Уткин с Гусевым решили, что попали в какую-то странную, не совсем даже и реальную обстановку, когда Турецкий пригласил их зайти в комнату Макса. В большой темной комнате на дюжине столов, поставленных по кольцу, работали компьютеры. Раздавалось ровное гудение, выдохи вентиляторов и размеренное чавканье. Это сам хозяин кабинета перемалывал зубами хрусткие картофельные чипсы, осыпая крошками безобразно нестриженную бороду большого мыслителя. Но и в темноте он видел, как кошка. Разглядев вошедших и сообразив, вероятно, кто они, Макс широким жестом указал на диван в углу, на котором сам спал, когда оставался в агентстве на ночь.

Турецкий тем же жестом повторил его приглашение, а сам подошел ближе и, на всякий случай, пояснил по поводу гостей:

— Привет, Бродяга, что нового? А это наши клиенты по делу, которым ты сейчас, в частности, занимаешься.

Макс кивнул в пустоту и засопел, но хрустеть перестал. Потом нажал на клавиши, обернулся и вытащил из принтера парочку листов с распечатанным текстом.

— Это что? — задал совершенно бессмысленный вопрос Турецкий, на что Макс лишь махнул в сторону бородой, не отрываясь от компьютера.

Александр Борисович наклонился с листами ближе к свету низко опущенной настольной лампы и удовлетворено крякнул:

— Молодец, старина, ты истинный Бродяга, преклоняюсь.

— С тебя кофе, — немедленно откликнулся Макс. — У меня кончается.

— Будет, распоряжусь. Слушай, Бродяга, а про другого полковника у тебя еще ничего нет?

— Найдем, если Бог пошлет.

— Макс, он обязательно тебе пошлет. Но у меня промежуточная просьба к тебе. Личная, в порядке, так сказать, дружеского одолжения. Еще одна пачка гарантируется, называй сорт.

— Возьмешь «Карт нуар», ее все время телик рекламирует. У меня, тебе известно, традиционная ориентация, я колумбийскую «арабику» предпочитаю. Но попробовать и эту, немецкую арабику, можно.

— Я знаю, будет тебе «Карта». Мы тут вспоминали одного нотариуса по фамилии, но она пока условная, — Саруханов. Ты не прикинешь по нотариальным конторам? Уж очень сильно нужен. Большая сука, доложу тебе.

— Точно говоришь?

— Точней не бывает. А координаты его перекинь Севе, он сам посмотрит, чем занимается наш композитор-нотариус.

— Ладно, «кликнем»… А вы не ждите тут, я позвоню Альке. Ты кофе займись…

— Слушаюсь, товарищ большой начальник, — засмеялся Турецкий и обернулся к клиентам: — Видите теперь, в каких непритязательных, но, по-своему, фантастических условиях работаем? То-то! А это, — он тронул Макса за плечо, — наш мозг. Без него мы — никуда. Ничто мы без него! — почти продекламировал он. — И многие наши коллеги, даже из других контор, к слову сказать, тоже. Пойдемте, почитаем, что нам расскажет о себе господин Грошев…

В принципе, послужной список полковника Грошева ничего примечательного собой не представлял. Типичный служака. Милицейская школа в Омске, служба на периферии, переезд в Москву, связанный, похоже, с женитьбой. Жена, кстати, моложе на пятнадцать лет. Рождение сына. Долгое и почти неприметное продвижение по службе, поскольку больше никаких образовательных плюсов молодой офицер милиции не имел. Наконец, переход в московский областной УБОП в чине капитана, хотя возраст для этого звания был почти предельный. И затем начался стремительный взлет. Майор, подполковник и, наконец, полковник. Уже в ОРБ ГУВД Москвы. Есть правительственные награды, медали за выслугу. И вот тот самый случай, когда вся благополучная карьера полковника Грошева едва не полетела под откос. В 2004 году было возбуждено уголовное дело, по которому полковнику инкриминировалась 286-я статья УК РФ — превышение должностных полномочий. Но расследование, очевидно, обрело другое направление, и полковник был оправдан, а двое его сотрудников осуждены и, соответственно, изгнаны из органов. В это же время Грошев в суде разводится с женой. До выхода в отставку ему оставалось всего-то год и три месяца.

Вот, собственно, и вся жизнь — в кратком переложении и исключая многочисленные, мало что добавляющие детали.

— Алечка, — он повернулся к Алевтине Григорьевне, — послушай, пожалуйста, тут и к тебе просьба будет, посмотри и ты материалы… Значит, у нас есть возможность, — заговорил Турецкий, когда все прочитали справку из отдела кадров МВД, — отыскать то его уголовное дело — это первое, и найти материалы судебного дела о разводе. И картина, точнее, портрет господина полковника, обретет свое трехмерное изображение.

— А это реально? — усомнился Гусев.

— Вы же видели Макса? Я нарочно познакомил вас с ним, а для него, по моему твердому убеждению, нет ничего невозможного. Но если вдруг? Тогда нам придется снова поклониться в ножки Константину Дмитриевичу, чтобы он дал нам добро на изъятие того уголовного дела из суда. К примеру, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Хотя я уверен, ничего нового мы не откроем. Он сам избивал задержанных — иначе какие еще «превышения» у него могут быть? — а последствия, вероятно, сумел свалить на подчиненных. Такие ситуации, увы, далеко не редкость. Но больше всего меня иное сейчас интересует…

— Позвольте узнать? — изысканно как-то обратился к нему Уткин. Но Турецкий не обратил внимания на такой оборот речи.

— Позволю, разумеется, — озабоченно пробормотал он. — Вот здесь, — он ткнул пальцем в распечатку, — он быстро пошел в гору, и вдруг — полный афронт? Почему? Из материалов того дела мы можем узнать суть проблемы, а также выяснить, кто и кого обвинял, кто были свидетели, почему все обвинения с Грошева были сняты и он оставлен для продолжения службы. Странное дело. И почти одновременно он разводится с женой. Это, господа мои хорошие, не случайные совпадения. И я думаю, что Грошев очень не хотел бы, чтобы именно это его прошлое начали заново ворошить. Наверняка чего-то должен бояться. А вот чего, это мы и узнаем. Как узнаем, и почему именно в суде был развод, если к этому времени, вот смотрите сами, его сын давно уже стал совершеннолетним. А вы, Сергей, неужели ничего о тех случаях не знаете? Сами ж говорили, что он был добрым другом вашего отца… Кстати, а кто ваш отец? Чем он занимался?

— Тоже работал в милиции, только участковым. Хотел меня туда же, только я техникой увлекался, решил в автодорожный, но не прошел по конкурсу и подался на экономический. Закончил, а в девяносто четвертом остался ни с чем, машины ремонтировал. Пока вот Паша меня не выручил. Ну, это все — мелочи, главное, выплыли мы в начале века… А про Грошева? Не знаю теперь, чего говорить… Думал, что хорошо его понимал, он частенько у нас в гостях бывал с тетей Таней, своей бывшей женой и матерью Игоря. Она много моложе мужа. А с Игорем я никогда не дружил, он какой-то скользкий казался, в юридическом учился. Грошевы, помню, все время ссорились, даже в гостях, при посторонних, в общем-то, людях. Он был страшный бабник, и теть Таня его якобы несколько раз уличала. Но это было где-то у него на стороне, поэтому я до последнего времени не обращал серьезного внимания на его шуточки в отношении Ленки. А вон, как оказалось! Вот же дрянь поганая!

— А каким образом он в вашей-то второй квартире появился?

— Так развелись они, а их большая квартира на Остоженке изначально принадлежала теть Тане. И она вроде бы заявила, что если он не выедет, она у него на службе такое порасскажет о его делишках, что мерзавца — это ее слова — в тюрьму посадят. Причем, что странно, она при людях выражалась и похлеще, как только ни обзывала мужа, а он лишь смеялся и говорил, что никакого компромата у нее против него нет и быть не может. Вот я сейчас и думаю, что компромат-то, причем очень серьезный, вполне мог быть, вот разве что не у его жены, ну, у теть Тани, а у кого-то другого, о ком она хорошо знала. И Грошев об этом тоже знал, но ничего не мог предпринять. А к чему я это рассказываю? К тому, что он не поссорился с женой даже в суде, где она на него ушат всякой грязи вылила, а сразу, будто бы ничего и не слышал, подчинился ее требованию и согласился на развод. А то все возражал, кулаками махал, обещал загнать за Можай… Но после суда, чуть ли не в тот же день, съехал к кому-то из своих знакомых. Это уже потом он к нам, в ту «малогабаритку», попросился, говорил, по старой дружбе просит и временно. Уверял, распинался… А Игорь так и остался жить с матерью. Наверное, и сейчас там же, на Остоженке, живет. И с отцом он дружит, во всяком случае, Ловков его устроил к нам именно по просьбе Грошева-старшего. Мы не протестовали тогда, да и причин особых не было. Грамотный юрист, все-таки, хоть и совсем молодой, три года назад юридический закончил и сразу подался на «хлебное» место — в адвокатуру. Взяли мы его, несмотря на мое личное к нему не самое доброжелательное отношение. Но к деловым его качествам это прямого отношения не имело…