— Штырь, 1985 год, — сказал и провалился в темноту, где дышалось намного легче.
***
Странная блажь деда Сергея, всю жизнь проработавшего трактористом, не поддавалась объяснению. Он каждое лето ездил в Москву, обходил все парки, аллеи парков, ходил на Красную площадь, а дома рисовал картины сказочной панорамы — город с воздушными мостами, легкими планерами в воздухе, навесными дорогами, красивыми парками. Ни на одной картине не было заводских труб, а на одной даже не было Мавзолея Ленина. Близкие считали это легким сумасшествием после глубокого необъяснимого обморока, который он пережил в детстве, а дед Сергей их не разочаровывал. Он слышал, что сказал спасатель, после того, как он назвал год,
— Всего год осталось до развала великой страны.
И уже на краю возвращающегося сознания, до него донёсся взволнованный голос Лены,
— Но ведь страна возродилась, Сережа, слышишь, у нас 2147 год!
Белый холст впервые не поддавался. Вот уже час восьмидесятилетний Сергей Иванович сидел перед ним и не мог вызвать ничего из памяти, чтобы рука с кистью начала уверенно воспроизводить увиденное в давнем сне.
— Дедушка, дедушка, — к нему со всех ног бежала внучка Светланка.
— У нас в художке сказали, что объявляется конкурс картин «Москва 2147»! Что мне нарисовать?
— Нарисуй аллею из корабельных сосен, а в конце аллеи бежит девочка, не касаясь тропинки ногами, словно летит. Возьми мой холст.
Александр Рубер
День на экваторе
Транспорт космического лифта приближался к Земле, проходя последние сотни километров своего долгого двухдневного пути с геостационарной орбиты. Лифт постепенно сбрасывал скорость с почти тысячи километров в час так, что дополнительное ускорение, учитывая все еще слегка пониженную, по сравнению с поверхностью Земли, силу тяжести, было незаметно.
Над восточной Африкой, где точно на экваторе, недалеко от берегов озера Виктория, находилась наземная станция лифта, уже светило солнце, и пассажиры лифта, проснувшись, собирались на завтрак в маленьком, но уютном ресторане. Внутренний радиационный пояс Земли был пройден еще ночью, защитные шторки, закрывающие окна, были подняты, и из находящегося на восточной стороне транспорта ресторана открывался великолепный вид на Индийский океан. Среди пассажиров были двое, слегка загорелый молодой человек, одетый в белоснежную рубашку и светлые брюки, и стройная девушка с русыми волосами до плеч, тоже одетая в светлое, сидевшие за одним столиком.
— С одной стороны, раннее прибытие — это хорошо. С другой — не люблю я так рано вставать, — заметила девушка, запивая ароматным кофе тост с джемом.
— Да, просыпаться рано утром — это неприятно, — согласился молодой человек, голос которого звучал несколько сонно. Он пытался бороться с остатками сна таким же способом — с помощью кофе. Конечно, современная фармацевтика предоставляла более действенные (и при этом совершенно безопасные) средства, но отнюдь не такие вкусные.
— Зато будет время еще раз посмотреть город. На берегу озера я, например, не была. А ты ведь жил здесь почти два месяца!
— Набережная там очень красивая, я гулял по ней пару раз. Но, Алиса, как я уже рассказывал, в те два месяца я был, можно сказать, ошеломлен.
— Ну, Роберт, это же было положительное потрясение, — улыбаясь, ответила Алиса.
— Это была почти непрерывная череда положительных потрясений. А после того, как я приехал в университет, выяснилось, что она отнюдь не закончилась...
— А она и не закончится, — с улыбкой ответила Алиса, допивая кофе.
— Кстати, интересно, а насколько часто студенты вроде нас могут путешествовать на лифте? — спросил Роберт, — понятно, что если я вдруг попробую заказать еще один билет для подъема на станцию, скажем, через неделю — я его не получу. А если через полгода?
— Хочешь опять отправиться в космос в летние каникулы? Через полгода билет тебе дадут, как и мне, если подать запрос заранее, — ответила Алиса, — чаще на космическом лифте могут путешествовать разве что те, кому это действительно нужно, например члены экипажей космических кораблей.
Я имею в виду этот лифт, — второй, бразильский, сейчас занят исключительно доставкой грузов. А раз в полгода подняться на станцию или слетать на Луну может любой студент, и в этом есть смысл — должен же человек посмотреть мир, в котором ему предстоит жить, трудиться и творить!
— Совершенно с тобой согласен. И я, похоже, начинаю входить во вкус путешествий. А по поводу летних каникул я еще не думал, — ответил Роберт, — жаль, что их не хватит, чтобы слетать на Марс.
— Да, только если переводиться в Университет Скиапарелли, — согласилась Алиса, — там, конечно, интересно, но он ... маленький. Я во время школьных экскурсий его весь обошла. С другой стороны, поехать туда на практику курсе на четвертом...
— До этого еще долго. В то же время межпланетники летают все быстрее и скоро до Марса можно будет добраться меньше чем за месяц, — заметил Роберт, — если там найдутся места для студентов.
— Раз в год — найдутся, — ответила Алиса.
— А про экспедиции ты не думала?
— Про них думать пока еще рановато. Попасть туда будет не так просто даже таким отличникам, как мы, — экспедиции немногочисленные.
— Берут только лучших специалистов, как и раньше, — согласился Роберт.
— Да, так было практически всегда и будет дальше. Хотя до Битвы был такой странный период, когда в космос отправлялись непрофессионалы, за деньги — огромные деньги. Не на Луну, конечно, и не на Марс, а на околоземную орбиту.
— Туризм для очень богатых? Я про него даже не знал.
— Я как-то об этом читала. Всего лишь незначительный эпизод, как и все попытки коммерциализации космических полетов. Космос не для капитализма.
— Но лифт они все-таки построили, — заметил Роберт, — хотя это был искусственный бум, созданный, чтобы пристроить капиталы и рабочие руки.
— Именно. Я видела расчеты — он просто не мог окупиться, к тому же нам его пришлось модернизировать сразу же после Битвы. Последний пузырь перед последним кризисом.
Тем временем за окном, внизу, на востоке, уже можно было рассмотреть вершины горы Кения и хребта Абердэр. Большое табло, висящее на стене ресторана, показывало две высоты — над уровнем моря и над вершиной легкого конуса, венчавшего пирамиду наземной станции. Вторая уже отсчитывала последние километры длинного путешествия — транспорт приближался к конечной точке своего пути. Углеродные ленты, протянувшиеся более чем на тридцать пять тысяч километров, начинались здесь, на высоте пятидесяти километров над поверхностью Земли.
— Пора собираться! — сказала Алиса, взглянув на табло, и стала подниматься из-за стола.
— Да, — согласился Роберт, на которого, похоже, наконец-то подействовал выпитый кофе.
Плавно остановившись, транспорт пристыковался к двум герметичным переходам, ведущим к скоростным лифтам уже более традиционной конструкции, призванным преодолеть сорок с лишним километров и, двигаясь вдоль оси легкого конуса, доставить пассажиров и грузы на вершину пирамиды наземной станции. Сила тяжести здесь была уже почти нормальной.
Алиса и Роберт направились к выходу и вместе со всеми остальными пассажирами перешли в большую кабину скоростного лифта, оснащенную креслами.
— Пожалуй, надо покрепче взяться за поручни, — заметил Роберт, усаживаясь в кресло с мощными подлокотниками, за которые было удобно держаться, и пристегивая ремень безопасности, — хорошо, что я уже побывал в невесомости, ведь спускаться на этом лифте мне не приходилось — только подниматься.
— Да, в начале спуска будет почти невесомость, но она такая же, как и в конце подъема, — ответила Алиса, усаживаясь в соседнее кресло, — и я заметила, что ты прекрасно ее переносишь. Для меня, конечно, лучше уменьшенная гравитация по отношению к земной, чем увеличенная...