прошлый раз они не досмотрели «Головокружение»[3]. Фильмы помогали девочке переносить терапевтические процедуры, и отец с дочерью просмотрели уже больше тридцати картин Хичкока. Мужчина сел рядом с девочкой, а она наклонилась вперед, навалилась на подушку и смотрела, как Джимми Стюарт целует Ким Новак в номере отеля, озаренном зловещим зеленым светом.

Ладонями, сложенными «чашечкой», мужчина равномерно колотил по спине дочки. Через пять минут он велел ей откашляться, а потом она сменила положение тела, улегшись на бок.

Вскоре после того, как родилась дочь, они с женой стали называть ее «соленой деткой», поскольку, когда бы они ни целовали ее в лобик, тот был соленым на вкус. Как-то раз мать упомянула об этом при педиатре, и он сразу же выписал направление на анализ пота – и анализ оказался положительным. Молодые родители и понятия не имели, что чрезмерно соленый пот – главный признак муковисцидоза.

Диагноз был поставлен девочке в возрасте двух лет, и каждый день в течение прошедших четырнадцати лет мужчина проводил с ней физиотерапию грудного отдела. Эта терапия разжижала слизь в ее легких, облегчала дыхание и помогала предотвращать инфекционные болезни. Давным-давно эти процедуры стали обычной частью их дневного распорядка – как чистка зубов перед сном.

По окончании терапии девочка села за кухонный стол – решать домашнее задание по геометрии, а ее отец вышел наружу. Сегодня грузовичок особенно сильно шумел и грелся, и мужчина решил, что надо заменить масло – впрочем, это следовало сделать давно. Он залез под машину и лег на спину, пытаясь открутить пробку маслосливного отверстия. Иногда на проселочной дороге неподалеку слышался шум проезжающего автомобиля, но помимо этого тишина была полной.

Холодало, и над предгорьями поднималась луна. Время от времени случайный ветерок колыхал еловые лапы. От молочной фермы, расположенной ниже по склону, доносилось мычание коров и звяканье их бубенцов.

Наконец Фостер отвинтил крышку и начал сливать грязное масло в подставленный ковш. От темной струи пахло гарью.

Проехала еще одна машина – вот уже третья за последние десять минут. Оживленный вечер.

Автомобиль притормозил и остановился в конце подъездной дороги. Это была городская машина, возможно взятая напрокат, но отнюдь не огромный и шумный пожиратель бензина из тех, на которых ездило большинство соседей Джо.

Снова зашуршали шины. «Что за черт?» Фостер выбрался из-под грузовичка и поднялся на ноги, прикрывая глаза от света фар чужой машины. Она ехала по отсыпанной гравием дороге прямо на него.

Машина остановилась рядом с «Шевроле», двигатель ее умолк, а фары погасли. Несколько мгновений мужчина не видел ничего, ослепленный ярким светом. Дверца отворилась. Потом захлопнулась. Шаги по гравию – кто-то направлялся к нему. «Ну, вот я и влип, – думал Фостер. – Следовало уехать сегодня вечером. Собрать чемоданы и удирать куда подальше». Он сделал шаг назад, ожидая, пока глаза заново привыкнут к темноте.

– Вы ослепили меня фарами, – сказал он незнакомцу, – и теперь я почти ничего не вижу. Кто здесь?

Шаги остановились. Теперь Джо видел силуэт гостя – точнее, гостьи, осознал он, когда свет лампы над крыльцом упал на ее лицо.

Это была та самая женщина, которая подошла к его дочери возле школы.

– Извините, что ослепила вас, – произнесла она. – Я проехала мимо вашего почтового ящика раза три, прежде чем заметила его.

– Кто вы?

Незнакомка протянула ему руку и представилась:

– Кейлин Шарп.

Она была одного роста с Фостером, возможно, на несколько лет моложе его; у нее были прямые каштановые волосы и высокие скулы. В слабом свете Джо не мог разобрать, какого цвета у нее глаза. И он не подал ей руки в ответ.

– Что вам нужно? – спросил он резко.

– Вы Уильям Иннис?

Обжигающий прилив адреналина.

– Нет.

– Что ж, у меня в сумке лежит фотография мистера Инниса. Вы с ним, должно быть, близнецы.