— Для меня это и было хорошей идеей, — сказала Джинива. — Я была наркоманкой. Моя жизнь была бардаком. Наверное так и осталась бардаком там. Я согласилась на те же условия, — она усмехнулась. — Теперь я не только чистая — я не смогла бы опять заторчать, даже если бы захотела.

— Ну и как здесь все на самом деле? — спросил я. — В смысле, до меня доходили... слухи.

— О, рабство и все такое? — она улыбнулась, сделав отстраняющее движение. — Забудь. Пока тебе наплевать, что ты делаешь грязную работу для людей, которые тебя презирают, все нормально. Нам даже Церковь не надоедает. Душ ведь нет, чтобы спасать, понимаешь?

— Что насчет законов, полицейских Доминиона?

— Патрулируют. Поддерживают порядок. Наблюдение повсюду. И на этом все. Никаких законов для таких, как мы. Даже документы не проверяют.

Я не мог представить, чтобы в подобном месте не было законов. Оно было слишком мирным. Что касается проверок документов...

Я посмотрел на свои руки. Ни морщин, ни сбитых костяшек, ни волос на запястьях, первая грязь собралась под ногтями.

— Что помешает любому из нас прикинуться гражданином?

Джинива сморщила нос:

— У наших тел особый запах. Мы сами не чувствуем его, и он не неприятен для граждан, мы же должны работать на них, в конце концов, — но не перепутаешь. Так мне говорили.

— Хитро, — сказал я. — Лимбическая система.

Она не знала, что это такое, и я ей рассказал.

— А, ну да, — сказала она. Она уже казалась заскучавшей.

— Почему ты ждала рядом с магазином тел?

— Я не ждала, — слишком горячо сказала она, — я работаю здесь неподалеку. Просто проходила мимо.

Она видела, что я сомневаюсь.

— Нет, правда, — сказала она. — Каждый раз, когда я вижу, что кто-то выходит из магазина и пялится на город с отвисшей челюстью, я говорю привет.

— И угощаешь их кофе?

— Иногда, — она улыбнулась, — если они выглядят интересными.

— О. Надеюсь, я все еще интересен.

— Да, — сказала она. — Ты интересный лжец.

Она допила остатки зеленой жидкости:

— Пошли.

Я пошел за ней. Она вела меня вокруг перекрестков, туда, где аллеи были уже и глубже. В конце концов она остановилась. Мы были на каком-то заднем дворе, только без травы, мусора или дверей, просто несколько пустых квадратных метров, оставленных по архитектурной случайности. Потрепанные стены громоздились, как горы картона, а над ними розовело окошечко неба.

— Здесь разговаривать безопасно, — сказала она.

— Ты говорила, что везде наблюдение.

Она недовольно покачала головой:

— Мы не такие важные фигуры, чтобы за нами шпионить. Доминион интересуют только улицы, магазины и места вроде кафе, — она передернула плечами. — Конечно, здесь и бисерные камеры, и пылинки-микрофоны разбросаны повсюду. Черт с ними. Никак Доминиону за всем не уследить, даже с помощью ИИ. Так что говорите, мистер Уоррен Дач.

Я позволил себе нахмуриться:

— О чем говорить?

— О том, кто ты на самом деле. И чего ты хочешь.

— Минуту, — сказал я. — Во-первых, почему ты думаешь, что я не тот, за кого себя выдаю? А во-вторых, откуда мне знать кто тытакая? Если бы Доминион хотел следить за новоприбывшими синтами, кто-нибудь вроде тебя очень пригодился бы. И делал бы то же самое, что и ты.

Горький смех Джинивы гулко отозвался от стен колодца:

— Если бы ты был тем, за кого себя выдаешь, ты бы сам ко мне подошел. Если бы ты был прошедшим подготовку агентом, ты не пошел бы за мной сюда. Если бы я была шпионкой Доминиона, я бы не привела тебя сюда. Ты думаешь, этим тварям нужны признания? Им не нужны даже пытки.

— Не понимаю, — сказал я.

— Смотри, — терпеливо сказала она. — Многие страны хотели, — она покачала головой, как будто оговорилась, — хотятзнать, что здесь затеял Доминион. Я имею в виду, что официальная цель Доминиона — завоевать мир, так что все остальные вынуждены беспокоиться о закрытой марсианской колонии. Как легче всего внедрить туда шпионов? Как это вообще возможно сделать? Тем же способом, которым ты попал сюда. Так что Союз и европейцы — у Конфедерации недостает мощностей — и остальные посылали их в количестве. Большая ошибка. Здесь, давай прикинем, около десяти тысяч синтов. Сто тысяч граждан...

— Что? — вскинулся я. — Уже?

Я знал, что ядерный космолет Доминиона курсировал между Марсом и космодромом в Неваде, но я не представлял, что численность уже настолько выросла.

Джинива нахмурилась, кивнула и подняла руку:

— Я объясню. Дай мне закончить. Граждане — это выдающиеся деятели Доминиона, самые лучшие и яркие, и их дети, всех тщательно проверяют. Синты — дубликаты отчаянно бедных людей, сброда, авантюристов, отребья. Большинство делает за граждан черную работу, потому что другой нет, или пытается заработать монетку у себя на Задворках. Шпиону здесь ничего не светит, большинство синтов с радостью выдадут его за хорошую прибавку, и, в любом случае, работа в городе под прикрытием не приближает ни к каким секретам. Не то чтобы здесь можно было устроиться доверенным секретарем, лаборантом или кем-нибудь в этом роде. Повара, уборщики, грузчики, дворецкие. Ни у кого из них нет доступа ни к чему.

— А наложницы? — спросил я.

Джинива кивнула:

— Такое иногда бывает, — сказала она. — И с мужчинами, и с женщинами. Мы не люди, так что это не считается прелюбодеянием или блудом. Но мы и не звери, так что это и не мерзость перед лицом господа. В книге Левит ничего не говорится о синтах. Синты и люди не могут иметь потомства, хотя синты здесь в любом случае бесплодны, но ты понимаешь о чем я, так что никаких осложнений. И, судя по тому, что я слышала, никаких разговоров в постели. Вставил, вынул и пошел. Никаких эмоциональных привязанностей. Они презирают нас и презирают себя за то, что трахают нас и по-всякому самоудовлетворяются с нами.

Что-то в ее голосе заставило меня подумать, что она судит не только по слухам.

— Открывает возможности для шантажа, — задумчиво сказал я.

— Ты не понял, да? Это не грех.

— Это я понял. Но остается стыд.

Она задумалась:

— Да, для некоторых способов самоудовлетворения. Шанс попасть на того самого человека при том самом стечении обстоятельств невелик, тебе не кажется?

— Ага. Что случилось с провалившимися шпионами?

— Их допросили и обменяли, насколько я знаю.

Ну, по крайней мере один способ возвращения есть. Не то чтобы меня тянуло его попробовать.

— Ладно, — сказал я. — Ты расскажешь мне, что ты здесь делаешь, а я расскажу, что я.

Она сказала, что работает на Задворках, выполняя дурацкие поручения здесь и там. Например, ищет новоприбывших и направляет их в определенное агентство по трудоустройству. Нельзя знать заранее, когда и из какого магазина выйдет пополнение, поэтому она время от времени дежурит и у самых бесперспективных. Так она набрала довольно много клиентов для агентства. Сама она не ходила в город, с тех пор, как... ладно, об этом она не хотела разговаривать.

Я сказал ей, что понимаю.

Потом, не упоминая об остальных, я рассказал ей о своем задании. Она рассмеялась мне в лицо.

— Что такого смешного? — спросил я.

— Я соврала, — сказала она. — Просто, чтобы посмотреть, скажешь ли ты правду. Наверное, это правда. Ты даже не представляешь...

— О чем ты соврала?

Она помедлила, как будто не зная, с чего начать.

— Во-первых, — сказала она, — здесь не десять тысяч синтов и не сто тысяч граждан.

Бух. Ох.

— Здесь сто тысяч синтов и миллион граждан.

О боже.

Я знал, что означают эти числа, и иррационально не хотел это осознавать.

— Сколько прошло времени? — сказал я наконец, — С тех пор, как это место...

— Пятьдесят семь лет, — сказала она.

Я потерял дар речи. Число отдавалось у меня в мозгу как удары гонга. Пятьдесятсемьлетпятьдесятсемьлет. Мое задание провалилось даже до того, как я вылупился из нанокорыта.