И Филипп «выдал» такую матерную фразу, что адвокат окончательно скис.
Особенно пугать и не пришлось. Грошев, совершенно уничтоженный морально и раздавленный физически, достал копию своего заявления в УСБ ГУВД, затем сыщики сравнили акты и заявили, что вот теперь уже его песенка спета окончательно.
И вдруг словно вспомнили, причем оба сразу, и хором задали вопрос:
— А куда ты… нотариуса запрятал…?
— Ка… ка… какого нотариуса? — изобразил из себя полного идиота.
— Того, сукин ты сын, который все ваши аферы оформлял законным образом!
— Я не знаю… нет, я знаю… его, но не знаю, где он! Отец один знал…
— Ах, ты не знаешь? А ну, посмотрим, вдруг вспомнишь?!
Долгого сопротивления Игорем не было оказано, потому что громов и молний, низвергнутых на его голову, вполне хватило, чтобы он мгновенно обдумал свое положение и принял единственно правильное решение. И, спустя пяток минут, все втроем, заперев «контору», усаживались в машину Щербака…
Господин Саруханов встретил приезд адвоката с двумя его помощниками весьма настороженно. Он знал всех своих клиентов достаточно хорошо, чтобы верить, будто они всегда будут благодарны ему за профессиональную помощь в решении нелегких имущественных проблем. И, кроме того, он терпеть не мог, когда при нем начинались эти, привычные, увы, нынче, бандитские решения вопросов. Ну, договаривайтесь себе где-нибудь, но зачем мне демонстрировать эти увечья? Зачем смотреть, как вы с ним «разговариваете»? Не понимают! Или иначе уже не могут…
Поэтому и появление молодого Грошева, в сущности, такого же разбойника, как и его папаша, и как их общий начальник и кормилец из госбезопасности. Надо ему это? Нет, это им надо, а он уже просто вынужден. Верно подмечено, коготок завяз, не дай, Бог, и вся птичка в их дерьме утонет!..
— Игорь Григорьевич! В чем дело, что за суета? Вы же велели мне… пардон, просили не афишировать место своего пребывания, а сами? Не понимаю, что за немедленная надобность? Что, опять надо куда-то ехать? Только вы учтите, я не хочу присутствовать при ваших физических уговорах! Сделайте одолжение, решайте ваши проблемы до моего присутствия, и чтоб я только подписывал…
Он бы и еще говорил, но уже сказанного было вполне достаточно Щербаку с Агеевым. И если в дальнейшем он станет запираться и все отрицать, то Николай протянет ему диктофон с его записанным монологом. А на Игоря было просто противно смотреть, так он ненавидел сейчас этого пожилого человека.
— Чей это дом? — спросил Агеев, указывая на дачу, окруженную забором. — Ну, отвечать! — рявкнул он, и Грошев сник, помнил еще крепкую руку своего мучителя.
Филя пообещал ему снова, но теперь уже лично, посрывать со всех его ссадин пластыри и еще солью присыпать — это чтоб разговорчивее был. Не сделал, конечно, но пообещал твердо, и адвокат поверил. Щербак, чтобы сдержать улыбку, грозно кривил лицо и вращал в ярости глазами. Та еще картинка! Ну, прямо-таки натуральные «бременские» разбойники российского розлива.
— Моего… моего знакомого, — выдавил он. И теперь нотариус сообразил, что не приехал сюда Игорь, а его привезли силком эти двое. И приехали они по его, нотариуса, душу. А он, старый болтун, высказал именно то, о чем следовало молчать, как рыба! Ой, что же теперь будет?.. Кажется, плохо. Знать бы, кто они… На бандитов не очень похожи… хотя как сегодня отличить настоящего бандита от того, который его ловит?.. Они же не только у одного портного одеваются, они живут рядом, в элитных домах с охраной, они обедают вместе в дорогих ресторанах…
— Я вижу, вы уже поняли, Иосиф Лаврентьевич, причину нашего пристального интереса к вашей последней акции? — неприятным для слуха голосом заговорил Щербак — ему удавался этот противный скрипучий тон. — Поэтому не будем терять дорогое время на обсуждение отдельных деталей, а сразу проедем в одну организацию, где вы уже подробно покажете, как и кем конкретно, а также на каких основаниях и при каких условиях происходила передача акций и прочих важнейших документов, имеющих непосредственное отношение к производственному объединению «Радуга». Ну, а про то, что* вам категорически не нравится, когда вас делают свидетелем пыток несговорчивых «клиентов», об этом мы вас попросим попозже рассказать подробнее нашим коллегам. И еще вопрос: что вы делаете на этой даче? Кто вас сюда привез и зачем? Тоже ответите, не возражаете? Тогда просим в машину… И все свои документы, пожалуйста, не забудьте. Чтоб нам тут не учинять ненужный обыск. — И Щербак церемонно поклонился и пошел вслед за нотариусом, который засеменил в дом.
А Филипп довольно грубо, чтобы Саруханов успел увидеть, уходя, дернул адвоката за больное плечо, отчего тот взвыл, и снова рявкнул:
— А ну, вперед! — и толкнул его к дому.
— Господи, и откуда они взялись? — очень тихо прошептал нотариус, но Щербак расслышал его причитания.
— Из Москвы. К вашему сведению, и чтобы ваш язык чувствовал себя увереннее, граждане Ловков и Грошев-старший задержаны и пребывают в следственном изоляторе. А этот, — он мотнул головой назад, — находится под подпиской о невыезде. Так что, можете его теперь не стесняться. Тем более, что вы ведь вынуждены были участвовать в этой безобразной, преступной афере по принуждению? Я правильно понял ваши слова? Под прямой угрозой для вашей жизни? Верно? И здесь оказались, надо понимать, тоже не по своей воле? Вас же заставили? Я не ошибаюсь?
Нотариус повернулся к Николаю, уставился ему в лицо своими подслеповатыми глазами, покачал головой, подобрал нижнюю губу и ответил, кивая, как еврей на молитве:
— Таки все именно так, господин, не знаю вашего имени. А что бы вы сделали на моем месте?
Отстреливались? Наверное… Идемте, у меня здесь все с собой. Ах, жизнь, чтоб вы понимали в ней…
Последнее было сказано им тоже себе самому…
Мобильный телефон сыграл Моцарта, Турецкий нажал клавишу:
— Шурик! — раздался почти истеричный крик Ирины. — Что происходит?! Мне позвонила Светка, она рыдает в голос! Ее Ивана посадили в тюрьму! Это правда?! Почему? Вы, ч, то ли, виноваты?!
Боже, сколько воплей и вопросов одновременно!..
— Погоди, не шуми, а ответь мне спокойно. Первое: откуда она узнала? Второе: почему позвонила именно тебе, а не своим подругам? Третье…
— Да погоди ты со своими вопросами дурацкими! Откуда я знаю? Она не сказала…
— Тогда не кричи, а перезвони ей и попроси ее позвонить мне, а я постараюсь ей сам все объяснить, тебе понятно, дорогая? — Это «дорогая» было сказано с такой теплотой, что Ирина замолчала, задумавшись. И после недлинной паузы уже, как будто успокоившись, спросила:
— А это правда?
— Частично, — с увертливостью опытного дипломата немедленно ответил Турецкий. — Но тому были важные причины, а Иван тут ни при чем. Так и скажи, пусть перезвонит, а я подожду.
Светлана позвонила. В голосе слышалось с трудом сдерживаемое рыдание. Смысл ее претензий был Турецкому понятен: она в своих несчастьях винила именно его, поскольку он и втянул ее мужа в это уголовное дело, а теперь его арестовали… Словом, чего вы там сидите, когда надо выручать товарища, которого сами же и подставили. Очевидно, понял Александр Борисович, Ирина ничего ей не передала, кроме просьбы позвонить своему мужу.
— Можно вопрос, Светлана, — она только буркнула что-то неразборчивое, и Александр Борисович принял эти звуки за согласие. — Скажите мне, сколько лет вы замужем за Иваном?
— А какое это имеет значение? — Турецкий догадывался, что она опешила.
— Самое непосредственное. Просто я вижу, что вы абсолютно не понимаете особой, профессиональной специфики нашей с ним работы. А чтобы вы чувствовали себя уверенней и спокойней, я вам скажу, а моя жена может подтвердить, что за три десятка лет работы в наших органах я и сам в тюрьмах сиживал по ложным обвинениям не раз, и к стенке меня ставили, даже такое было, но, как изволите слышать, жив и здоров, чего и вашему мужу от всей души желаю. Он ни в чем не виноват, но я вам сейчас скажу такое, о чем вы не должны никому рассказывать, даже если станут здорово угрожать: не знаете, и все! Желаете знать?
