– На основании твоего вердикта, если ты определишься с выводами, что это не подделка, а подлинные дневники и карты, составленные Константином Вяземским в ходе его путешествия по Вьетнаму и Бирме в 1892 году, мы назначим все необходимые экспертизы и начнем готовить документы на сделку.
– Хорошо, я поеду к Санину и посмотрю, что у него там за материалы. Конечно, если все это подлинное, то надо покупать, – сказал Мещерский. – Я думаю, это зай-мет немного времени – от силы день-два. Я сразу сообщу тебе, Роберт, о результатах.
Мещерский поставил бокал с коньяком на низкий столик и хотел было подняться с кресла, но Данилевский мягко удержал его.
– Погоди, не спеши. У меня к тебе есть еще одна просьба. Это уже чисто конфиденциально.
– Я тебя слушаю.
– До нас тут в банке дошли слухи, что Феликс Санин собирается продать не только карты Вяземского, но и кое-что еще. И это он собирается выставить на аукцион в качестве лотов.
Данилевский поднялся, подошел к своему письменному столу из полированного ореха и взял с него стопку журналов.
Вернулся и положил стопку на столик перед Мещерским. Это были каталоги зарубежных аукционов – на английском, немецком и шведском языках.
Мещерский полистал их.
– Тут картины, – сказал он. – Я в этом не спец, ты же знаешь. Самый обычный дилетант – музейный ротозей.
– Мне не знания в этом вопросе от тебя нужны. А твои дипломатические способности. Способности князя Мещерского, который даже за глаза производит на Феликса такое неизгладимое впечатление. Умение князя Мещерского убеждать.
– Убеждать? Что-то ты хитришь, Роберт.
– Я сама честность и открытость. – Данилевский захлопал светлыми ресницами. – Я тебе сейчас все расскажу. Речь идет о четырех картинах Юлиуса фон Клевера.
– Это кто, художник? Никогда не слышал.
– Может, и не слышал, но наверняка видел какие-то его работы. – Данилевский снова поднялся, взял со стола свой «Макинтош», открыл, нашел файлы и повернул экран ноутбука к Мещерскому.
На экране возникли картины – пейзажи. Лес, закат в лесу, зимняя дорога, опять лес – ели и сосны, старый парк.
Картина, изображавшая старый парк, показалась Мещерскому знакомой. Да, точно видел в Интернете и не раз среди картинок.
Новый файл – и на экране возникла картина уже другого сорта. Если и пейзаж, то фантастический, мрачный, почти пугающий. Огромные деревья, лишенные листвы, корявые, словно изуродованные болезнью, сучья на фоне тусклого, желтого, разбавленного серым цвета – если это был закат, то среди туч, когда заходящее солнце словно умирает, запутавшись в колючих, растрепанных кронах. А среди деревьев пряталась темная тень – то ли живое существо, то ли демон дерева с сучьями, похожими на вздыбленные волосы, и длинными руками – то ли корнями древесными, то ли когтями, тянущимися к зрителю из этой гнойно-желтой предзакатной тьмы.
– Одна из самых знаменитых картин Юлиуса фон Клевера «Лесной царь», иллюстрация баллады Гете, – сказал Данилевский.
Картина «Лесной царь» вселяла почти осязаемую тревогу, в смешении красок было что-то болезненное, гибельное, не оставляющее надежды.
– Впечатляет, – кивнул Мещерский.
– Не то слово. – Данилевский открыл новый файл. – Это его картина «Забытое кладбище». Он написал ее, выставил в 1887 году в Петербурге и на следующий день проснулся знаменитым художником.
На картине – зимний пейзаж, но какой! Грязный снег, раскисшая дорога упирается прямо в открытые, едва держащиеся на ржавых петлях ворота старого кладбища, окруженного покосившейся каменной оградой. И свет, льющийся из-за ворот, – снова беспредельно тревожный. Зимний закат. Умирание, угасание.
– Стиль фон Клевера – готический романтизм, – комментировал Данилевский, открывая новые файлы. – Хотя мистиком он не был. Таким был делягой! В Петербурге, разбогатев от продажи своих первых работ, открыл модный салон. Набрал кучу учеников из числа молодых мазил. Поставил работу над пейзажами почти на поток – существует множество разных вариантов его знаменитых пейзажей, которые он рисовал уже на потребу публики из чистой коммерции. Его звали в артистических кругах Юлий Юльевич – старший, потому что семейное художественное дело продолжил впоследствии его сын. А также в стиле фон Клевера рисовали все его многочисленные ученики-подмастерья, их называли «клеверками». С самим фон Клевером чего только не случалось: и триумфы на салонах, и продажи картин императорской семье для Русского музея, и финансовые скандалы в Петербургской академии художеств. Но среди всей этой артистической суеты он нет-нет да и выдавал удивительные полотна, такие как «Лесной царь», как «Забытое кладбище» – не знаешь, кто появится в следующий миг из-за этих ворот – вампир на закате солнца или сама смерть с косой. Или вот здесь – «Пруд с лилиями». – Данилевский открыл новый файл.
«Пруд с лилиями» представлял собой классический пейзаж темного, густого, почти сказочного леса с озером-чашей, заросшим крупными белыми лилиями. Свет – мертвенно-зеленый, вода – прозрачная. Мещерский вгляделся в картину. На секунду ему померещилось, что из глубины вод на него смотрит жуткое, обезображенное лицо утопленницы. Среди всех этих лилий, хрупких цветов…
– Не нарисовано, а ждешь чего-то ужасного, – проговорил Мещерский. – Словно это один кадр фильма, а ты ждешь следующего, и вот там как раз и…
– Точно, ты тоже это заметил, – кивнул Данилевский, – некоторые картины Юлия Юльевича фон Клевера рождают странные мысли и поразительные ощущения. Острые, пугающие ассоциации.
– Сильный художник, метафоричный. – Мещерский все еще смотрел на «Лесного царя». – Но при чем тут моя поездка к Феликсу Санину?
– Дело в том, что у Санина есть четыре картины Юлиуса фон Клевера. Это не вариации на одну тему, хотя некоторые и считают их вариациями. Но нет, это просто цикл – четыре картины, объединенные общим названием.
– И что?
– До нас тут в банке дошли слухи, что Феликс Санин собрался эти четыре картины выставить на аукцион одним лотом.
– Его полное право как владельца.
Данилевский отпихнул в сторону свой «макинтош», потянулся к стопке каталогов, пролистал и показал Мещерскому.
– Вот, смотри: «Арт-аукцион, «МакДугалл-аукцион», «Кристи», «Стокгольмский аукцион». «Русские сезоны» – лот номер четыре, «Времена года» – пейзаж кисти Юлиуса фон Клевера, стартовая цена – 95 тысяч евро. Так как фон Клевер и компания его учеников-«клеверков» были чрезвычайно плодовиты на протяжении многих лет, картин на аукционах в достатке. И на большинство пейзажей, за исключением самых знаменитых, цена колеблется в диапазоне от девяноста до ста пятидесяти тысяч евро. Это не так много. Клевера все же считают салонным художником. На его музейные шедевры типа «Лесного царя» цена в разы выше. Несколько лет назад Феликс Санин очень широко тратил деньги, скупая произведения искусства. На «МакДугалл-аукционе» в качестве единого лота он приобрел три картины фон Клевера, каждая по двести тысяч евро.
– Те самые, что он теперь собирается продать? А почему три, когда ты сказал, что их четыре?
– В этом была вся фишка. Там же на «МакДугалл» он почти за бесценок приобрел «клеверку» – картину «Ночь», написанную на холсте. Все приписывали эту мазню ученику фон Клевера Петру Воскобойникову. Она обошлась ему в гроши. Но на таможне, когда полотна ввозили в Россию, они прошли через сканер, и Феликсу Санину сообщили, что под графикой Воскобойникова сканер обнаружил масляные краски. Феликс сразу же обратился к реставраторам и попросил счистить работу Воскобойникова. И знаешь, что там нашли?
– Замазанный шедевр. Киношно-детективная банальность, почти штамп.
– Не иронизируй. Обнаружилась четвертая картина из цикла. О ней долго ходили темные слухи. Якобы фон Клевер написал все четыре картины в Вене в 1893 году, но потом, находясь в болезненном состоянии, в припадке истерии собственноручно уничтожил четвертое полотно. И вот оно обнаружилось благодаря счастливой случайности. И цена всех четырех полотен достигла сразу двух миллионов евро.
