— Вы чего? Я что-то не то сказала? — удивилась женщина. — Так он же — дерьмо! Трусливое, поганое дерьмо… Вот послушайте… Ты, Паша, говорил, как этот козел твой, из госбезопасности, расписывал тебе, что они с твоей Катькой будут делать, так? А ты думаешь, что это у них одни слова, и они не будут, а только попугают?! Так вот, запомни: еще как будут! И тот козел — станет первым среди них Катьку насиловать. А ты, Сережка, тоже ничего не знаешь, я ведь тебе не говорила, потому что не хотела клин между этим дружком твоего отца и тобой загонять. Но он, к твоему сведению, уже не раз мне всякие грязные намеки делал! «А чего ты, девонька, мол, стесняешься? Или думаешь, что я уже старый конь, так хошь, хоть щас покажу? У меня еще получше некоторых молодых будет. И уж наверняка покрепче, чем у твоего Гусенка!» Что, съел? — яростно заорала она, почти срывая голос. — Вот так! А ты считал его другом семьи!.. Сучара он поганый, ментяра гнилой, слышать это имя больше не хочу!

Вконец растерянные мужчины ошарашено молчали, не решаясь даже и взглянуть друг другу в глаза. Многое они понимали в жизни, и знали, что эти полковники теперь, ну, и остальные с ними, не остановятся. Если их самих не остановить… Но откуда Ленка, спокойная, в общем, женщина, набралась таких выражений? Не знай ее, так прямо уголовница с бесконечными «ходками»!

— А я еще недавно у себя, в Черкизове, и не такое про этих гадов слышала! — воинственно вскинулась она снова. — Их же, как клопов вонючих, давить надо, а не сопли распускать!

— Успокойся, успокойся, Леночка… В общем, так скажу, девочки, — мрачно начал Уткин. — Самое вам время сейчас подумать о том, куда бы на недельку-другую отъехать из Москвы. К родственникам каким-нибудь, а лучше — к подругам, о которых никто здесь не знает. И посидеть там молча.

— Это зачем? — опять взвилась Ленка. — Неужели вы их испугались?!

— Нет, никто никого не боится, — вмешался Гусев, — но только мне кажется, Леночек мой дорогой, ты маленько поторопилась. Не надо было бы злить их и, тем более, не пугать. Их тоже не испугаешь, хотя мы уже сделали сегодня первый шаг, обратившись к медикам. Конечно, они теперь постараются все это дело прикрыть, а связи у них немалые, если не огромные, можешь поверить мне. Но что сделано, то сделано. Давайте-ка прямо с утра и попробуем вас спрятать.

— Я никуда не поеду, — спокойно заявила Катя. — Еще чего захотели! Чтоб я испугалась каких-то угроз?!

— А ты не хочешь понять, — вмешался Павел, — что в данный момент как раз именно ты для меня и есть самая главная моя опасность? Я ни о чем другом не смогу думать, ни о каких делах, кроме твоей безопасности. Ты — предмет шантажа, понимаешь это? Увезут, и у меня ничего не останется, даже сил для борьбы с ними, потому что они станут диктовать мне любые условия! Это тебе, надеюсь, понятно? И я буду вынужден их принять… Лю-бы-е! Катюша, надо же головой думать…

— А я чего делаю? — упрямо возразила Катя.

— Думаешь, но не о том, — примирительно заговорил Павел. — Ленка, и тебя, особенно после этого твоего демарша, все сказанное тоже касается в полной мере. Давайте, девочки, подумайте, куда, а мы постараемся завтра обеспечить ваш тайный отъезд. Чтоб развязать себе руки и действовать с уверенностью, что с вами ничего не случится. Думайте, умоляю вас!..

— Да чего тут думать? — вздохнула Катя. — Дайте-ка, я лучше позвоню Светке. Может, она чего умного подскажет.

— Кто это? — спросила Лена.

— А я сейчас вспомнила: у нее муж Иван тоже работает в милиции, только я не знаю, в какой. Может, правильнее было бы все-таки со знающим человеком посоветоваться? А Светка — моя приятельница, я с ней иногда у Нины, ну, у нашей парикмахерши, пересекаюсь. И болтаем, чтоб не скучно было.

— Ну, позвони, Катюш, — покорным голосом откликнулся ее муж, мрачно уставившийся в окно.

Во дворе к вечеру съезжались машины. С большинством их хозяев Павел был знаком, многим даже помогал советами, а то и чинил, но это решительно ничем его не успокаивало. Вот так подъедет чья-нибудь тачка, а Катька, как назло, отправится мусор в бак выбрасывать, поскольку о мусоропроводе в их доме только мечтают. Выйдет — и не вернется… Нет, такого допустить нельзя. А в том, что угроза Ловкова вполне реальна, он ни минуты не сомневался. Он же — иезуит проклятый!..

— Светка, привет! Слушай, тут у меня такое дело. Но только не к тебе, а если бы ты позволила, то к твоему мужу. Нельзя?

Подруга, очевидно, удивилась — судя по выражению лица Кати, — но Ивана подозвала к трубке.

— Слушаю вас, здравствуйте, — вежливо заговорил Иван Рогожин. — У вас, надо понимать, — с юморком спросил он, — заботы по моей части? Только вы знаете, чем я занимаюсь?

— Нет, Света мне не говорила.

— Я бандитов ловлю, а к разным квартирным драмам и соседским разборкам отношения стараюсь не иметь. Этим другие занимаются.

— Иван, вы простите, но у меня дело очень серьезное, и связано оно с конкретными, именно бандитскими действиями на фирме у моего мужа…

— Это с рейдерством что-нибудь связанное?

— Простите, сейчас… — Она отодвинула трубку от уха и спросила у мужа: — Иван спросил про рейдерство, это — что?

— Не совсем то, хотя… — Павел усмехнулся. — Знаешь, что, дай-ка лучше трубочку мне. Я наверняка правильнее объясню. Если можно, разумеется. И еще, спроси хотя бы, это удобно, беспокоить так поздно занятого человека. Может, он ужинает, ты бы все-таки поинтересовалась… — укорил он жену. Но Катя уже словно почувствовала присутствие возможной удачи.

— Иван, скажите, мог бы мой муж, его Пашей зовут, задать вам несколько вопросов? Дело касается именно его и партнеров. Их зверски избили сегодня, требуя, чтобы они передали свои предприятия в управление бандиту, служившему в госбезопасности. И еще там есть один, но тот — из МВД. Оба отставные полковники, представляете, а ведут себя, как чистые уголовники.

— Передайте ему трубку, попытаюсь понять, что вас беспокоит. А Светка потом просит не бросать трубку, она тоже что-то сказать вам хочет…

Разговор двух знающих людей, которым с первых слов уже ясно, что они понимают друг друга, длился недолго. Сначала Павел, стараясь избежать лишних подробностей и уж вовсе не расписывать тот кошмар, который они с Сергеем пережили сегодня, и что, кстати, зафиксировано в медицинских заключениях, рассказал о сути проблемы с тремя фирмами. От первого денежного займа полковника Ловкова до его собственного целенаправленного «вползания» в успешно развивающееся дело, причем дело государственной важности, но которое его самого, со всей очевидностью, не устраивало. Короче говоря, бывший полковник ФСБ сознательно приготовил производственному объединению быстрые, однако и весьма прибыльные для себя похороны. Ну, а дальше проинформировал и обо всем остальном, включающем избиения и угрозы женам руководителей. Короче говоря, что делать в этой ситуации? С кем разговаривать? Кому жаловаться? Хотят вот в Генеральную прокуратуру завтра отнести жалобу, но ведь ясно, что пройдет много времени, а эти высокопоставленные бандиты уже ни перед чем не остановятся и доведут свой разбой до логического завершения, лишив государство нужной ему продукции, а сотни людей — работы. Прятаться от них, что ли? А кто тогда будет сражаться и отстаивать производство?..

Назвал он и фамилии обоих отставных полковников. Не забыл и о недавнем «взрыве» разъяренной Ленки. Та, слушая, только огорченно качала головой: надо же, как эти мужики несчастные поняли ее искреннюю заботу о них! Никакой благодарности, одни насмешки. И насупилась обиженно.

А потом в течение еще, примерно, десяти-пятнадцати минут Павел молчал, только живая и бурча в трубку: «Угу… Понятно…» Закончив разговор словами признательности, он передал трубку жене и повернулся к друзьям.

— Знаете, кое в чем он, в самом деле, помог. Сейчас расскажу, пусть Катюшка закончит свой дамский треп.

Но Катя услышала и обиделась, правда, лишь погрозила мужу кулачком, а затем стала что-то старательно записывать на листке бумаги. Наконец, положила трубку и победоносно взглянула на мужа: