— Точно — нет! Но как-то же они договаривались?

— По телефону, Ваня, на дворе, как тебе известно, двадцать первый век. А что в порту-то было? Могу предположить, что ее чемоданы подвезли неизвестные вам люди на каталке прямо к стойке таможенников. И те, не задав ей ни единого вопроса, улыбнулись и проштамповали документы, пожелав при этом счастливой дороги. Не так?

— Именно, — печально согласился Рогожин. — Как ты все это угадал?

— Так теперь это уже семечки. Если ее муж с таможней работал, какой же после этого может быть досмотр? Да и она не могла лететь на Кипр с одной сумочкой и новым купальником, как ты считаешь, коллега?

— Ну, а про это ты откуда знаешь? Я же еще не говорил тебе про купальник!

— Молодец, и тем самым ты позволил и мне пошевелить «личными» мозгами. — Он засмеялся. — А что еще потребовалось бы обаятельной женщине сразу по прилете на Кипр? Если всего остального у нее уже в полном достатке? Я решил, что мог понадобиться новый купальник, а не все те, в которых она входила в морскую воду собственного бассейна. Это в том случае, если она вообще купалась там в чем-то, а не полностью обнаженной. Я и намекнул ей утром насчет Венеры, выходящей из волн морских, и увидел самодовольную реакцию. Именно Венера, которая, если тебе неизвестен этот факт, никогда не носила купальников, и никто другой из ее компании.

— Турецкий, да ты… ты — эротоман?! — Ирина с ужасом в глазах схватилась за голову.

— Еще какой! — подмигнул он жене и показал ей большой палец, а потом сказал в трубку: — Это не тебе, тут народ интересуется… И все это, вместе взятое, дорогой мой друг, товарищ и коллега, говорит о том, что дом наверняка был уже продан, а тот обыск, который мы с тобой учиняли там со всем тщанием, оказался чистым спектаклем, блистательно разыгранным с нами тем благородным семейством. Что ж ты не поинтересовался, кому дом принадлежит на самом-то деле?..

— Вот это — полный прокол! — с отчаяньем в голосе произнес Рогожин.

— Ты не прав, коллега. Эта операция нам прекрасно показала, что новый хозяин дома на Рублевке прекрасно был осведомлен обо всем этом, но даже палец о палец не ударил, чтобы внести в дело ясность. И своим присутствием на месте проведения нашей акции отстоять личную собственность. И о чем это говорит?

— О чем? — безнадежным тоном повторил Рогожин.

— Стыдно, подполковник, нос из-за этого вешать! Это указывает нам на то, что новый хозяин и сам был заинтересован, чтобы твое следствие махнуло рукой и оставило дом в покое. Осталось узнать, кто хозяин. Я думаю, кто-то из бывших, а ныне очень высоких коллег Андрея Дмитриевича. Готов голову дать на отсечение.

— Турецкий, не смей! Мне твоя голова еще может понадобиться! — прикрикнула Ирина, с интересом слушавшая разговор. И глаза ее блестели, словно она радовалась удаче незнакомой ей «Венеры», которая так ловко обыграла следователей и ее мужа.

— Мне тоже, — кивнул ей Турецкий. — А еще у меня мелькнула сейчас мысль о том, что такие скоропалительные операции с куплей-продажей обычно совершаются в тех случаях, когда под рукой имеется очень опытный и обладающей большой «проходимостью», скажем так, нотариус. И это, в свою очередь, подводит меня к следующей мысли, что нотариусом может быть не кто иной, как тот же самый господин Саруханов. Как говорил один старый и мудрый еврей, даже не однофамилец того широко известного композитора Саруханова… Вот так, друг мой.

— Откуда такое решение? — Рогожин продолжал сомневаться в дедуктивных способностях Александра Борисовича.

— По той простой причине, что, готовя постановление о проведении обысков, ты ссылался на сведения, полученные от… от кого? Кто тебе подтвердил принадлежность дома семейству Ловковых?

— Да… там же и подтвердили. Мы звонили, подъезжали… В смысле, не я сам, а мой опер. И ему там четко сказали: про адрес и прочее.

— То-то и оно, даже они еще не знали, что происходит на земле. Ведь купля-продажа недвижимого имущества происходит у подобных людей не в согласии с местными органами власти, а на другом уровне. И последних просто ставят в известность, что у такого-то строения появился новый владелец, извольте знать. И все. А остальные формальности решаются на уровне домашней прислуги — помощника либо шофера. Это тебе на будущее. Я и в том уверен, что там они, в управе своей, до сих пор не знают фамилии нового владельца. Теперь ты выясняй, кто он.

— Ну да, а он спросит меня, на каком основании в его доме производился обыск?

— Во-от, — удовлетворенно вздохнул Турецкий, — наконец-то и ты стал размышлять. Поверь мне, это не самое худшее из человеческих качеств. Обратил внимание на то, что третий этаж перекраивается заново? Что стройка стоит, никого в доме из обслуги или строителей нет, а день будний? Так что советую тебе теперь ехать домой, принять рюмочку, вот как я сам сейчас сделаю, а потом с криками восторга рухнуть в объятья горячо любимой жены…

— Да ну тебя, — огорчился Рогожин, — скажешь еще!..

— А вот это ты зря, лично я, например… — и он замахал руками на Ирину, метнувшую в него сразу добрый десяток молний. — Ну, в общем, как хочешь, можешь и не брать с меня добрый пример… Вот, еще вспомнил. Как ты думаешь, где были те картины, о которых она нам говорила, пока мы их искали, как дураки?

— Ну, откуда я знаю? — раздраженно ответил Рогожин. — Сейчас мне только до этого и дело, как ты понимаешь… А где?

— Да в тех чемоданах, которые наверняка уже не один день лежали в камере хранения, дожидаясь своей хозяйки. А мы, тем временем, хлам ворошили. А ты говоришь, не молодец? Еще какая умница! Мы ж с тобой, как «шестерки» перед паханом у нее прыгали! Ладно, не огорчайся теперь. Учиться у таких женщин надо… Да, и последняя просьба, которая, надеюсь, тебя не затруднит. Если Зинаида Борисовна пока еще не улетела, перешли ей через все барьеры и таможенные препоны мой искренний воздушный поцелуй и пожелание обновить еще сегодня свой новый, совершенно изумительный, разумеется, купальник в прохладных водах ночного Средиземноморья. Все, Ваня, диалог на сегодня закончен. Бай-бай!..

— Нет, погоди! Сходить туда я могу, не вопрос. Но почему изумительный? Ты что, видел этот чертов купальник?

— Ну, Ваня, ну, ты — скучный человек, — жалобно затянул Турецкий. — Ты сам понял уже, что она — умная женщина, а не глупышка, коей старательно представлялась перед нами. И одета была с большим вкусом. А умная женщина, Ваня, как правило, обладает и хорошим вкусом. А если у нее в кармане еще и карточка на полмиллиона «евриков», тот она и вещи себе подбирает соответственно. Понял теперь, Ватсон?

— Понял, товарищ Холмс, — уныло пробормотал Рогожин. — Что ж, до завтра…

И последнее дело на сегодняшний день постарался решить Александр Борисович. Он позвонил Филиппу. Тот включил телефон, и Турецкий услышал приглушенную музыку. Очень интересно!

— Ты дома?

— Ага.

— Понимаю, у тебя гости, отлично. Тогда можешь не отвечать, а просто прими к сведению. Надо бы завтра с утра, не знаю, кому из вас это сделать легче, тебе или Щербаку, прокатиться на Рублевку, в бывший дом Ловкова, хозяйка которого только что с удовольствием покинула пределы нашей Родины на самолете кипрской авиакомпании, и попытаться наняться там в строительную бригаду. Строители там перекраивают, как я понял, третий этаж по просьбе своего нового хозяина.

— Но что нас больше интересует — стройка или хозяин?

— В корень. Хозяин. Полагаю, из той же конторы. Но если у него есть хозяйка, попробуй действовать через нее, у тебя такие ходы лучше получаются. Ты, Филя, говорю без капли лести, — ас разведки.

— Будет сделано, господин остряк. А я, в свою очередь, проинформирую тебя об одном любопытном факте. Из достоверных, как ты понимаешь, источников мной получена информация, что явившийся сегодня домой после допроса в Следственном управлении Грошев-младший был разъярен до крайности. Среди наиболее доступных уху колкостей мальчика в отношении допрашивавшего его следователя, в данном случае он имел в виду Рогожина, были следующие: «Я тебе, — далее многоточие, — устрою, — снова многоточие, — праздник! Ты у меня запомнишь — многоточие, — ну, и так далее, про отдельные части человеческих тел — мужского и женского, ты понимаешь. А потом позвонил куда-то и доложил: «Я их всех натянул! Они припомнят еще меня! И я сейчас сделаю еще такое, что им даже не приснится!» Вот примерный текст, естественно, без изощрений и упрощенный до понимания обывателя. Между прочим, прошу особо отметить, это — транскрипция Татьяны. Представляешь, каким красноречием надо было обладать, чтобы даже родная мать смутилась. Короче, мальчик задумал какую-то подлость. Но он точно знает, где нотариус. Им была произнесена в телефон еще и такая фраза: «Он недельку-другую отсидится, а потом вернем его. В юридическом плане все у нас будет в полном ажуре, беспокоиться не нужно». Думай теперь, о чем это он говорил.