— Это точно. Ладно, Анжелика, не теряй надежды. Может, Касим выкарабкается. Вдруг его не берут ни нож, ни пуля?

— Пусть этот сукин сын сгниет в могиле, — отозвалась Анжелика.

— Очаровательное создание! — воскликнул Уиллис и похлопал ее по плечу.

Майер вытащил из машинки свой отчет. Он не торопясь разложил страницы, убрал копирку и только потом стал читать первый экземпляр. И читал он неторопливо, потому что, как уже было сказано, отличался терпением и выдержкой. Он хотел, чтобы все было в порядке. Второго такого шанса ему, возможно, уже не представится.

Окно возле его стола было открыто. Решетка, прикрепленная снаружи, защищала стекло от камней — мало ли что может взбрести в голову славным местным жителям, — но нисколько не препятствовала планам Майера. Поглядывая на Вирджинию, он быстро скатал бланк отчета в трубочку и так же быстро просунул между прутьями решетки. Трубочка полетела на улицу. Майер бросил на Вирджинию быстрый взгляд — она смотрела в другую сторону.

Майер Майер скатал вторую трубочку и поступил с ней точно так же, как с первой.

Он проталкивал через решетку трубочку номер три, когда услышал крик Вирджинии Додж: «Стой! Стрелять буду!»

Майер отпрянул от окна.

Все, конец! — мелькнуло у него в мозгу, но тут же он сообразил, что Вирджиния не смотрит на него. Более того, она повернулась к нему спиной, покинув свой пост и бутылку с нитроглицерином. В ее вытянутой руке был револьвер.

По ту сторону перегородки стоял Альф Мисколо.

Он решительно не знал, что ему делать. Пряди черных волос упали на лоб, рубашка облегала его крупную фигуру, закатанные рукава открывали мускулистые руки. Вид у него был недоуменный. Он только что встал из-за стола в канцелярии, где весь день читал и писал какие-то бумажки, и, подойдя к дежурной комнате следственного отдела, весело крикнул: «Эй, кто идет со мной пожрать!» — и тут увидел бросившуюся ему навстречу женщину с револьвером.

Альф Мисколо хотел было дать деру, но женщина крикнула: «Стой! Стрелять буду!» — и он остановился как завороженный. Он не понимал, правильно он поступает или нет. Мисколо не был трусом. Хотя он и работал в канцелярии, опыта полицейской службы ему было не занимать, да и стрелял он неплохо. Мисколо горько пожалел о том, что его револьвер остался там, в канцелярии, в ящике стола. Как бы он сейчас ему пригодился!

У женщины, стоявшей возле барьера, было совершенно безумное лицо. Мисколо уже случалось видеть такие лица, и он решил, что правильно поступил, когда замер по ее приказу. Но в комнате были и другие люди. Интересно, давно ли она их держит под прицелом? И не собирается ли, чего доброго, перестрелять всю честную компанию?

Он стоял в замешательстве.

У него была жена и взрослый сын, служивший в военно-воздушных силах. Альф не хотел, чтобы его жена стала вдовой и зарабатывала на жизнь уборкой чужих квартир. Но, черт возьми, у этой дряни в глазах самое настоящее безумие. В любой момент она может спятить окончательно и примется палить во всех и в каждого.

Он резко повернулся и ринулся по коридору.

Вирджиния Додж прицелилась и выстрелила.

Только один раз.

Пуля угодила Мисколо в спину, чуть левее позвоночника. Он завертелся волчком и стал грузно оседать у двери в мужскую уборную. Попытался ухватиться за дверь, но у него ничего не вышло, и он медленно сполз на пол.

Нитроглицерин в бутылке не взорвался.

О таинственном убийстве в запертой комнате тут, конечно, не могло быть и речи.

Стив Карелла чувствовал это двойным инстинктом — давнего читателя детективных историй и настоящего сыщика.

И тем не менее ему предстояло расследовать самоубийство, совершенное в комнате без окон. В довершение ко всему жертва сначала заперла дверь изнутри и только потом повесилась.

Трем сильным мужчинам пришлось потратить немало усилий, чтобы сорвать засов и войти в комнату. По крайней мере, именно так они сказали Карелле еще вчера, когда он только приступил к расследованию, и то же самое повторили сегодня.

Не исключено, думал Карелла, что это все-таки самоубийство. Полицейские правила трактуют любое самоубийство как разновидность убийства, но это чистейшей воды формальность. Может быть, размышлял он, произошло самое заурядное самоубийство. Почему, черт возьми, я всегда должен подозревать людей в худшем?

Беда, правда, в том, что эти его сыновья выглядят как заправские головорезы, которым ничего не стоит укокошить беспомощную старушку. Папаша, между прочим, оставил им неплохое наследство, которое детки поделят между собой. Разве не могло случиться так, что один из них, если не все трое, вступив в преступный сговор, решили отправить старика на тот свет, чтобы завладеть его денежками? Адвокат покойного — Карелла допрашивал его вчера — сообщил, что покойный оставил 750 тысяч долларов наличными, которые «должны быть поделены между моими дорогими сыновьями после моей смерти». Это не считая фирмы «Скотт индастриз» и множества капиталовложений по всей стране. Чтобы вы знали, убийства совершают и за меньшие барыши.

Нет, это все-таки самоубийство.

Почему бы не остановиться на этой версии? Он ведь договорился встретиться с Тедди в участке ровно в семь — у нас будет ребенок! — но, несомненно, он опоздает, если будет рыскать по этому мрачному старинному дому, пытаясь представить злодейским убийством самое что ни на есть очевидное самоубийство. Сегодня у них с Тедди обед с вином. Тедди — его королева, и он исполнит все ее желания.

Господи, как же я ее люблю!

Пора закругляться с расследованием и готовиться к вечернему празднеству. Вопросы есть? Вопросов нет. Кстати, который час? Он посмотрел на часы. 5.45. Что ж, времени достаточно, можно еще немножко поработать. Даже если здесь и не пахнет самоубийством, то… Пахнет, пахнет, а чем тут, черт возьми, еще пахнет? Во всяком случае, не самоубийством.

Старинный угрюмый особняк казался чужеродным в этой части города. Построенный в девяностые годы прошлого века, он стоял на самом берегу реки Гарб — дом с глухими ставнями, шиферной крышей и причудливым фронтоном, придававшим ему загадочный вид. Особняк находился всего в трех милях от сверхсовременного моста Гамильтона — и, казалось, отстоял от него на три столетия. Время обошло стороной этот диковинный дом у реки, спрятавшийся от мира за проржавевшей чугунной оградой. Особняк Скотта. Карелла хорошо помнил, как вчера в участке раздался телефонный звонок.

— Говорит Роджер… Из особняка мистера Скотта… Дело в том, что мистер Скотт повесился.

Роджер был дворецким, и Карелла, разумеется, сразу же сбросил его со счета как возможного убийцу. Любители детективных романов знают, что дворецкие никогда не убивают. К тому же смерть старика огорчила Роджера сильнее, чем кого-либо еще в доме. Покойник являл собой жутковатое зрелище. В жизни тучный, склонный к апоплексии, в петле он явно не похорошел.

Кареллу провели в кладовую, которую старик переоборудовал в кабинет, хотя внизу у него был еще один кабинет, побольше. Когда Карелла подошел к двери, трое сыновей — Алан, Марк и Дэвид — чуть попятились назад, словно там, за дверью, затаился призрак^ Смерти.

Дверь открывалась наружу. Карелла потянул за ручку, дверь легко отворилась, но он сразу заметил, что внутренний запор — самый обыкновенный засов — был сломан, скоба вырвана из косяка, когда дверь взламывали. Сейчас она висела на одном шурупе.

Вчера, когда он вошел туда, старик лежал у противоположной стены — бесформенная туша. Вокруг шеи все еще обвивалась веревка, хотя сыновья перерезали ее, как только вошли в комнату.